Прошу старикана подождать и быстренько поднимаюсь - все-таки без автомата шастать не стоит, хотя знаю со слов и Андрея и Николаича, что караульная и патрульная служба стараниями Охрименко и Михайлова отработана как минимум на твердую четверку и, в общем, в Крепости - безопасно.
- Что там стряслось? - спрашивает Николаич.
Ну, тут особо хранить врачебную тайну нечего - отвечаю.
- Заразно? - спрашивает Николаич.
- Для тех, кто ветрянкой не болел - да, заразно.
- Получается так, что если я болел, то и у меня такая дрянь может быть?
- Получается так.
- Не было печали. А куда собрались?
- А в медпункт, там есть, что ему нужно. Заодно посмотрим, что его бригада могла бы в медпункте сделать полезного.
- Правильный подход. Только радиоухо возьмите.
Спрашиваю Дарью - не осталось ли у нее чего вкусного.
- У меня вкусное всегда есть. Только вообще-то гордячка эта могла бы и не заноситься и придти. Ноги-то не отвалились бы, да?
- Это не гордость - мрачно замечает Андрей, протирающий ветошкой детальки мелкой снайперки.
- А что же?
- Она, похоже, в Чечне жила, когда там свобода накатила. Не стоит ее дергать.
Дарья фыркает. Но уже как-то невоинственно.
Омоновцы переглядываются. Потом один спрашивает:
- А этот герпес - это как на губах?
- Нет, вирусы разные. Герпеса две разновидности - один обычно сидит на губах, его зона - красная кайма губ. Которые на лице губы. Другая разновидность - генитальная.
Ну а опоясывающий - вызывается третьим вирусом - ветряной оспы, но картина как при герпесе - вот и назвали.
- А эти две разновидности герпеса - они как - перекрещиваются, или каждый свое место знает?
- Перекрещиваются. Особенно последнее время в связи с легкостью нравов.
- Хватит вам ерунду обсуждать - вмешивается Дарья. И я получаю пару увесистых пластиковых коробок, замотанных в кусок ватина, что тепло не терялось.
Мы уже практически подходим к медпункту, когда оттуда хлестко щелкает несколько пистолетных выстрелов. Сую пакет с едой опешившему старичку и дергаю к двери. Двое патрульных подоспевают практически одновременно - только с другой стороны - значит, стрельба мне не померещилась.
Патруль тормозит мою прыть, и дальше я открываю дверь уже под их грамотным прикрытием.
И ничего не понимаю.
На полу елозит голой задницей мужик со спущенными штанами. Кровищи так много, что я не сразу понимаю, как он ранен. Одной рукой мужик держится за окровавленное лицо, другая плетью на полу в луже. Корячится мужик вяло - и я вижу, что у него прострелено колено и возможно еще пуля в животе, хотя и не поручусь.
Надежда, такая же белая, как надетый на нее халат держит раненого на прицеле и даже не смотрит, кто тут в двери вломился. По возможности шустро огибаю стол и старательно отвожу пистолет в сторону и вверх. Сделать это непросто, мускулы у медсестрички напряжены до каменности, единственно, что пистолет на вытянутых руках - и это позволяет мне использовать методу старика Архимеда, повернув Надежду вокруг ее оси, давя именно на руки, держащие пистолет.
- Уже все, мы здесь, теперь все будет в порядке, спокойно, Надя, спокойно, коллега, а то рикошетами ребят покалечишь. Все, все уже прошло, все в порядке... - плету какую-то успокоительную фигню, главное, чтоб интонация была мягкой и пациентка расслабилась. Но ее не так просто уболтать.
- Не надо меня успокаивать, я в порядке - жестко говорит она.
Но пистолет, тем не менее, уже смотрит стволом в потолок. Уже легче.
- Вы его перезарядили?
Удивленно смотрит на меня.
- Конечно.
Теперь ее окончательно отпускает, она словно встряхивается, прогоняя наваждение и становится самой собой - и мне почему - то вспоминается мультфильм 'Маугли', там где Багира приходит в себя. Только вот непонятно, что тут за танец Каа был. А что ситуация непростая - ежу ясно.
- Что вы натворили, подлецы? Что, что вы тут вытворяете??? - это орет какой-то незнакомый мне господин, распихавший стоящий в дверях народ. Видно, что он привык к подчинению окружающих, но вид валяющегося на полу выводит его из состояния господинности и он брякается на коленки, нелепо хватая раненого за руку.
- Вызывай своих - говорит мне старший патруля. И сам вызывает на ЧП своего начальника.
К своему удивлению я справляюсь с демонической коробочкой и в темпе докладаю Николаичу, что тут наблюдаю.
Господин на полу поднимает бешено оскаленное лицо, тычет в Надежду пальцем и буквально визжит:
- Ты убийца! Ты его просто расстреляла, сука! Тебе это с рук не пройдет! Ты ответишь!
