- Дело твое, больше предлагать не стану. В селение не ходи. Явишься без спроса - затравим собаками, забьем дрекольем. Хлеба вам принесут, пожалуй, только немного, а платы никакой не нужно. Незачем брать от бедоносцев - еще оставите у нас свою беду…
Конан повел тяжелым плечом, отстранил старика и начал спускаться с холма.
- Ты куда? - визгнул дед.
- Заберу своего "грифа", - не оборачиваясь, отозвался киммериец. - Где у вас корова сдохла? Покажи!
Старик побежал, мелко семеня и быстренько перебирая посохом по земле, за широко шагавшим киммерийцем.
- Уходи! Не суйся в нашу деревню! Что тебе здесь нужно?
- Я же сказал, хочу забрать парня, - откликнулся Конан. - А что до всего остального, - тут он остановился и, развернувшись всем корпусом, уставился в сморщенное лицо, покрытое сетью мелких, каких-то бегающих морщинок: - то и нам вашего хлеба не надо! Неизвестно, какой пакости вы туда подмешиваете! Злобы вашей, подозрительности, глупости, лживой проницательности? Лучше уж нам вашими пороками не заражаться, а то ведь людские недостатки хуже всякого морового поветрия.
И, отодвинув от себя старца, Конан быстро пошел дальше.
Полоумный парень отыскался на заднем дворе одного из богатых крестьянских дворов. Конан заметил в воздухе скопление мух и побежал туда. Он застал удивительную картину. Околевшая скотина лежала, вытащенная из хлева. Двое крестьян стояли рядом с лопатами и волокушами - они как раз намеревались отвезти тушу подальше от села и закопать. Но выполнить это намерение они не успели. Бертен, ворча, размахивая руками и топоча ногами, налетел на них, оттеснил прочь и замер над своей добычей, поворачиваясь во все стороны и угрожающе вскрикивая.
На шум выбежали женщины, прискакали дети. Дети веселились при виде безумца - все, кроме одной девочки постарше, которая, наоборот, безутешно плакала. Женщины перепугались. Странное действие оказывает безумие на людей, которые почитают себя пребывающими в здравом рассудке. Одни боятся сумасшедших, другие над ними смеются, а третьи так жалеют и так огорчаются, что тотчас ударяются в слезы.
Бертена, казалось, беспокоило только одно: чтобы у него не отняли еду. Выкрикнув еще несколько бессвязных угроз, он набросился на тушу и начал грызть ее зубами.
И в этот момент на двор вбежал Конан.
Он схватил юношу за плечо и сильно дернул. Тот, не разжимая зубов, зарычал и мяса не выпустил.
- Идем, - сказал ему Конан.
Бертен затрясся и взрыл землю ногами.
Конан освободил плечо юноши, затем сжал пальцы в кулак и, не колеблясь ни мгновения, нанес безумцу сильный удар в висок. Послышался хруст - казалось, череп бедняги от этого улара проломлен. Бертен рухнул на землю, не издав ни единого звука. Конан наклонился, поднял его, взвалил себе на плечо бесчувственное тело и невозмутимо зашагал прочь. Уходя со двора, он обернулся и подмигнул ошеломленным крестьянам.
А потом уверенной походкой начал подниматься на холм.
- Ну их, этих мужланов, - проворчал он, взваливая Бертена, как куль, на телегу. - Поехали отсюда. Завтра сворачиваем от побережья в степь и начинаем охотиться.
Он сел на коня. Арригон поглядел на измазанное кровью лицо безумца, остававшегося без сознания, глянул на Конана, на Вульфилу, скисшего при мысли о том, что придется еще день сидеть без пищи, - и вдруг расхохотался.
- И в самом деле! - сказал гирканец. - На что нам эти оседлые люди и их невкусная еда? Она разве что для грифа хороша, да и то не для всякого. Нашему грифу я ихнюю падаль клевать не позволю.
* * *
И потянулась мимо путников бескрайняя степь. Разговаривали по пути о том, о сем - коротали дорогу.
Поначалу у Рейтамиры не заживала обида, полученная от старика: как это так, их, мирных и в общем-то хороших людей, гонят от порога, точно псов приблудных! Девушка выросла в состоятельной семье, которая пользовалась в ее родном селе уважением и почетом, и до сих пор не привыкла к своему новому положению изгнанницы, у которой нет ни кола ни двора.
- А м-мы и есть приб-блудные! - высказался Вульфила. Для него как раз такое состояние не было в новинку.
Конан промолчал, только презрительно скривил губы.
Рейтамира, чтобы отвлечься от невеселых мыслей, рассказала историю, которую слыхала когда-то о здешнем люде. Говорили, будто главным божеством здесь считается простая обеденная ложка.
- Не может ложка быть богом! - не поверил Арригон.
- Д-для кого к-как, - заметил Вульфила.
- Да уж, для тебя, толстобрюхий, и ложка - святое, коли она не пуста! - огрызнулся Арригон.
Конан философски заметил:
- От крестьян можно ожидать чего угодно. Приободренная общим вниманием, Рейтамира
робко продолжала:
- Я сама не знаю, а при мне так говорили: они считают, будто круглая часть ложки - женщина, а длинная - мужчина, и в самом образе ложки мы видим мужа и жену на брачном ложе.
