- Я вижу, что после этой жертвы великая милость падет на наш город. Дожди пройдут над горами, наполнив реки, колодцы, наши бассейны и напоив поля. Караваны снова будут заходить в Сарк, а не в Оджару, принося нам доходы от торговли и таможни. Вотанта снова повернется к нам лицом, пошлет нам удачу во всем: в торговле, в погоде, в войне.
- Мой Повелитель! - Куманос, не осмелившийся до сих пор прервать экстатическую тираду своего монарха, наконец не выдержал: - Если вы предлагаете войну, то вспомните: ведь Оджара хорошо укрепленный город. Известно, что его защищает каста воинов - верных жрецов-воинов их богини. Такая осада может быть долгой и дорогостоящей…
- Осада? Я не имею в виду осаду. И ты, Куманос, лучше, чем кто-либо другой, должен понимать меня. - Король резко повернулся к жрецу и ткнул в него пальцем. - Жрецы хранят свои древние тайны не менее крепко, чем королевские династии - свои.
Он повернулся спиной к Верховному жрецу и подошел к окну, выходящему на террасу. Hа этот раз из него открывался привычный вид на выжженную солнцем равнину и склоны гор на горизонте.
- Легенды нашего города рассказывают об империях в восточных пустынях, которые были уничтожены. Уничтожены волей бога, нашего бога - Вотанты, который в те времена куда больше страшил чужаков, чем сейчас.
Эти города из древних преданий - Песк, Эль-гаши и Иб-на-Эдамите - были уничтожены божественным громом, обрушившимся на них за их грех и богохульство. Насколько я помню историю, большинство их грехов было связано с непочтительным отношением к нашему гордому городу Сарку и моим царственным предкам.
Анаксимандр повернулся лицом к Куманосу, который мог видеть лишь темный силуэт короля на фоне яркого света.
- В каждом из этих случаев, - продолжал король, - жрецы Вотанты прокляли нечестивые города. Каждая стрела с неба усиливала веру в нашего могучего бога. И после каждого разрушения соперника наш город вступал в эпоху благоденствия и процветания. - Король помолчал. - Ты сам видишь, Куманос, наш бог извещает нас, что пришло время для нового чуда.
- Да будет так. - Голос Верховного жреца стал хрипловатым. - Надеюсь, мы с моим королем в равной мере осознаем значение этого события. Это будет не просто жертва, не просто демонстрация силы нашего бога. Нет, такое случается раз в тысячелетие. Лишь пришествие Вотанты на землю может быть значительнее и величественнее…
- Ну что ж, отлично, - холодно оборвал его Анаксимандр. - Рад, что мы поняли друг друга. Я лишь хочу напомнить тебе, что трое твоих предшественников на посту Верховного жреца - люди куда более опытные и умудренные годами - за последние шесть лет окончили свои дни, пролив свою кровь на вершине Большого Зиккурата. И все три великие жертвы оказались напрасными. Засуха так и не прекратилась. Вот почему я настаиваю на том, что ты сам предложил. Пусть это будет не чем и как пришествием бога на землю.
Король отошел от окна и встал так, чтобы собеседник мог видеть его лицо,
- Я понимаю, - продолжил он, - что для такого дела понадобятся серьезные приготовления. Понятно, что потребуются расходы, которые, уверен, ты постараешься сделать минимальными. Я уже подумывал о таком решении, но, ты сам понимаешь, после виденного сегодня утром для сомнений нет места. - Он подошел к Куманосу и положил руку ему на плечо. - Жрец, я приказываю тебе начать.
- Слушаюсь и повинуюсь. Да будет так.
Поклонившись королю, Куманос повернулся и направился к дверям. Он шел осторожно, при каждом шаге стараясь скрыть, преодолеть почти парализующий его страх.
Глава I
НЕЧИСТЫЙ
Затопленная низина вдоль реки была тиха и неподвижна. Невдалеке в полуденном мареве дрожали золотистые стены Оджары. Ни сигнал тревоги, ни даже случайное бряцание оружия не нарушали тишины. В воздухе над зеркалом воды летали стрекозы, жуки и мухи. Но их жужжание лишь подчеркивало звенящую тишину вокруг.
В одной из заводей, наклонившись и подставив солнцу загорелую спину, почти по пояс в воде стоял человек. Он увлеченно охотился за подводными обитателями, не издавая при этом ни единого звука. Вдруг его рука, словно молния, метнулась к воде, направив в глубину самодельный трезубец. Лишь легкий всплеск раздался над зарослями. Секунду спустя вода забурлила, человек сильным движением перехватил обеими руками и вытащил на поверхность длинное скользкое зелено-коричневое существо, продолжавшее извиваться в его мертвой хватке.
Человек быстро направился к тенистому берегу, где, привязанный к свисающим в воду корням деревьев, наполовину притопленный, висел полотняный мешок, уже основательно наполненный подобной добычей. Туда последовал и последний трофей, после чего веревки у горловины мешка были крепко завязаны.
