- Глядя на вас, этого не скажешь, - прищурился Конан.
- Чистая видимость… Впрочем, этот браслет мне дорог вовсе не потому, что он золотой. Взгляните, какая изящная работа. Мне подарила его моя покойная невеста. Я ношу его в память о ней.
- Ясно, - сказал Конан.
Он не стал говорить Рувио, что совершенно такой же браслет вручила ему Эригона. Старуха явно бывала в этом доме и прежде. Браслет она точно украла отсюда. А может быть, в числе ее знакомцев - ювелир, изготовивший эту вещицу? Или же старуха имеет какое-то отношение к смерти Майры?
Конан неловко извинился перед Рувио и вернулся в покои к старухе. Она уже проснулась и встретила своего телохранителя радостно.
- Осмотрелись?
- Да.
- Вам понравился дом?
- Сад понравился мне больше. Кроме того, я видел обоих женихов Майры.
Старуха напряглась.
- Они оба здесь?
- Кажется, хозяин дома рассказывал вам об этом.
- Не помню… - Она потрясла головой и взглянула на Конана испуганно. - Кажется, я и впрямь теряю рассудок… Забываю самые простые вещи.
- В этом нет ничего удивительного, учитывая ваш возраст. Надеюсь, вы успеете найти бедняжку Майру до того, как помрете от старости. Это будет вашим последним - или единственным? - добрым делом в жизни.
- Да, да, - слабо покивала старуха. - Ну так что женихи?
- Говоря коротко, они подрались.
- Боги! Кто-нибудь ранен?
- Нет, разве что Рувио получил пару царапин.
- У Аркамона был нож. Я так и подумала.
- Нет ничего удивительного в том, что у знатного человека при себе нож, - возразил Конан. - И то, что он пустил его в ход, когда пришла нужда…
- Да, но ведь Рувио этого не сделал!
- У меня такое ощущение, будто и вы неравнодушны к Рувио.
Старуха устало опустила морщинистые веки. Видно было, как перекатываются ее глазные яблоки.
- Мужчины как дети, - сказала она. - Они любят игрушки. Старики тоже как дети и тоже любят игрушки…
- Кстати, об игрушка, - заговорил Конан. - Помните, любезная Эригона, тот браслет, который вы вручили мне в виде аванса? Красивый такой золотой браслет? Еще посоветовали не продавать его здесь, в Шадизаре, а потерпеть до какого-нибудь другого города, где эту вещицу никто не узнает…
Старуха молчала.
Конан наклонился над ней.
- И знаете что меня удивило сегодня, пожалуй, больше всего? На руке у Рувио точно такой же браслет.
- Что? - удивилась старуха, но так ненатурально, что даже очень простодушный человек вряд ли позволил бы ввести себя в заблуждение. - Какой еще браслет у Рувио? Я не понимаю, о чем вы говорите.
- Я говорю о том, что Рувио имеет точно такую же безделушку, что и я. Откуда у него эта вещь?
- А он что говорит?
- Он сказал, что ему подарила Майра. В знак любви. А я думаю, он лжет. Я думаю…
- А я вообще не думаю! - объявила старуха. И запела весьма фривольную песенку, которую наверняка подхватила в кабаке Абулетеса.
Конан попытался еще раз вернуться к разговору о браслете, но тщетно: Эригона либо напевала, либо закатывала глаза и притворялась спящей, либо вдруг начинала хохотать, сотрясаясь всем своим истощенным телом. Последнее зрелище было настолько жутким и отвратительным, что киммериец в конце концов прекратил расспросы и оставил Эригону в одиночестве.
Завтрак приготовили прямо в саду, о чем Конану сообщила хихикающая служанка.
- Вы спите, мой господин? Сладко ли вам было в опочивальне с мумией?
- Прямо как в склепе, - буркнул киммериец.
- А вы ночевали в склепах?
- Чем я только не занимался в склепах, моя дорогая… Кстати, как тебя зовут? Мы с тобой, можно сказать, близкие друзья, а я до сих пор не выяснил, как мне тебя называть.
- "Дорогая" и "милая" - очень хорошие имена.
- Да, но слишком распространенные. Иной раз крикнешь наугад: "милая" - и бегут к тебе сразу пять служанок, две шлюхи, одна повивальная бабка и одна кошка…
- Не слишком-то вы вежливы, мой господин.
- Есть дела, в которых вежливость просто неуместна.
- Ладно, - служанка сделала вид, что обиделась, но не вытерпела и громко фыркнула от смеха. - Меня зовут Ильвара.
- Как тебя зовут? - переспросил Конан.
- Ильвара… А что?
- Красивое имя, - ответил варвар. - А что?
Она засмеялась и поцеловала его.
- Будите свою мумию, мой господин. Хозяин дома приглашает всех к завтраку. Накрыли в саду, по обыкновению. Дом-то разрушается. Здесь нужно много денег, чтобы все привести в порядок, вот хозяева и придумали: если у них в имении кто-то гостит, накрывать к столу прямо под деревьями. Мол, так роскошней. По мне, какая разница, но господин Ларен желает выглядеть эксцентричным, если уж не в состоянии выглядеть богатым…
Конан пожал плечами и принялся расталкивать старуху.