- Я теперь буду есть только с ножа, - объявил Конан. - У меня теперь при виде ложки будут возникать нескромные мысли.
- Ты, наверное, и так ешь только с ножа, - улыбнулась Рейтамира.
- Может быть, - не стал отпираться Конан, - но я только сейчас понял, почему это делаю.
- Арригон д-даже п-похлебку руками ест, - сообщил Вульфила. - С-сам в-видел.
- А еще рассказывали, - продолжала Рейтамира, - будто они верят: опуская ложку в пищу, человек чтит своих богов. И чем жирнее пища, тем лучше чтит.
- Ж-жратве п-поклоняются, - подытожил Вульфила.
Все трое почувствовали вдруг облегчение. Может быть, всю эту историю насчет бога-ложки
Рейтамира и выдумала нарочно, желая хотя бы издалека, безобидно, отомстить недоброму проницательному старцу за пренебрежительный прием, оказанный путникам в селении. А может, кстати, и не придумала. Разные люди - разные боги, Наверняка есть и такие, кому и жирная каша - божество… И водить дружбу с подобными людьми - лишнее.
И даже "гриф" громко крикнул, как будто соглашаясь со своими спутниками.
* * *
Вечерами, когда потрескивал костер, лошади, в темноте почти неразличимые, паслись неподалеку, а в горшке булькала густая похлебка, заваренная с мукой и грибами, либо истекала на вертеле жиром подстреленная днем птица, путники чувствовали себя - лучше некуда. И хотелось им, особенно Рейтамире, чтобы будущее никогда не наставало, чтобы вечно длилось настоящее.
- А что, - спросил у киммерийца Арригон, - давно ты возишься с этим полоумным юнцом?
Конан неопределенно пожал плечами. Юноша то и дело впадал в буйство, и его приходилось связывать, но обычно киммериец надеялся на свою силу и ограничивался тем, что набрасывал Бертену на шею веревку. Не хватало еще, чтобы освобожденный принц сбежал и начал вести жизнь дикой птицы в здешних степях! Ищи его потом…
Бертен примостился возле Конана, шевеля руками, как крыльями, и жадно поглядывая на заячью ножку, которую обгладывал киммериец. Он ждал, пока ему бросят кость.
- Во всяком случае, он еще не успел надоесть мне настолько, чтобы я захотел от него избавиться, - ответил наконец Конан и зевнул.
Бертен выхватил из его руки заячью ножку и, ворча, принялся обкусывать с нее остатки мяса. Конан невозмутимо протянул руку и взял себе еще порцию.
- Где ты нашел его? - продолжал расспросы Арригон.
Конан не ответил. Гирканец смотрел на него из темноты проницательными черными глазами. Плоское лицо степняка оставалось бесстрастным, но в углах рта зазмеилась нехорошая улыбка. Еле заметно пока что.
- Что ты пристал ко мне? - спросил наконец варвар, сердито отвлекаясь от трапезы. - Если мы с беднягой вам мешаем, то завтра же уйдем в степь, только вы нас и видели.
- Я не об этом спрашиваю, - напомнил Арригон.
Конан встал, приблизился к гирканцу и навис над ним. Впрочем, на того это не произвело ни малейшего впечатления. Сидя на земле со скрещенными ногами, Арригон задумчиво разглядывал киммерийца и ковырял в зубах ногтями.
- Видишь ли, Конан, - заговорил Арригон снова, - сдается мне, ты не все нам о себе рассказал при нашей первой встрече.
- Ты тоже не все поведал, - отозвался Конан вполне миролюбиво. - Например, не сообщил мне, кто твои родичи и почему ты прибился к Велизарию.
- Родные мои погибли, и ты об этом знаешь, - возразил Арригон, - а Велизарий дал мне место в боевом отряде, где я мог отдохнуть душой.
- Кром! Да ведь твой Велизарий был убийцей!
- Мне-то что? - отозвался гирканец почти равнодушно. - Я и сам убийца. Да и ты ведь не лучше.
- Мирных жителей и женщин я не убиваю, - сказал Конан.
Арригон неожиданно быстро и ловко вскочил на ноги.
- Я спросил тебя об этом парне, - повторил он. - Кто он такой? Где ты нашел его?
Конан вздохнул. Ну почему некоторым людям обязательно нужно докапываться до правды? Да еще так настойчиво… Половина войн из-за этой ненужной правды начинается.
- Этот парень - Бертен, младший сын владыки Хоарезма, - сказал Конан внятно. - Велизарий держал его у себя в подвале, злым колдовством превратив в стервятника. Теперь, когда Велизарий мертв, чары отчасти рассеялись, но мальчишка до сих пор не свободен от них. Я ищу способ очистить его от этой грязной магии. Я ответил на твой вопрос, Арригон?
Гирканец кивнул. И добавил:
- Я не стану тебя спрашивать о том, как умер Велизарий…
- Не лучшим образом, - фыркнул Конан.
- Т-ты уб-бил его? - вмешался Вульфила. Он побледнел, раздул ноздри. - А к-как же к-кол-дун?
- Что - колдун? - не понял киммериец.
- К-колдун д-должен был его защитить! - взорвался Вульфила. - Я же говорил, что этим к-колдунам н-нельзя верить!