Затем охотник остановился, чтобы выжать воду из гривы черных волос. Откуда-то из-за коряги он вытащил плащ-накидку и пояс, на котором висел очень длинный кинжал. Одним привычным движением человек затянул пояс и поправил клинок. Продев древко трезубца в петлю у горловины мешка, он взвалил добычу на плечо и зашагал вдоль берега заводи в тени деревьев.
Чуть дальше по течению он вышел к своему лагерю, расположенному на небольшом песчаном пляже, прикрытом от зноя тенью от раскидистых кустов. Неподалеку слышалось журчание основного потока реки, стекавшей по каменистому руслу к подножию холма. Здесь одинокий отшельник остановился, опустил на землю мешок и занялся хозяйством, если так можно было назвать его скромные пожитки.
Сначала он добавил хворосту в костер, превратившийся было в кучу еле тлеющих углей посреди грубого каменного очага. Затем он наполнил чистой водой закопченный бронзовый шлем, служивший ему котелком. Ловкими, привычными движениями он вытащил из мешка часть добычи, а затем и выпотрошил и вычистил ее на плоском бревне, служившем столом.
Несмотря на занятость хозяйством, любителя одиночества не подвел инстинкт охотника и воина. Посторонний запах, принесенный ветерком, ударил ему в ноздри. Легкий шорох листьев и ветвей в кустах - явно не тот, который производил ветер, - коснулся его ушей. Наконец его глаза нащупали неясную тень в кустах по другую сторону костра - явно не птица и не ветка.
Не показывая никакого беспокойства, человек встал и подошел к огню, чтобы подбросить дров. Медленно, даже небрежно его сине-стальные глаза обшаривали заросли вокруг. Вдруг неимоверно быстрым движением, быстрее, чем во время балки, он метнулся в кусты, и в тот же миг одна его рука схватила непрошеного наблюдателя, а вторая поднесла нож к самому его горлу. При ближайшем рассмотрении плененный соглядатай оказался худым, дочерна загорелым полуголым мальчишкой.
- Ну, что мы тут имеем? - пробурчал победитель в явно неравной схватке, откладывая в сторону нож. - Вообще-то я уже поймал достаточно лягушек и всяких болотных тварей и больше охотиться не собирался. - Он говорил на одном из шемитских диалектов, обычном в этих восточных пустынях.
- Отпусти его. - Голос, говоривший на том же языке, принадлежал другому подростку, чуть постарше, вылезшему из кустов и требовательно взмахнувшему рукой. - Если ты попытаешься съесть его, я тебя предупреждаю: мы повесим твою кожу на городской стене!
Он крепко сжимал в кулаке маленький кремневый нож. За его спиной маячили еще две детские фигуры.
- Съесть его? С какой стати? Нет, с какой стати я буду рисковать своим желудком, если, конечно, кое-какие сорванцы не украдут мою еду? - Чуть ослабив железную хватку, он все же продолжал держать вырывающегося мальчишку за руку. - А он что, и вправду думает, что я его съем?
- Ты же тролль, разве не так? - спросил старший мальчишка. - Злой великан с севера!
- Никакой я не тролль. Я - Конан из Киммерии. И вовсе не великан среди моего народа. А злой я бываю только когда голова раскалывается после вчерашней пирушки.
- Так я и думал. Ясное дело, все киммерийцы и другие северяне - людоеды. Это каждый дурак знает. - При этом парень махнул рукой в сторону шлема, установленного между камней над огнем и бурно шипевшего. - Ну, в лучшем случае ты - джинн и пожиратель нечистой пищи.
- Сожрать этого засранца - вот уж действительно было бы поеданием нечистой еды.
Конан отпустил мальчишку, и тот мгновенно спрятался за спины приятелей, уже оттуда продолжая подозрительно следить за незнакомцем.
- Я тут, кстати, и так достаточно приготовил. Мог бы и поделиться.
Подняв с песка нож и вытерев его о штаны, Конан воспользовался им, чтобы снять котелок с огня.
- А что это… что у тебя там? - спросил один из прятавшихся за спиной старшего.
- Как что? Восхитительная уха из раков и речных угрей.
Киммериец выудил ножом из дымящейся жидкости одного из раков и показал его детям, а затем снова бросил его в котелок.
- Нечистая еда! - воскликнул один из мальчишек. - Жрецы Истинной Богини двадцать раз отрубили бы тебе голову на алтаре, если бы застукали, когда ты ешь таких червяков. Даже если бы только признался в этом.
- Чушь, - бросил северянин. - Вы, горожане, просто идиоты, если не едите отличную речную пищу или не засаливаете ее впрок. Ведь тяжелые дни бывают у каждого. Что у человека, что у города. А вы где живете? Там, за стенами Оджары?
- Да, - ответил самый младший. - Меня зовут Ябед. Мой отец, Япет, торгует верблюдами, хотя… несколько лет назад… - лицо мальчика стало грустным, - он уехал в путешествие, чтобы купить стадо верблюдов, и до сих пор не вернулся. А моя мама плетет тростниковые корзины, чтобы прокормить нас, а потом вернется отец, и мы станем богатыми. По дороге домой я нарежу ей тростника, - закончил он, гордо показывая собственный кремневый ножик, удобный, чтобы продираться сквозь кусты.