- Не было никакого колдуна! - рявкнул Конан. - Как вы до сих пор этого не поняли! Велизарий и был колдуном, а вы ему служили. Вы, воины!
Наступило тягостное молчание. Потом Арригон отступил на шаг.
- Не знаю, что тебе и сказать, киммериец. Ты убил человека, который был нашим вождем, нашим благодетелем.
- Посмотри, что он сделал с парнем, ваш благодетель, - буркнул Конан.
Воины машинально уставились на Бертена. Тот ворчал, ковыряясь пальцами в костях уже совершенно обглоданного зайца. Почувствовав на себе взгляды, он поднял голову и вдруг пугливо вжал ее в плечи.
- Что? - пробормотал он, растерянно озираясь по сторонам, словно опасаясь наказания, которое может обрушиться на него откуда угодно. - Я что-то не так делаю?
Одинаково изумленное выражение появилось на всех лицах. Юноша перепугался еще больше.
Он осторожно поднялся на ноги, вытер измазанные жиром пальцы о свои рваные штаны.
- Я ошибся? - спросил он еще раз.
- Нет! - взревел Вульфила. Северянин и сам не понимал, почему испытал такую огромную радость, когда молодой хоарезмийский принц проявил первые признаки возвращающегося рассудка.
Конан улыбнулся.
- Привет, - обратился он к Бертену. - Ты отлично справился, дружище. Полагаю, этому зайцу настал конец. С чем я всех нас и поздравляю!
Глава пятая
ПАВЛИН РАСПУСКАЕТ ХВОСТ
От ока тысячеглазого павлина ничего не скроется! Потому и избрали его божеством те, кто мечтает о тайной власти среди людей. Рассуждения адептов Ордена Павлина хоть и просты, но не лишены своеобразной логики. Пусть внешне мы выглядим самыми обыкновенными людьми - торговцами, караванщиками, рыболовами, ткачами и гончарами. Это ровным счетом ничего не значит, ведь на самом деле любой из нас обладает тайной властью и каждое мгновение может сокрушить не угодившего человека - о чем тот, естественно, даже не подозревает. И от этого еще слаще мысли о мести…
Разумеется, Эйке и думать забыл о господине Церингене. Занимался расширением дела, радовался на доченьку, радовался и обществу тихой, ласковой жены, чья красота после рождения ребенка расцвела победоносно. Случалось, задумывался о непутевом сводном брате, но без особой печали: свою участь Тассилон избрал себе сам, да и не такой он человек, чтобы пропасть! А если надумает вернуться - под этим кровом всегда ему будут рады.
И при чем тут какой-то господин Церинген, который заслуженно поплатился за все свои преступления? Забыт, навсегда оставлен в прошлом!
В этом и заключалась самая большая ошибка счастливца Эйке. Ибо господин Церинген ни о чем не забыл и самым тщательным образом готовился о себе напомнить.
Его еще раз навестил Арифин, глава хоарезмийского отделения Тайного Ордена Павлина. С Арифином было двое безмолвных служек, облаченных в длинные черные одежды, расписанные узором в виде множества глаз. Арифин же, напротив, был весь в белом.
Господин Церинген, обнаженный, лежал перед ними на ложе, покрытом одной только шелковой простыней. Арифин рисовал на теле посвящаемого глаза, выводя кисточкой самые разные - и широко распахнутые светлые, аквилонские, и прищуренные гирканские, и раскосые кхитайские, и круглые черные, как у негров… Господин Церинген немного ежился под холодной кистью, однако возражать и просить сделать процесс более удобным и менее, так сказать, мокрым, не решался. Служки переливали воду из кувшина в кувшин, имитируя журчание водопада, - это, как объяснил Арифин, было необходимо для создания соответствующего настроения.
Затем, когда все было окончено, Церингену позволили подняться с ложа и указали место между служками, где он должен был сесть на пол, скрестив ноги и обратив руки ладонями к потолку, дабы приобщиться к энергиям высшего света. Церинген безмолвно повиновался. Арифин почему-то начинал вызывать у скопца-торговца безотчетный ужас. Внешне мягкий, добродушный, глава Ордена таил в себе огромные силы.
Опустив веки, Светлейший Арифин начал повествование.
