Она посидела еще немножко, прислушиваясь к музыке, затем поднялась и подошла к Зое Павловне. Та сидела, тупо и устало глядя в стол.
- Что? - подняла она голову.
- Молодость наша. Неужели не слышишь?
Она подняла Зою Павловну со стула, положила ей руки на плечи и с улыбкой повела очень умело под музыку танго по кабинету. И Зоя Павловна услышала музыку. И вот уже ничего не осталось, кроме музыки. Обе женщины танцевали в тесном кабинете, мечтательно улыбаясь, натыкаясь на мебель, но не чувствуя этого, забыв, кто они и зачем здесь.
- Марьянна, и вы, Зойпална! - опять просунулся в дверь Женька Уваров. - Смирнов из 9 "А" сказал, что видел его во дворе за клубом. Ой, извините, - спохватился он и почесал у себя в макушке, - опять забыл постучаться.
Почтовая интермедия Марьянны
Город Н… Главпочтамт.
До востребования Антонову Н. В.
Здравствуй, мой дорогой Николай Васильевич не Гоголь! Перед отъездом в колхоз я случайно встретила твою жену с девочками. Они стояли на моей остановке. Не знаю, куда они ехали. В парк, может быть.
На Верочке было синее платьице в белый горошек, на Машеньке - белое с петушком на кармашке. Смешной такой петушок. Господи!..
Жена не обратила никакого внимания на рыжую тетку с испуганными глазами (это я про себя), а девочек заинтересовала пряжка на моей сумке. На той самой сумке, которую подарил мне ты. Та самая пряжка-лягушка, которую я так любила показывать. Это было ужасно. Я чувствовала себя воровкой. Уже дома я подумала: и у этих голубоглазок я тебя ворую в те редкие часы и минуты, когда тебя отпускает завод…
Сволочь я!
Вот так, мой дорогой Николай Васильевич не Гоголь. Вот так это называется, а не любовью.
Эх! Эх! Ох! Ох! Расцветал горох - где-то вроде в огороде на грядах на трех.
И здесь все плохо. Поселили нас в школе-интернате, который пропах борщом. Все три этажа. Вентиляция плохая; не знаю, в чем дело, но запах этого унылого жилья отравляет все. Мои мальчишки и девчонки сразу скисли, когда увидели, где им придется жить. Лучше бы в шалашах, в палатках, в домиках. Сказал бы своим заводским - обещали же домики поставить. А еще лучше бы отремонтировать бывший барский дом. Мы живем в бывшей барской усадьбе. Если стать спиной к солнцу, когда оно садится, то справа будет наш интернат, слева церковь со срезанной колокольней. После войны в этой церквушке был жилой дом, и сейчас там, в срезанной колокольне, на втором этаже, живет продавщица местного магазинчика. Даже в этой церквушке было бы лучше, если бы там нас поселили и если бы она была пригодна для жилья. Но пустует и самое главное здание усадьбы - двухэтажный дом с мезонином помещика Чердынина. Скажи там в завкоме, мой дорогой Николай Васильевич не Гоголь, может, на следующий год отремонтируют. Место тут очень красивое. В центре усадьбы - фонтан. Чаша пересохла, растрескалась, ободранная статуя купальщицы наводит тоску. Может, и фонтан отремонтировали бы. Может, это обошлось бы заводу даже дешевле, чем строить новые домики. Нет, в самом деле, поговори там. Твои девочки пойдут учиться в нашу школу. И дело даже не в этом. Ты все-таки главный инженер, поговори, посоветуй, пусть приедут посмотрят.
Видишь, какое у меня к тебе деловое предложение. Наши отношения могут стать официально-деловыми, если ты заинтересуешься трудовым воспитанием подрастающего поколения. А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо! Вот и все!
Будь счастлив или несчастлив - как сумеешь.
Больше не твоя! Марина.
Глава пятая
Родник
Громко хлопнула дверь, отпущенная торопливой рукой Марьянны. Учительница сбежала по ступенькам в накинутом на плечи пальто.
- Уваров, где ты видел Петра Ивановича? - спросила она у мальчишки, ринувшегося за колонну. Он хотел спрятаться, но не успел и сунул на глазах Марьянны сигарету в рукав куртки.
- Там, - показал Женька. - Это не я видел. Это Смирнов видел из 9 "А". А я не видел. Там! Идите туда!
- Ничего, я постою, подожду, когда пожарника надо будет вызывать, - сказала Марьянна. - Не жжет еще?
Женька смущенно вытряхнул из рукава сигарету, затоптал.
- Вот так, Уваров, поступай всегда. Умный мальчик.
- Марьянна, я отказываюсь, - подала голос с загородки Рая Русакова.
- Подожди, Русакова, отказываться, - проговорила Марьянна, - пока я от вас не отказалась. Список готов?
- Жуков и Куманин отказались участвовать в концерте по идейным соображениям. Если бы вы слышали, как они со мной разговаривали. Марьянна, почему они со мной так разговаривают? Потому что я некрасивая, да?
- Ну, Русакова, нашла время и место. Давай, что есть.
- Ничего тут нет, - отдала Рая бумажку. - Кузнецов… вы сами знаете. Некому выступать. Концерт катастрофически срывается.
- Не соскучишься с вами, милые мои.
Марьянна сложила бумажку и пошла вокруг клуба. Заскрежетал под ногами гравий. Марьянна шла неуверенно, потому что не видела Петра Ивановича, стоявшего за деревом. Подойдя почти вплотную, остановилась, огляделась. Вспыхнул огонек сигареты.
- Петр Иванович, вы? - недовольно сказала учительница. - Что вы здесь делаете?
- Стою.
Огонек сигареты выхватывал из сырой темноты грубоватое лицо уже немолодого человека и кору дерева, как бы повторяющую и усиливающую впечатление грубоватости. В огоньке сигареты возникали и исчезали трудные до ожесточения морщины вокруг рта. Воротник плаща был поднят, набухшие поля шляпы отвисли.
- Вы стоите, а там ребята, - начала сердито Марьянна.
- