- Я был бы рад любому твоему совету, почтенный. Нечасто меня удостаивали своим разговором люди, вроде тебя, и не следует мне пренебрегать столь счастливым случаем.
Трифельс вздохнул.
- Многое бы я отдал, если бы и мой вождь был о моих советах того же мнения! К несчастью, у Салимбена, как он полагает, и собственная голова на плечах хорошо соображает. Соображать-то она соображает, да всегда ли это к добру… Ладно, будущее покажет, а тебя наше будущее, как я погляжу, и вовсе не касается. Отправляйся в Феризу. Город этот стоит недалеко отсюда, там много пришлого люда - никто не станет смотреть на тебя и госпожу Элленхарду удивленно, а задавать ненужные вопросы - тем паче. Попроси брата-богатея выслать тебе денег, чтобы устроиться получше. Житье там непривычное, что для тебя, что для твоей своенравной подруги, так что в этом вы сравняетесь между собою, и ни один не будет чувствовать себя обойденным. Живя в бумажном доме, она станет вспоминать о юрте, а ты - о глинобитной хижине своей матери. И народу там много разного. Заезжают бродячие торговцы и неприкаянные наемники. Глядишь, разузнаете что-нибудь и о пропавшем брате госпожи Элленхарды. А кроме того… - Тут старик понизил голос: - Говорят, в Феризе до сих пор существуют настоящие колдуны. Ясновидцы. Если вам повезет, найдете человека, который сумеет для вас увидеть, что угодно. Найдет и брата Элленхарды, вот и успокоится ее сердце.
Совет показался Тассилону настолько простым и хорошим, что он тем же вечером предложил Элленхарде уехать. У них были лошади и целых две коровы. Одну тотчас забили и наготовили мяса в дорогу, а вторую гнали с собой и съели уже на самых подходах к городу.
Дома, может быть, в Феризе и бумажные, зато стены вокруг города - каменные. И немаленькие: в добрых пять человеческих ростов, никак не меньше.
Путники долго препирались со стражей, доказывали свою благонадежность. Объясняли, что желают обосноваться в городе. На Тассилона здешние блюстители порядка глядели вполне благосклонно, даром что чернокожий - здесь и не таких видывали. Зато Элленхарда вызывала у них очень большие сомнения. Издавна главными врагами здешних обитателей были кочевники-гирканцы, бесцеремонные, дерзкие. От их-то набегов и огораживались стенами. Степняки налетали, как ураганный ветер, сметающий все на своем пути, убивали всех, кто пытался оказать хотя бы малейшее сопротивление, прочих захватывали арканами и волокли за своими конями - в рабство. Забирали женщин и молодых парней, а стариков, искалечив, бросали в степи умирать - не нужны старики, не работники!
Вот и Элленхарда казалась жителям Феризы весьма подозрительной. Все допытывались у ворот - для чего эта "косоглазая" сюда пожаловала? И пока Тассилон всеми богами, каких только знал, не поклялся, что девушка является его женой и пришла в город с ним вовсе не для разведки очередного разбойничьего набега, не желали отворять ворота.
- В недоброе время вы пожаловали в Феризу, - непонятно сказал им хмурый стражник. - Если уж и в самом деле решили за стенами обосноваться, то шли бы в Вендию или Кхитай. А здесь…
Он махнул рукой, но ничего объяснять не пожелал. Сами разузнаете, когда настанет время.
* * *
Улочки Феризы быстро пустели. Жители, только что деловито сновавшие вверх и вниз по мостовой, круто забиравшей на холм, на котором, собственно, и был разбит город, торопливо скрывались в своих домах. Стремительно задвигались бумажные перегородки, заменявшие здесь и двери, и окна со ставшей. Захлопывались двери лавок и многочисленных харчевен и закусочных, выделявшихся тут и там разноцветными вывесками. Разносчики товаров со своими тележками прятались за живыми изгородями, рыбаки, несущие связки рыбы на длинных жердях, положенных на плечи наподобие коромысла, искали убежища в первом попавшемся доме.
Тассилон и Элленхарда остановились посреди улицы, с удивлением наблюдая за этим поспешным бегством. Грозы, вроде бы, ничто не предвещало - солнце продолжало себе светить с ясного неба, нигде не было слышно ни грома, ни воя надвигающегося урагана… и тем не менее Фериза пустела, как будто невидимая гигантская метла выметала с обозримого пространства людей.
- Что происходит? - пробормотал Тассилон, лихорадочно соображая, стоит ли бежать и если да - то где им будет безопаснее. На Элленхарду в этом городе, как он убедился, смотрят с нескрываемым подозрением, так что поблизости вряд ли найдется какой-нибудь дом или лавочка, где им охотно предоставят убежище.
- Не зевай, не мешкай, ты!.. - обратилась к Тассилону какая-то незнакомая торговка с корзиной зелени на голове.
Он быстро окинул женщину взглядом. Та выглядела вполне добродушной старой дамой из почтенного племени вечных уличных разносчиков. Из большой плоской корзины, которую она с удобством устроила у себя на голове, свисали пучки травы, перевязанной для продажи, придавая всему сооружению видимость диковинного головного убора. Широкоскулое загорелое лицо было сплошь изрезано морщинами, а из темных, больших глаза откровенно глядели любопытство, доброжелательность и мягкая печаль.
