* * *
Когда Олдвин добрался до знакомой двери, пот стекал с него ручьями. Он чувствовал себя совершенно вымотанным. Перед его глазами вспыхивали разноцветные огни, в голове гудело, и ему казалось, что все его тело налито огнем и пылает. Больше всего на свете он боялся сейчас, что упадет без чувств и не сумеет попасть в комнату. Помещение, которое несколько поворотов клепсидры назад еще воспринималось им как тюрьма, как место скорби и вечной тоски, откуда никогда не будет исхода, сейчас представало как единственно возможное убежище.
- Еще чуть-чуть, - подгонял себя Олдвин, заставляя двигаться вперед.
Он уже различал желанную цель, но ноги отказались держать его, и ученый бритунец пал на четвереньки. Он упрямо полз, передвигая колени и чувствуя под локтями твердый камень.
Вот уже дверь. Олдвин приподнялся, схватился за нее руками и потянул. Она нехотя отворилась, и Олдвин из последних сил вполз туда. Дверь сама тихо затворилась за ним.
Олдвин очнулся на полу. Он лежал и смотрел на знакомые две кровати, на стены и потолок. Конана здесь не обнаружилось, и в первое мгновение Олдвин обрадовался этому обстоятельству. Не хватало еще, чтобы варвар застал его в момент слабости!
- Тридцать один - забавное число, - пробормотал Олдвин. - Полагаю, имеет смысл сделать на эту тему небольшое сообщение в Академии. Нужно будет записать… Попросить таблички и записать…
Впрочем, тридцать один сундук с драгоценностями на брата - это достаточно, чтобы купить себе новые таблички для записей… О, можно купить целые горы табличек для записей! Тридцать один сундук на брата. Да, так лучше всего.
- Эй, - прозвучал голос киммерийца, - что это с вами, приятель?
Олдвин замер, словно насекомое, насаженное на булавку. Страх пронзил его и заставил замолчать.
Загорелая физиономия Конана возникла прямо перед глазами Олдвина. Киммериец выглядел таким довольным, он ухмылялся с таким победоносным видом, что Олдвину мгновенно захотелось подсыпать ему в питье какого-нибудь сильнодействующего яда. Такого, чтобы убивал долго и мучительно.
Вероятно, эти мысли отразились на лице бритунца, потому что Конан сказал:
- Вы скверно выглядите. Что с вами случилось?
- А что я делал? - осторожно поинтересовался бритунец. Сейчас, когда рядом находился Конан, наваждение, связанное с сундуками, почему-то испарилось.
- Ну, вы изволили бормотать разные глупости… Меня поразил способ, которым вы проникли в комнату. Впервые вижу академика, который вползает в свои апартаменты на четвереньках.
Олдвин подумал о некоторых из своих знакомцев и мысленно решил, что не может с чистой совестью повторить ту же фразу, какую только что произнес Конан. Он лишь проворчал:
- Помогите мне забраться на кровать. Голова кружится. Кстати, что вы думаете насчет тридцати одного сундука?
- Довольно отвлеченное понятие, - сказал Конан, взваливая Олдвина на кровать.
Тот поморгал, осваиваясь со своим новым положением в пространстве, и продолжил:
- Тридцать один сундук, набитый сокровищами, - это вещь вполне реальная.
- Вы обнаружили их сокровищницу? - насторожился Конан.
Олдвин приподнялся на кровати, опершись на локоть.
- У вас потрясающе организованный ум! - воскликнул он. - Как это вам удается смотреть в самый корень вещей?
Конан, изображая скромность, пожал плечами.
- Большой практический опыт. Когда человек со слабыми нервами начинает бормотать про тридцать один сундук, это означает, что его охватила лихорадка кладоискателя. Она редко заканчивается чем-то хорошим.
- Да, - признал Олдвин, - я нашел их сокровищницу.
И едва он выговорил эти слова, как лихорадочное состояние отпустило его. Теперь он вполне ясно различал окружающую обстановку, видел Конана, со скрещенными ногами сидевшего на второй кровати. В голове прояснилось. Все, о чем он думал раньше, предстало Олдвину непростительной глупостью.
- Я набрел на нее случайно, во время своей прогулки по здешним коридорам, - рассказал Олдвин. - Если то, что я увидел, не было обманом зрения, то… В общем, там очень много.
