Старик наконец с кряхтеньем и одышкой вскарабкался на холм. Остановился, сердито щурясь. Молвил:
- Далеко ли путь держите?
Отвечать взялся Арригон - по негласному уговору. Приосанившись, встал перед дедом, повернулся и так и эдак, чтобы старик мог лучше разглядеть его стать и повадку, и отвечал:
- Куда глаза глядят.
Конан с Вульфилой молча стояли сзади, наблюдали: Вульфила в ожидании какой-нибудь неприятности, Конан - откровенно забавляясь. Киммериец не знал, кто смешит его больше: важный старик, который может рассыпаться от неосторожного прикосновения, или колченогий гирканец, щуплый и невидный, точно подросток, который красуется так, словно представляет собой роскошного мужчину - то есть гору мышц, увенчанную бычьей головой.
- Ну надо же! - изумился старик и тоненько закашлялся. - Какой ты серьезный господин!
Ковыляя, он обошел Арригона кругом, потыкал своей палкой в землю, а затем остановился и уставил гостю в лицо седую бороденку.
- "Куда глаза глядят"! Куда ж они у тебя глядят, косоглазый?
И в этот момент "гриф", которого прятали в телеге, сорвался с привязи, выскочил на волю и заплясал перед стариком на земле, крича пронзительным голосом. Старик отшатнулся и едва не упал, оступившись на склоне. Конан еле успел подхватить его. А Бертен принялся подпрыгивать и клокотать, после чего припустил бежать вниз, подпрыгивая на бегу и взмахивая руками.
- По-моему, ему становится все хуже, - заметил Конан, выпуская старика. - Когда я его освобо… - Он осекся и немного изменил фразу: - Когда мы встретились впервые, он еще сохранял остатки человеческого разума.
- Интересно, куда он побежал? - проговорил Арригон, следя глазами за удаляющимся принцем. - Ты не боишься, Конан, что потеряешь его? Тогда плакали твои денежки!
- Сбежит - невелика потеря, - проворчал Конан, которому уже изрядно надоел принц с его выходками. - Впрочем, полагаю, мы легко его отыщем. - И обратился к старику, который при виде бегущего "грифа" так и замер от изумления: - Скажи, отец, есть ли в селе дохлятина?
- Что? - старик даже подскочил на месте.
- Я неясно выразился? - деланно удивился Конан. - Я спросил, есть ли у вас в селении дохлятина.
- Откуда мне знать? - Старик с достоинством пожал плечами.
- Я так понял, что ты все здесь знаешь, - объяснил варвар с приторно-вежливым выражением лица. Обычно Конан нацеплял на свою загорелую разбойничью физиономию такое выражение, когда имел дело с туповатыми придворными или властителями, желавшими нанять варвара для какого-нибудь важного дела.
- Возможно. - Старик пожевал губами в бороде. - Может быть, собака околела. Или корова не смогла разродиться… - Некая мысль мелькнула в его глазах. - Точно! - сипло вскрикнул старик и закашлялся. - Откуда ты узнал, варвар? - Он приблизился к киммерийцу вплотную и уставился на него с подозрением. - Ты колдун?
- Нет, просто предположил. Это было бы естественно, поскольку грифы-стервятники всегда слетаются на падаль, - объяснил Конан.
И широко ухмыльнулся.
Арригон кусал губы, чтобы не рассмеяться. Вульфила плюхнулся на телегу рядом с Рейтамирой. У северянина и девушки вид был отсутствующий: она думала о своем, он - о своем. Рейтамира пыталась понять, хочет ли она снова жить в такой деревне, в селе, ходить за коровой, прясть и ткать… Или же она навсегда оставила привычное житье и будет кочевать за стадами своего мужа? А если он возьмет другую жену? Гирканцы так делают.
Впрочем, что гадать! Туранцы тоже часто берут себе наложниц…
Вульфила же размышлял о пище. Его воображению рисовались окорока, бычьи ноги, копченые зайцы, свиные колбасы, печень теленка в сметане и тому подобные захватывающие вещи.
Арригон переглянулся с Рейтамирой. В последнее время им часто доводилось обмениваться мыслями, не прибегая к словам. И сейчас у обоих мелькнуло в голове одно и то же: пока они потешаются над выжившим из ума стариком, а безумный юноша рвет зубами павшую корову, селяне уже собираются в стаю, готовят острые вилы, снимают со стен серпы и ножи, чтобы изгнать проклятых разбойников и колдунов… "Эти оседлые люди всех чужаков считают негодяями, - подумал Арригон. - И, в принципе, они недалеки от истины, только нам от этого легче не будет".
Мысль о том, что придется убивать крестьян, была ему глубоко отвратительна.
И тут Рейтамира спрыгнула с телеги и крикнула прямо в лицо старику:
- Неужели у вас в селении совсем позабыли добрые обычаи? Разве так гостей встречают? Не видишь разве, кто перед тобой!
Дед пожевал в бороде губами, оборотился к девушке и сухо молвил:
- Да уж вижу. Разбойники и колдуны явились. Какого вы все тут роду-племени, вот чего не разберу! И кто у вас за главного? Уж не ты ли? И который из этих тебе за мужа? А может, все?
- Х-хочешь, я его уб-бью? - беззлобно, вполне деловитым тоном предложил Вульфила, обращаясь к вспыхнувшей Рейтамире.