Она с трудом проморгалась. За ночь на ее ресницы налипли комочки гноя, так что ей пришлось очищать глаза пальцами.
- Старость не радость, - сообщила она, увидев Конана. - А безобразная внешность - вообще проклятие.
Киммерийцу показалось, что эта сентенция адресована лично ему, хотя старуха, несомненно, говорила о самой себе.
- Что-нибудь дурное за ночь случилось? - осведомилась она.
- Почему непременно дурное? - удивился Конан.
- Вы что же, голубчик, никого не обесчестили? - она выглядела недовольной. - Зря теряете время.
- Если верить Аркамону, то это Рувио обесчестил Майру, из-за чего та и утопилась.
- Сущее вранье! - сердито произнесла старуха. - Никто никого не… впрочем, это к делу не относится. Подай мне одеться, раз уж эта бездельница Ильвара ушла.
- Вы знали имя служанки? - удивился Конан.
- Разумеется, она ведь назвала его вам.
- Так вы не спали?
- И вы еще рассчитываете дожить до моих лет? - возмутилась старуха. - С наблюдательностью как у пожилой коровы и находчивостью как у страдающего одышкой мопса? Голубчик, либо вы сильно себе льстите, либо крепко недооцениваете человечество…
- Смотрите, как бы вам самой не оказаться в дурах, - проворчал Конан себе под нос. - Вы будете не первой, кто принял меня за глупого и неотесанного варвара.
- Зато я первая, кто сравнил вас со страдающим одышкой мопсом, - парировала старуха. - Спорим, я первая?
- Я не буду спорить.
- Но я первая?
- Лучше надевайте вот это платье… Оно поможет окружающим смириться с вашей внешностью.
Рядом с кроватью лежало принесенное служанкой Ильварой длинное бесформенное платье, разукрашенное бахромой и маленькими самоцветами. Оно было таким ярким и так сильно блестело и переливалось, что невольно притягивало к себе взгляд - и, соответственно, отвлекало его от лица самой старухи.
Старуха выбралась из кровати и спустила на пол ноги. Ноги у нее были как спички, высохшие и коричневые, ногти - длинные, черные, загибающиеся, как у птицы. Конан с трудом подавил отвращение. "Если бы она была, предположим, не человеком, а гарпией, я не находил бы ее такой безобразной, - подумал он. - Напротив. Для гарпии она просто очаровательна. Так что следует думать о ней как о чудовище. Об очень симпатичном чудовище".
Он натянул на свою нанимательницу ее блестящий наряд, помог ей спрятать серый пух - волосы - под тонкое покрывало и в конце концов нашел ее вполне привлекательной. Для гарпии, разумеется.
Вместе с Конаном Эригона вышла в сад. Она шагала медленно, наваливаясь на руку своего телохранителя. То и дело она останавливалась и озиралась. Многое в саду представлялось ей интересным, причем чаще всего ее внимание привлекали самые обычные, невинные предметы, вроде клумбы с уже отцветающими цветами или старой скамьи в тени раскидистого дерева.
Наконец они добрались до стола, поставленного на лужайке неподалеку от пруда.
Конан остановился.
- Странное место они выбрали для завтрака! - произнес он. - Наслаждаться яствами там, где погибла их дочь!
- Возможно, им кажется, что бедняжка Майра незримо участвует в трапезах, - возразила Эригона. - Многие народы, в том числе и дикие, верят, что их дорогие усопшие не покидают род, а остаются навечно и охраняют живых. И во время обеда для них выставляют отдельную миску с едой.
- Не знаю, как дикари, - ядовито молвил Конан, - но цивилизованные люди нередко…
Он не договорил. Из-за стола навстречу им поднялся единственный пока сотрапезник - Аркамон.
- Доброе утро, - приветствовал он старуху и ее спутника. - Так неловко вышло! Я пришел первым и сижу тут, созерцая выставленные на стол сладости. Я подобен одному персонажу из легенды, который был проклят ненасытным голодом. Гляжу на еду, но кушать не решаюсь.
- Почему? - удивился Конан. Он плюхнулся на мягкое сиденье, забыв прежде усадить свою нанимательницу (по правде говоря, это не пришло ему в голову) и с интересом оглядел стол.
Эригона устроилась на стуле и вперила взор в лицо Аркамона. Он беспокойно посмотрел на нее. Она надула пузырь из слюней, потом покачала головой и уткнулась лицом в ладони.
На столе стояли в вазочках цветочный мед и варенье. Кроме того, имелись тонкие сушеные хлебцы, явно предназначенные для того, чтобы обмакивать их в сладости, и несколько разных напитков в кувшинах.
Конан быстро исследовал содержимое кувшинов, нашел разбавленное вино и налил себе в большую кружку. Аркамон, не скрывая любопытства, следил за ним.
- Кажется, боги не обделили вас аппетитом, друг мой? - заговорил он с Конаном.
- Тот, кого боги обделили аппетитом, несомненно, проклят, - ответил Конан.
- Все-таки подождите, пока к столу выйдут другие, - мягко предложил Аркамон.