- Еще бы! - воскликнул Конан, блеснув синими глазами. - Они ведь занимались разбоем на протяжении нескольких сотен зим.
- Полагаете, мы сможем завладеть хотя бы толикой… - начал было Олдвин, мысленно проклиная себя за то, что возвращается к прежней теме. Он уже знал, что раздумья об этом чреваты бредом и лихорадкой.
- Полагаю, сперва нам следует понять, каким путем мы будем выбираться отсюда, - спокойно ответил Конан. - Ну а когда главное станет нам ясно, найдется время поразмыслить и о второстепенном.
- Расскажите об аудиенции у ее величества, - спохватился Олдвин. За всеми этими переживаниями он совершенно упустил из виду, что Конан побывал в личных апартаментах королевы и имел с нею личную беседу. - Какова она?
- Гуайрэ? - Конан усмехнулся. - Очень горяча в постели, вот что я вам скажу, приятель. Хороша необыкновенно. И кожа у нее бархатистая, а волосы пахнут какими-то удивительными благовониями - я таких ни на одном базаре не встречал.
Олдвин так и подпрыгнул, едва не свалившись при этом на пол.
- Уж не хотите ли вы сказать, что занимались с королевой… с ее величеством…
- Именно, - подтвердил Конан. - Мы неплохо провели время. Знавал я многих девчонок, но Гуайрэ почти всем им не чета. Впрочем, чему я удивляюсь! Если ей действительно больше тысячи зим, у нее было время соскучиться по мужской ласке.
- Проклятье, Конан, - сказал, помолчав, Олдвин, - вы сейчас просто отвратительны. Образец самодовольства и дурного вкуса.
- Если бы вы видели Гуайрэ, вам не пришло бы и в мысли говорить о дурном вкусе. Она прекрасна, - заявил киммериец. - Она кое о чем меня просила… Видите ли, при ее дворе сейчас существует довольно сильная оппозиция. Да, да, в этом трудно поверить, но в окружении Гуайрэ есть люди, которым не нравится жить в замкнутом пространстве. Кажется, мы об этом краем уха уже слышали… Королева просила меня встать на ее сторону и помочь ей в решающей битве. А она предполагает, что скоро все подспудные течения и тайное недовольство выйдут на поверхность и обретут то, что в вашей Академии назвали бы "материальным воплощением". Короче говоря, она боится бунта своих приближенных и просит нас защитить ее.
- И что вы решили? - осторожно поинтересовался Олдвин.
- Я еще ничего не решил, - ответил Конан. - Лично я считаю, что всем этим господам лучше бы сидеть в своих песках посреди пустыни и не распространяться по всему свету. Эта изоляция на пользу не только Гуайрэ, но и жителям соседних держав.
- Да, да, - закивал Олдвин, - вы абсолютно правы… Но мне совершенно не нравится, что нас втягивают в какие-то придворные интриги. Есть в этом что-то нехорошее. Нездоровое. Сплетни, тайные переговоры, подозрения, "у стен есть уши" - и все такое… По-моему, это недостойно.
- Скажите просто, что боитесь, - фыркнул Конан.
- Почему бы и нет? - Олдвин поднял брови. - Не вижу ничего зазорного в том, чтобы бояться придворных интриг. Выиграть в этой игре трудно, а мы к тому же плохо разбираемся в обстановке и совсем не знакомы с действующими лицами.
- Кстати, различить друзей и врагов будет очень просто, - сказал Конан. - Интимные приближенные Гуайрэ - золотоволосы, как и она. Они поддерживают королеву во всем. Черноволосые почти все желают выйти за пределы маленького королевства и
захватить пару соседних областей… Впрочем, это не означает, что возможны исключения.
- Вот видите! - разволновался Олдвин. - Мы должны действовать как можно более осмотрительно.
- Именно, - Конан широко зевнул. - А сейчас, коль скоро других дел у нас с вами нет, я бы поспал. Устал, знаете ли. Утомился, выполняя свой дипломатический долг. Если произойдет что-нибудь ужасное, разбудите, но только в этом случае - и ни при каких других обстоятельствах не вздумайте меня тревожить!
Глава четвертая