* * *
Примерно через два часа мы достаточно пришли в норму, чтобы осмотреть лагерь.
Тело Босса мы нашли под кучей Креозотов у ворот. Наверное, он пал одним из первых. Оружие и стреляные гильзы укрыли ковром место его гибели. Креозоты никаким оружием не пользовались - только бессмысленной жаждой убийства, которая вела их на лагерь. В конце концов, это и было самое разрушительное оружие.
Кто-то из Креозотов выжил после ранений, и они лежали или сидели молча посреди бойни. Нас они не замечали. Мозаика зарядил автомат.
Продолжая поиски уцелевших, я услышал сухой треск выстрелов, разнесшихся среди мертвых домов.
Док нашел меня, когда я рыскал в конюшне.
- Они все погибли, Ник. Нет надобности проверять каждого. Гапы работали тщательно. Они никого из нас не собирались оставлять в живых.
- Ты прав… Но я не уйду, не пересчитав всех.
- Я узнал, почему они не прореживали гапов грузовиками, - сказал Док. - Баки были пусты. Кроме как в баке грузовика, на котором Шейла нас выводила, не осталось ни капли солярки. Последние галлоны Босс отдал нам.
Кровь загудела у меня в ушах.
- Господи, я же просил только два!
- Он дал нам восемь. И велел тебе не говорить. Даже отсоединил показатель уровня топлива в машине. - Док пожал плечами. - Босс хотел быть уверенным, что мы, в особенности ты, Ник, сможем вернуться, если не найдем горючего.
- Черт… Будь он проклят! - Я выкрикивал все ругательства, которые мог вспомнить. - Он навалил все эти смерти на мою совесть! Может, подумай я хоть чуть покрепче, и горючее не было бы нужно! Босс выполол бы этих лунатиков… и дети остались бы живы!
Я оглядел окрестные поля. Они лежали теперь тусклой пустыней. Холодный ветер колыхал траву. Семейство Креозотов ушло - работа была окончена. Мы, их дети, погибали один за другим.
Вдруг я резко вдохнул, пораженный идеей, которая со свистом вонзилась в меня, как прилетевшая из космоса пуля. Это было то же чувство, которое я испытал на складе перед тем, как нашел генератор.
- Куда ты? - крикнул мне вслед Мозаика. Я побежал к дому, потом вверх по лестнице, на которой лежала Шейла.
- Знаю, солнышко, - сказал я ей по дороге тихо и ласково. - Я знаю, как ты сделала.
Я вошел в закуток, где спал самый маленький из младенцев. Ощущая, как вертится в животе холодный ком, я сдернул пропитанное кровью одеяло.
И перевернул крошечную фигурку на матрасе. Она была окоченелой… я отодвинул чепчик.
- Шейла… что бы ни сделали с тобой они, но победила ты.
В моих руках, одетая в детские вещи, лежала пластмассовая кукла.
Я толкнул люк в потолке, где стоял водяной бак в пространстве под крышей. Забравшись наверх, я поднял крышку бака. Воды там давно не было, а лежал толстый слой одеял. А на одеялах - младенец. Он открыл глаза и улыбнулся мне.
* * *
- Как ты узнал, Ник? - Док не отставал от меня всю дорогу до грузовика. - Как ты мог знать, что ребенок там? Не было же ни записки, ничего.
- Шестое чувство. Когда столько времени выживаешь в аду, оно вырабатывается. Мозаика, не трать патронов… Это не вернет время обратно.
- Да поцелуй ты меня в задницу со своим шестым чувством! Что тебя заставило искать ребенка?
- Если честно, то сам не знаю. Я только знал, точно знал, что Шейла как-то попытается его спасти. Когда они вломились в лагерь, она знала, что никто не спасется. И даже если она их задержит на время у лестницы, когда они полезут в детскую, ей их не остановить. И они найдут ребенка.
Док кивнул:
- И потому она спрятала его в пустом баке и надеялась, что мы вернемся и найдем его раньше, чем он помрет от голода.
- Послушай, Док, - сказал я. - Ты видел, как Креозоты прочесали все кладовые по всему двору: они обыскивали тщательно. Они хотели наверняка. Хотели, чтобы никто моложе девятнадцати лет отсюда живым не вышел. Я полагаю, что наши ребята в доме продержались чуть дольше. Шейла наблюдала за этими убийцами из окна. И видела, что они пересчитывают наших мертвых. Они же неделями изучали наше поведение, да, но эти гады нас еще и пересчитывали. Они знали, что нас троих в лагере нет. Но если бы они из остальных не досчитались хотя бы одного, они бы разорвали все дома на клочки в поисках ребенка. Шейла одела куклу в детские вещи и вымазала их кровью, чтобы они решили, что ребенок мертв… Мозаика, брось ты свой автомат и покорми ребенка? Вот бутылка. Ему нужно много жидкости - он обезвожен.
