оториноларинголог оказывается. Развернули они свой пункт практически на льду - под прикрытием корабельной
артиллерии. Ну, это умно, мало найдется охотников их там обижать. Определяемся по порядку взаимодействия. Так мне от
него и не перепало матобеспечения, ну да живы будем - сквитаемся.
- Заводи! Выходим на исходные!
Все рассаживаются по местам, БТР под нами фыркает и дергает вперед.
- Хорошо, что мы первые идем, а то от маталыг нам в морду накидало бы дерьмища! - орет мне в ухо Андрей. Киваю
в ответ.
Мотает нас сильно - водила прет, не разбирая дороги.
Хоть мы тут уже ездили - не могу сориентироваться. Вроде мы должны выкатиться с юга, но что-то забираем
слишком к Петергофу.
Водила дает по тормозам, Николаич орет: 'Не стрелять!'
Нам навстречу бежит расхристанный мужичонко, видимо выскочил из какой-то ямы - только что его было не видно.
Он явно живой, машет руками и орет: 'Я живой!!! Живой!!!'
Добегает до борта, тычется как очумевший, смотрит на нас снизу вверх дикими глазами. Видок у него жуткий,
впору забубенному бомжу - и воняет от него дерьмищем, рвотой и страхом. Но что-то в лице - а у него именно лицо, а
не синяковая рожа - говорит, что это нормальный человек, только вот хреново ему пришлось. Лицо осунувшееся, голодное
и глаза ввалились как у старой лошади.
- Вы - военные? Вы - военные?
- Да. Из Кронштадта. Ты кто? Откуда?
Мужик садится прямо у колеса, его колотит и он начинает плакать каким-то лающим сухим плачем - без слез.
Жутко, когда так рыдает взрослый - и явно не трясогузный мужик.
Тут мне надо работать. Соскальзываю с брони, слышу, как Николаич прыгает следом, крикнув: 'Наблюдать! Всем -
по секторам. Нечего тут таращиться, мы разберемся!'
Подбежавших от маталыг курсантов рыком гонит обратно.
У мужика не истерика, просто отходняк такой дикий. Сую ему фляжку, забыв, что там водка. Он хапает несколько
больших глотков, кашляет.
- Водички, водички дайте.
Поспевает Николаич - ухитряется налить воду в пластиковый стаканчик (видно не хочет, чтоб такой грязнючий
мужичина его флягу смоткал.) Стаканчик мнется, в ходуном ходящих руках, мужик жадно глотает воду, расплескивая ее
вокруг. Ему немного легчает.
- Ты откуда?
- Из лагеря спасения! Там еще люди остались! Много! Помогите!
- Нехилый у вас тут лагерь спасения. Где он?
- На заводе. Там, в цехах.
К нам присоединяется сапер, что постарше. Николаич мельком глянув на него, тут же, возвращается к мужику.
Видно, что, по его мнению, сапер здесь полезнее, чем на броне.
- Что там в лагере? Ты что такой дикий?
- Ты б сам был такой дикий!
Мужика снова начинает колотить.
- Давай излагай по порядку. Потом будешь истерить. Есть что важное - говори.
- Спокойнее, Николаич, спокойнее - ему солоно пришлось, видно же. Давайте рассказывайте, чем можем помочь.
Вас зовут как?
Николаич не возражает против старой, но верной методы хороший - плохой.
- Получается так, ничего он не расскажет. Он вон в истерике. Нашатырь лучше дайте ему понюхать, даме нервной.
Мужик словно выныривает из омута, с ненавистью смотрит на Николаича и обращаясь уже только ко мне достаточно
внятно говорит:
- Я - инженер Севостьянов. Лагерь спасения - открыли на второй день этого гадства. Указатели поставили.
Эвакуации помогали. Тут неподалеку учебка ментовская - вот курсанты прикрывали. Народ туда бежал потоком. И то -
чего не бежать - тут это самое укрепленное место. Отовсюду бежали. И из Стрельны. Из Петергофа были. С дороги - кто
откуда. Мы помогали колючку тянуть, забор наростили, сами как дураки вышки дополнительно поставили. Но все равно
мертвяки прорывались, а потом какие-то твари - тоже мертвые, но здоровущие. Народ потому заперли по цехам - чтоб
жертв не было. А потом ночью стрельба. Утром - блин, утром оказалось, что власть переменилась. Новые какие-то
появились - но и ментов осталось, хотя сильно меньше, чем было.
Мужик со стоном переводит дух.
- Весь лагерь - ловушка. Люди - мясо. Последние три дня ни воды, ни еды. Согнали как селедок в бочку - не
сесть, ни лечь. Кто умирал - соседи чтоб не сдохнуть, голыми руками шеи умершим ломали. И блин нашлось пидоров -
тоже в охрану подались. Из наших же! А там ритуал. Нам показывали. Мы все видели. Чтоб они суки в своих кишках
задохлись! Нелюдь, хуже мертвяков.