- Каждая ступень посвящения имеет свою легенду и свою историю, - заговорил Арифин вполголоса. От этих тихих, вкрадчивых слов мурашки побежали по обнаженному, разрисованному краской телу Церингена. - Ты посвящаешься в Ступень Красную, низшую, и, следовательно, надлежит тебе узнать то, что открыто каждому из нашего тайного братства, - историю Начала Ордена…
Вначале не было никакого павлина, а был человек с ручным петухом на плече. Звали этого человека Радогость, и по слухам происходил он откуда-то с верховьев Запорожки. Однако не следует гадать, кем он был, ибо куда важнее, кем он стал.
Он появился в семье не один, но вместе с сестрой-близнецом, которую назвали тем же именем, и были они похожи как две капли воды - говорят, родители и те могли их различить только сняв с детей рубашечки и определив, который из двоих мальчик, а который - девочка. Брат и
сестра были неразлучны, вместе играли, ели из одной плошки, пили из одной чашки и даже спать ложились всегда на одной скамье. Добром это закончиться не могло, но как ни пытались родители положить границу между дочерью и сыном, никакие их ухищрения не помогали: из-под любых засовов сбегали строптивые дети, чтобы только не расставаться.
И в конце концов случилось то, чего так боялись мать и отец близнецов: сестра понесла от брата. Когда это сделалось заметно, девушку схватили, привязали к деревьям и побили камнями.
Схватить и покарать брата им не удалось - Радогость бежал.
Говорили, что вместе с ним исчез со двора красный петух, которого близнецы выкормили с ладони и любили носить на плече. Радогость шел по дремучим лесам, продирался сквозь непролазную чащу, и не одна луна успела умереть и возродиться на небе, а он до сих пор не встречал людского селения.
К нему подходили звери, и птицы не кричали, когда он проходил мимо, и постепенно он и сам начинал превращаться в зверя.
И вот однажды показалось какое-то селение. Люди не видели Радогостя, но он-то хорошо их различал, сидя в кустах на другом берегу реки. Так сидел он целый день и думал, а когда сгустилась тьма, к нему подошла медведица и заговорила голосом его покойной сестры. Поначалу Радогость даже не понял, о чем она говорит, - только голос узнал и заплакал. И еще догадывался он, что медведица пытается внушить ему нечто важное.
А она улеглась рядом и заснула. Радогость сидел возле спящей медведицы, смотрел на небо, на безмолвное село - и размышлял. И пока размышлял, увидел три мира и единство всего сущего… А потом понял другое; нет, не существует единства - чего-то мучительно не хватает для того, чтобы гармония трех миров была полной. И об этой-то отсутствующей малости, которая разрушает весь мировой порядок, и говорила ему медведица-сестра. И тогда осиротевший близнец стал думать о той самой отсутствующей малости.
А когда небо окрасилось алым, и красный петух встрепенулся на плече Радогостя, он понял вдруг, в чем эта малость заключается и о чем просила его медведица. А поняв, вошел в село и, пока там спали, вырезал в селении всех людей. И помогали ему в этом лесные звери.
А когда люди в том селении погибли, Радогость понял, что кровь надлежит возвращать в землю и что поступил он правильно.
И тут взошло солнце. Радогость посмотрел на небо и понял, что он - сын солнца.
А с неба брызнули лучи, и каждый луч попал в кровавое пятно на одежде Радогостя, а петух вдруг начал клевать его в темя. И когда все было кончено, не осталось уже ни человека, ни петуха, но стояла, протяжно крича, большая птица, исполненная глаз, и было этой птице открыто и прошлое, и будущее, и сущее, и солнечная кровь была ей подвластна…
Церингена била крупная дрожь. Происходящее казалось ему странным сном. Впрочем, не превратилась разве в неприятный сон и вся его жизнь после того, как в нее вмешались этот проклятый Эйке со своим безумным кровожадным братцем-негром?.. Постепенно страх сменялся торжеством. Одетый глазами, подобно павлину, Церинген начинал ощущать, как вливается в него животворное Знание, как сам он становится одним из братьев, как приобщается к могуществу Ордена. В этом было упоение.
Арифин оборвал рассказ и трижды стукнул согнутым пальцем Церингена по темени.
- Именем Всевидящего Недреманного Павлина - встань, Радогость! Отныне ты - павлин, как и мы, и имя твое засветится еще одним оком на многоцветном его одеянии! Церинген, качнувшись, поднялся на ноги… и заплакал. Он плакал впервые за много лет - от переполнявших его чувств, от всеохватного восторга, от осознания, что месть обидчикам близка!