Док покачал головой:
- Синдром мессии. Ник… я знаю, что это все самообман… но вот смотрю на тебя, и видит Бог, думаю…
- Давай вернемся к реальности, - сухо отреагировал я. - Док, помоги мне отнести тела к дому… нет, не взрослых. Пусть гниют. А потом вам двоим придется искать новое место, где жить.
- Мы уже решили. - Он кивнул в сторону Мозаики, который неуклюже держал младенца в одной руке, другой поднося ему бутылку. - Мы поедем в общину в Хармби. Может, они разрешат нам к ним присоединиться.
- Когда вы привезете им полный грузовик запасов, они вас примут с распростертыми объятиями.
- А ты хочешь вернуться в Эскдейл?
Я кивнул.
- Вы двое возьмите грузовик и "хонду". Там в гараже есть мотоцикл, а я доеду до дома на одном баке.
Док мрачно кивнул. Потом мы отнесли тела в дом. - Я это сделаю, - сказал Док, вытаскивая зажигалку. Еще полчаса мы стояли, как стоят на похоронах, и смотрели, как пламя охватывает дом. Потом я попрощался с Мозаикой, Доком и младенцем, который сейчас довольно гукал, закинул автомат за плечо и сел на мотоцикл. Он завелся с первого раза. Я помахал рукой и поехал в сторону дома.
Передо мной была дорога, уходящая вдаль. Перед глазами была Шейла, ее улыбка, которая заставляла улыбаться меня самого, эти огромные глаза, вспыхивавшие, как черные алмазы.
А позади столб дыма от горящего дома тянулся вверх, как лестница в небо.
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
Шоссе, где разбиваются сердца
Кажется, примерно в это время я перестал чувствовать ужас или потрясение. Наверное, это была какая-то психологическая защита.
Час за часом гнал я мотоцикл. Иногда дорогу перекрывали потоки воды и грязи, и мне приходилось выбирать объезды.
В ту ночь я спал в каком-то сарае. В нем я нашел дневник с историей шестнадцатилетнего парня. Марка Вудли, и как он выжил в первые дни после безумия.
Мои родители уже близко за моей спиной. Я не знаю, за что они меня ненавидят. Мир сошел с ума. Это я понимаю. Но не понимаю, почему это случилось с мамой и папой. Это просто не укладывается в голове. И мне остается только бежать и бежать. Я найду место, где они никогда меня не найдут. Остров. И буду жить, как Робинзон Крузо.
В углу сарая лежал скелет, объеденный крысами добела. Я отстранение отметил, что кварцевые часы все еще показывают точное время. Секундная стрелка неутомимо бежала по кругу, отщелкивая секунды для своего мертвого хозяина.
Я бросил дневник рядом со скелетом.
- Да, Марк… Ты недостаточно быстро бежал, друг.
На следующий день я снова был на дороге в 7.09, согласно часам Марка.
Я нашел автостраду и поехал на юг. И хотя поземка заметала полосы пустой дороги, не было причин, по которым я не заехал бы на стоянку в Эскдейле перед гостиницей еще до ужина.
Потом я увидел, что по разделительному газону тянется какая-то линия. Я проехал мили три, пока до меня дошло, что это.
Я притормозил. Через каждые десять ярдов стояла вкопанная в дерн деревянная конструкция в виде буквы Y высотой шесть футов. И к каждой из них был прибит человек.
Это было распятие на кресте в таких масштабах, каких никогда не видел мир. Я ехал мимо распятых тел и ничего внутри не чувствовал. Мне хотелось одного: доехать домой и увидеть, что с Сарой ничего не случилось. А это еще одна бойня - только и всего. Не хуже прошлой… или будущей.
Я проехал еще милю, когда увидел впереди золотой проблеск. И затормозил до скорости черепахи. Одежда на одном из трупов сияла.
Возле тела я остановился.
- Штанина… эти гады мне за тебя заплатят. Поверь мне, заплатят!
Кровь на мертвом лице уже засохла, прибитые к хвостам буквы Y руки посинели.
И шевельнулся палец.
- Штанина?
С усилием таким страшным, что смотреть было больно, он поднял голову и посмотрел на меня. На его лице не было никакого выражения - только глаза смотрели.
- Господи… Штанина, я тебя сейчас сниму. Все будет хорошо.
Он покачал головой. И снова было больно смотреть, каких усилий ему это стоило. Я перевел взгляд на его ноги.
Креозотские гады, которые его прибили, еще и отрезали ему ноги. Оставив ему выбор - висеть на пробитых гвоздями руках или стоять на обрубленных лодыжках.
Он смотрел на меня сквозь корку крови.
- Сделаю, друг. Не сомневайся, сделаю.
Он медленно повернул голову. Я снял с плеча автомат. Сперва руки так дрожали, что я не мог прицелиться. Потом я сделал глубокий вдох, и дрожь остановилась. Я спустил курок.
Птицы взлетели с пиршественного стола, услышав выстрел. Я выстрелил снова. И снова.