- Кто там сейчас верховодит?
- Психопаты какие-то долбанутые на всю голову. Церковь 'Священной Вечной жизни' с Великим Мастером во главе.
- Первый раз слышу.
- Я тоже впервые услышал. Но от этого не легче.
- Они могут оказать сопротивление?
- Могут. И окажут. Они ж долбанутые! Оружие у них есть.
- Там у вас на заводе - только корпуса или бортовое вооружение тоже есть?
- К нам техника разоруженная поступает. Но у этих пара БТР с вооружением были точно - свои, наверное. Это
только то, что я видел. БТР- 80. Но камуфляж у них другой.
- Мины, фугасы - видел? - это сапер о своем, о девичьем.
- Не видел.
- Гранатометы есть? ПТУРСЫ? Танки на ходу?
- Не знаю. Тех, кого видел - с легким стрелковым были.
- Сколько всего там этих церковников?
- Полста будет точно. Может и больше.
- Ты-то как удрал?
- Нас шестеро бежало. Ночью еще. Мы ж заводские, там у себя как дома. Я один выбрался. Водички дайте еще, а?
Пересохло все внутри.
Издалека доносится автоматная трескотня, потом раскатистое драканье крупнокалиберных - два, потом еще один.
Интересное кино - это наши или по нашим?
- Связь, что там?
- Огневой контакт! Атакованы морфом, есть потери, просят медиков - помочь.
- Это точно наши?
- Ручаюсь - Пашка там, точно он на связи. Да, морф необычный - у него четыре руки!
- Они что там - пьяные?
- Нет, точно - подтверждает - четырехрукий.
Ерунда какая-то...
Летеха, к которому мы обращаемся с требованием транспорта - жмется и кряхтит.
Начинается хреномуть многоначалия - мы не можем ему приказать, он - нам. В итоге возникает дискуссия
изначально дурацкого свойства типа 'должен ли джентльмен, если он должен?'
Под огонь попали не его сослуживцы, ему до них нет никакого дела, а отправить коробочку непойми куда - тоже
стремно. Я прекрасно его понимаю. Самому ехать неохота, тем более что начальство новоявленное точно не стронется со
своего бережка, где ему уютно под сенью пушек.
Однако там раненые, и они точно ждут с нетерпением бронированную скорую помощь. Будет очень кисло, если они
помрут только из-за того, что летеха пожабится дать колесницу гусеничную.
Некоторое время идет яростная торговля в радиоэфире, в итоге летехе обещают много всего полезного - если
пришлет коробку - и кучу извращений физического свойства - если не пришлет.
Скоропомощной экипаж формируется несколько необычно - маталыга, как наиболее подходящая для перевозки раненых
- у нее дверцы сзади и пузо вместительное, мы с Надеждой (чертова баба даже слушать не стала возражения - дескать не
стоит класть всех медиков группы в одну корзину и просто залезла в таратайку), Саша с Серегой - в усиление и пара
курсантов - в которых я не без удивления узнал Званцева - младшего и его приятеля.
Туда мы катим сидя внутри гусеничной кареты скорой помощи, как ее нарек смешливый лопоухий курсантер. Одно
дело - когда рядом сидит Андрей со слонобоем, а другое дело Саша или курсантеры, которые хорошие ребята и даже
стреляют неплохо, но вот при нападении морфа я все же лучше б оказался рядом с Андреем.
Маталыга идет несколько жестче БТР, нас потряхивает в салоне, который куда здоровее БТРовского, но вроде как
сильно ниже - сидеть приходится бубликом. Зато видно, что тягач - кроме лавок никаких загадочных ящичков и коробочек
с проводами и шлангами нет. Пока едем - по совету Надежды Николаевны вынимаем пластины из броников. Дышать сразу
становится легче.
На месте оказывается, что все не так плохо - раненых четверо, но к счастью все не тяжелые - один с гордостью
показывает каску с содранной краской - морф не шибко разбираясь, хапнул парня за голову, а голова оказалась в шлёме,
что и выручило. А так - переломы. Сильные ушибы, ссадины и царапины, у одного возможно - повреждение внутренних
органов, очень похоже на тупую травму живота, но тут все равно - эвакуация, не боец он со сломанной ногой.
Санинструктор у них в команде оказался неглупый - так что в шесть рук обрабатываем и шинируем быстро.
У них оказывается и носилки есть. Курсантеры хватаются за ручки и бодрым галопом тянут первого раненого.
Успеваю вспомнить про Марка и рявкаю, чтоб остановились. Остановились - а на меня все уставились недоумевающе.
Когда нас дрессировали на военной кафедре и учили эвакуировать раненых, мы на своей шкуре убедились в том,
что это сложное и тяжелое действие. Майор Сухов, подтянутый, голенастый и ироничный поручил первой четверке