Глава 12
Вечером он помог профессору вытащить на берег стол, пару кресел и посуду для чая. Хотя профессор ухмылялся и ерничал, но было очевидно, что ему до смерти надоело сидеть в своем бетонном бункере. – Прекратите называть меня профессором, молодой человек, - сказал профессор, прихлебывая чай и поглядывая на восходящую луну, - Я никогда в жизни ничего никому не преподавал. – Прекратите называть меня молодым человеком, - ответил он, - Я не молодой человек, но я не могу называть вас Анатолием, как вы того требуете, потому, что вы в два раза старше меня. – Тогда почему я не могу назвать вас молодым человеком, - профессор возмущенно вскинул седые брови,- Если вы в два раза младше меня? – Они оба расхохотались, глядя друг другу в лицо. В первый раз в жизни он чувствовал себя в своей тарелке, в своем кругу, в кругу этого единственного, старого человека с бородой до пупа и косой до задницы. – Скажите, пожалуйста, как вы умудряетесь заплетать вашу косу? – Долго тренировался, - ответил профессор, - Перед зеркалом. А теперь уже могу это делать и на ощупь. А что? Вам не нравится? – Очень нравится. Заведу себе такую же, если времени жизни хватит. Мне становится плохо. – Да, я понимаю, - профессор достал из кармана фляжку, - Метаболизм есть метаболизм. Я излечу вас от этого алкогольного дерьма, но сейчас – примите сто пятьдесят. – Ничего себе, - сказал он, отставляя фляжку. – Да, Саша, - кивнул профессор, - Этому коньяку уже больше двадцати лет. – Везет мне в последнее время на дармовые коньяки, - заметил он, переходя к чаю, - А вы знаете, Анатолий Кириллович, у всего изложенного вами накануне есть и другое название. – Какое же? – Шизофрения. – Действительно, - с готовностью кивнул профессор, - Есть. А также – психозы, алкогольные и наркотические. А также – одержимость, теологически говоря. Это все вопрос терминологии. Мы говорим – шизофрения, но никто не знает, что это такое. Мы говорим – мышление, но в мозге нет никаких центров мышления. Есть центры речи, крохотные, с горошину величиной и называемые зонами Брока и Вернике. А вы представляете себе, какими способами эти самые Брока и Вернике могли добыть эти драгоценные сведения? Роботическая система образования и воспитания заставляет людей верить, что деятели, вроде указанных господ, втыкающие иголки в мозги живым людям – это великие гуманисты. Вы – образованный человек, вы не верите в демонов. А в Освенцим, в Хиросиму, в Сонгми вы верите? Вы можете поверить, что Гете и Чикатило принадлежат к одному человеческому виду? – Вы сами сказали, что атлант вылазит на поверхность из обычного человека. – Да, но не всякого человека. Если у вас нет глистов, то из вас ничего и не вылезет, кроме обычного человеческого дерьма. Проблема, однако, в том, что атлант – это не глисты. Это та часть вашей нервной системы, о которой вы не просто не имеете осведомленности, а которая даже не существует до определенной точки, до точки перехода. – Что это значит? – Это значит, что когда в условиях стресса нервные связи между группой клеток вашего мозга, составляющие ваше "Я", распадаются, временно, как под влиянием ярости, например или навсегда, как под влиянием алкоголя, то мозг создает другие связи, в другом месте коры. Новый контур, в основном, повторяет старый, но с несколько иными характеристиками, интенсивность которых растет от частоты и силы закрепления. Если вы – обычный человек, то результатом может быть и рак, и энцефалит, и дебильность. Если вы – генетический атлант, то вы вылезете именно в этом месте. – Но как образуется атлант? – А как образуется мысль? – А почему вы все время называете этот процесс "атлант"? – Вот тут вы меня поймали, - профессор пожал плечами, - Просто, по привычке называю. Сами-то они называют себя по-другому. У меня записано, но повторить я не могу – одни сплошные гласные и придыхания. – И все-таки, почему вы стали использовать именно это слово? – Ну, хорошо, назовите – измененное состояние сознания, назовите – психоз, назовите – демон, как средневековые экзорцисты, которые были ближе всего к сути проблемы. Это все слова. За множественностью слов мы не видим реальность. За словами "научные достижения" мы не видим физика, сидящего себе и обдумывающего, как бы это кого-нибудь убить потехничней, чего бы такого изобрести, вроде атомной бомбы. За словом "демократия" мы не видим того факта, что она как была, так и осталась основанной на труде рабов. За воплем "экология!" мы не слышим воплей, умирающих от бомб и от голода. Но начинаем вопить "караул!", когда нам самим начинают валить бомбы на голову. Когда нам самим принимаются тыкать в мозг иголками господа Брока и Вернике, когда нас самих тащат в Освенцим, вот тогда мы вопим – "где же гуманность!" А до тех пор мы идиотически кланяемся слову "прогресс" и не менее идиотически смеемся над словом "дьявол". Мы фонетизируем реальность, без того, чтобы осознавать ее. Вы хотели узнать, что такое "атланты"? Ну, так вот она, реальность атлантов, - профессор небрежно махнул в сторону сумасшедшего творения из бетонных блоков, - В которой приходится жить.
Глава 13
В эту ночь он в первый раз за много месяцев выспался почти нормальным, почти не алкогольным сном, ну, может быть, при самой минимальной помощи этаминала.
Теперь они сидели за столом, вынесенным на берег моря, завтракая собранными у причала мидиями, галетами и салатом из овощей, выращиваемых профессором в гидропонной установке.