Она покачала головой.
- Нет. Кто он такой, чтобы я на него обижалась? Просто полоумный старик…
Старик рассмеялся неожиданно добро:
- Вовсе я не полоумный! Это ты зря. А вот приглядеться к вам не помешало бы. Что вы за народ, в самом деле!
- А мы все - разный народ! - заявил Вульфила, противу обыкновения не заикаясь.
Дед фыркнул.
- За полоумного меня считаете, а сами-то вы кто? Я-то вижу, что народ вы один и тот же. Бродяги вы, без всякого народа, вот вы кто! Оттого и жметесь друг к другу… Приличные люди таковых не жалуют и правильно делают.
- Мы заплатим, - сказал Арригон. Во время пожара у него единственного из всех не погибли деньги, потому что он носил их всегда при себе, зашитыми в пояс.
- Ух ты! - притворно изумился дед. - У вас и чем заплатить имеется? Ну давайте, платите. А за что платить-то собрались, бродяги?
- За хлеб.
- Хлеб, братец ты мой, такая вещь, что ее Кому попало не продашь, хотя бы и за деньги, - рассудил старик. Он больше не казался выжившим из ума, в его выгоревших глазках появилась твердость. - Взять, к примеру, тебя, колченогий. Бедой от тебя за версту разит, как от козла похотью. Весь ты дымом пожарищ пропах - небось, и родию потерял, и дом твой сгорел, и сам ты чудом жив остался… Что, угадал я? - хмыкнул он, заметив, как окаменели скулы Арригона. - Все это у тебя на роже твоей плоской вот такими буквами написано! Вот и сам посуди: как я эдакого бедоносца к нам в селение пущу? По доброй воле, честно тебе скажу, вовсе не пущу! Разве что прибьете вы меня, старика, за правду…
- А от-ткуд-да т-тебе знать, ч-что не приб-бьем? - осведомился Вульфила.
Дед вздохнул.
- Да ниоткуда… может, и прибьете, только вот мне это совершенно безразлично. Стар я и ничего не боюсь. А ты, разбойник, - он повернулся к Вульфиле, - сдается мне, северянин. Откуда ты родом? Из Ванахейма?
- Из Асгарда, - проворчал Вульфила.
- Наемник? - прищурился старик.
- Можно с-сказать, и н-наемник, т-только т-тебе до этого ч-что, с-с-ст… - Вульфила надолго застрял на этом слове; - С-старый хрыч!
- А вот был тут такой барон Велизарий, к югу от нас лютовал, говорят… Не из его ли ты людей, заика?
Вульфила кивнул.
- Уг-гадал…
Дед всплеснул руками.
- Так и есть, беда к нам на телеге пожаловала! Тебя-то какими ветрами сюда занесло? Сидел бы под боком у своего проклятого барона, жировал за чужой счет и горя бы не ведал.
- М-мертв Велизарий, - сказал Вульфила. И больше ничего прибавлять не стал.
Повисло молчание. Старик о чем-то размышлял, водя глазами: то на небо взглянет, то в сторону своего села, то вдруг начнет Вульфилу взором прощупывать.
- Да, - уронил он наконец. - Телесами ты богат, братец, умом тоже, пожалуй, не обделен, а как насчет совести - о том не ведаю. Если сов-
рал насчет барона - я заветное слово знаю, и у тебя все кости размягчатся, превратишься в мясной мякиш… Не веришь? Я одного известного враля вот так-то своим заветным словом однажды извел, можешь у кого угодно спросить - расскажут…
И завершив таким образом свою тираду, старик уставился на Рейтамиру. Та покраснела, закрыла лицо рукавом.
- Такая смелая была, а теперь прячешься! - укорил ее дед. Он как будто пробудился от долгой спячки, стряхнул с себя наросший за это время мох и теперь сделался проницательным и словоохотливым.
- Напугал ты меня, вот и прячусь, - тихо отвечала Рейтамира.
- Чем же это я тебя напугал, скажи на милость? Чего ты боишься?
- Грубости твоей боюсь, - прямо отозвалась девушка.
- Это ты правильно, - одобрил дед. - Я человек грубый. Что думаю, то и говорю. А думаю я, что не след девице бродяжничать в компании такого неотесанного сброда…
Арригон побелел.
- Остановись, почтенный, прошу тебя, иначе может случиться беда!
- А от тебя иного и не жду - одной только беды! - резко обернулся к гирканцу старик. Ленивой насмешки в его голосе как ни бывало. И глядел он на гирканца холодно и трезво. - Откуда эта девушка? Вы трое - чужаки, но она родилась в здешних краях! Кто из вас украл ее? Кому надлежит возвратить похищенную дочь?
- Я ушла с ними по доброй воле, - упрямо проговорила Рейтамира и опустила руку, открывая лицо. - Не оскорбляй их. Эти люди спасли меня от злой участи, а человек, которого ты именуешь бедоносцем, - муж мой.
- Ох, ох… - Старик тяжело вздохнул. - Вести ваши тревожные, и сами вы мне крепко не по душе. Подумай в последний раз, женщина, хочешь ли ты идти дальше с этими людьми. Скажи только слово - оставим тебя здесь, и никто тебе слова худого не молвит, а бродяг твоих отправим дальше, куда несут их хромые ноги да дохлая кляча.
- Нет, - повторила Рейтамира, - я с ними пойду…