- Что происходит? - спросил Тассилон, радуясь возможности хотя бы узнать, чем вызвано столь паническое бегство горожан. - Неужто в городе чума? Странно! Почему же стражники не остановили нас у городских ворот подобным известием? Да и в степях ничего не слышно о бедствии…
- Э, да вы и впрямь ничего не знаете, бедняжки! - Торговка схватила Тассилона за одну руку, Элленхарду - за другую и без долгих разговоров затащила обоих в ближайшую лавочку, отметая все возражения хозяина.
- Куда, куда!.. - вскрикнул было тот.
Лавочка торговала всем понемногу: подержанной мебелью - преимущественно низенькими столиками из темного лакированного дерева, посудой, разрисованной разными морскими дивами, вроде подводных змеев и донных городов, где обитают полулюди-полутритоны и полукони-полурыбы. Имелись здесь выставленные на продажу украшения из кораллов, добываемых местными жителями из моря (и составлявшими главный предмет экспорта Феризы), и дешевая одежда - рубашки, штаны, плетеные и деревянные сандалии, широкополые шляпы, кожаные пояса. Все это было поношенным, а иногда (как заподозрил Тассилон) и краденым.
- Вот нахалка! - напустился торговец на зеленщицу. - А ну пошла вон отсюда! Знаю я тебя! У тебя и глаз недобрый, и рука нечистая, и сандалии грязные, а у меня приличное заведение! Кого это ты с собой притащила? Кто эта косоглазая? Не у тебя ли три года назад ее сородичи увели в плен племянницу с детьми?
- Тише ты! - раскричалась торговка. - Это ты-то меня знаешь? - Она поправила корзину с зеленью, убрав пучок лука, свисавший ей прямо на глаза, подбоченилась и принялась честить лавочника на чем свет стоит: - Да я сама, может быть, знаю тебя как облупленного! Кто ты такой, чтобы выставлять нас на улицу? И ты еще смеешь пенять мне грязными сандалиями и обвинять, будто я на руку нечиста! Только не вздумай врать, будто ты - честный торговец! Уж мне ли не знать, что такие, как ты, скупают по дешевке краде…
- Тише, тише!.. - Лавочник, казалось, был теперь чем-то испуган. Зеленщице, видать, удалось коснуться какой-то его тайной струны, потому что он мгновенно сменил тон и заговорил иначе, едва ли не умоляюще. - Что ты верещишь, точно кошка, которой хвост прищемили? Прикуси язык и садись-ка лучше сюда. - Он показал на скамью, предназначенную для покупателей, буде те вознамерятся примерить на себя что-либо из выставленного на продажу тряпья или одежды. - И друзья твои пусть присядут. Садитесь! - обратился он к Тассилону с Элленхардой. - Садитесь, прошу вас. И незачем кричать и лишний раз привлекать к себе внимание, - добавил лавочник совсем уж разобиженным голосом, поглядывая на зеленщицу.
Та торжествующе разместилась на лавке, вытянула ноги.
- Давно бы так. Только эти двое мне вовсе не друзья, а просто повстречались на дороге. Вижу - люди, вроде бы, неплохие, хоть и пришлые, а что растерялись - так в том их вины, прямо сказать, немного. Тут не только пришлый человек, тут и ко всему привычный осел бы растерялся, такая поднялась суматоха…
Торговка зеленью извлекла из своей корзины пучок и принялась грызть его, распространяя по всей лавке острый запах лука и еще какой-то непонятной травы.
Видя, что ее никто не перебивает, она продолжала не без удовольствия:
- Гляжу: все бегут, а эти стоят, как полные дурачки, прямо посреди улицы и смотрят эдак… Нехорошо смотрят, с прищуром, особенно вот он. - Она кивнула на Тассилона, который нелепо громоздился посреди лавки и разглядывал зачем-то складную ширму, прорванную в нескольких местах и вследствие этого совершенно бесполезную. - Ну, думаю, этот точно попадется. Да и подруга его - тоже. Такое личико, как у ней, надо прятать под покрывалами. Одни шрамы на щеках дорогого стоят, а уж взгляд… брр!
Элленхарда холодно посмотрела на болтунью, но ничего не сказала. Зеленщица передернула плечами, однако продолжала вволю изливать свои чувства:
- А мне стесняться нечего! Я женщина прямая и честная, что подумала - то и говорю! А с такими глазками да с таким взглядом, как у тебя, милая моя, - обратилась она к девушке, - лучше в степях болтаться, а не ездить в Феризу. Потому как ничего хорошего из подобных путешествий обычно не получается.
- И что такого в моем взгляде? - взорвалась наконец Элленхарда, выведенная из себя всеми этими намеками.
Тассилон придвинулся ближе к ней. Будь он собакой, поднял бы сейчас верхнюю губу, обнажая клыки - предупреждая: еще одна обида, нанесенная подруге, и верный пес вцепится в горло первому, кто посмеет…
Но торговка только добродушно махнула рукой.
- Как тебя кликали отец с матерью, а? - осведомилась она дружески.
- Кому Свет-в-окне, а кому Стрела-в-спине, - резко ответила Элленхарда, - а тебе и вовсе дела нет.