Странное ощущение у меня от этого субьекта. Не могу понять - почему. С одной стороны - лицо у него мужское, даже бы вроде и мужественное - грубой лепки, такое, с крупными чертами лица, но что-то есть в нем карикатурное - как в образах Райкина - и брови чересчур густые и нос как-то слишком картошкой. Но держится самоуверенно, не отнимешь.
- Что вы все стоите! Человек кровью истекает!
Тут он прав на все сто, помощь оказать надо и быстро. Прошу патрульных удалить лишних. Михайловские, не чинясь, выпихивают за двери всех набившихся в медпункт - и в том числе и этого странного человека, хотя он бьется и орет. Слышно, как и там он орет на них.
- Я напортачила, мне и помощь оказывать - уже достаточно спокойно, но очень странным голосом говорит Надежда.
К моему гигантскому удивлению она начинает с того, что выхватывает из своей сумки жгут и, невзирая на слабое сопротивление раненого, накладывает на бедро. Это странно, при ранениях суставов кровотечение, как правило, минимальное. Вот откуда кровь действительно хлещет - так это из раны на лице. Пуля, на мой взгляд, влетела с левой стороны (маленькое входное отверстие на щеке), раздробив челюсть и потом вместе с кусками кости и выбитыми зубами разодрала язык и противоположную щеку. Вот оттуда и льется. Раненый слабо пихает медсестру рукой, оставляя кровавые отпечатки на белом халате, но сестричка, не прерываясь, коротким тычком в пробитое пулей колено отправляет пациента в обморок.
- Вы не вполне успешно наложили жгут - вполголоса говорю ей.
- Да? А по-моему - нормально.
- Накладывая жгут, вы передавили и мошонку заодно. Так не рекомендуют делать.
Она поворачивает голову - и я натурально пугаюсь. Такого бешеного взгляда, находящегося на грани безумия я давно не видал.
- В данном случае это не только допустимо, но и рекомендовано.
- Надежда Николаевна, вы действительно в порядке?
- В полном, коллега. Не поверите - в совершенном порядке.
И вытянув из корзинки под столом какие-то грязные тряпки и использованные чужие бинты, мотает их как попало, придавая умирающему - а я вижу, что пациент уже отходит - вид неряшливо сделанной мумии из трешевой фильмы.
За дверью короткий всплеск голосов - и в кабинетике появляются встревоженные Николаич и Андрей. И если Николаич ведет себя как положено, то Андрей меня удивляет не хуже Надежды. Ухмылочка на физиономии флегматичного снайпера вылезает такая злорадная и хищная, что впору любому вампиру, дорвавшемуся до бадьи со свежей кровушкой.
Вместе с ними врывается и товарищ умирающего - он растрепан, явно прорывался силой.
- Сволочи, убийцы, быдло, скоты!
- Вы тут пока с товарищем побудьте - говорит ему Николаич достаточно убедительно и кивает нам головой, однозначно требуя покинуть помещение.
Выходим. Андрей все так же скалится, чем вызывает внимательные взгляды патрулей.
- Милицию вызовите! Я видел, что здесь были менты - пусть делают свою работу - кричит из-за двери господин.
- Обязательно! - отвечает Старшой и тихо приказывает Надежде запереть дверь в медкабинет. Ключ дважды проворачивается в двери. И окошко в медпункте маленькое и зарешечено.
- Так. И что дальше будем делать? - спрашивает прибежавший Михайлов.
- Получается так, что разбираться в происшедшем.
- Странное тут какое-то происшедшее - Михайлов смотрит подозрительно на Надежду с кровавыми отпечатками на халате.
- Давайте - ка пойдем в более подходящее место и там будем разбираться. А что скажет наша милиция?
- Ничего не скажет - это ваши проблемы, а мы не оперативники, не следователи, не прокуроры и не наша работа тут что-то расследовать. Мы тут вообще в гостях - резонно отвечает маленький омоновец в берете.
Его худощавый напарник тоже тут, при этом замечаю, что он посматривает в обратную сторону - видимо непроизвольно и привычно стараясь не оставлять тыл открытым. Ну да. Можно подумать, что он простреленных не видал, видал, конечно, и потому зеваки из него не получится.
- Надежда Николаевна, что там произошло?
Сестричка странно смотрит в лицо Николаичу и вдруг начинает плакать навзрыд.
Как смертельно обиженная маленькая девочка.
Это сильно поражает всех, кто успел убедиться в ее железобетонном спокойствии за последнее время.
- Знаете, мне кажется надо бы расследование отложить до завтра - вмешиваюсь я.
- Получается так, что у нас тут нет специалистов - и опер и судмедэксперт в Кронштадте остались.
Михайлов задумывается.
- А с чего это вы о судмедэкспертизе заговорили? Тот, со спущенными портками еще жив?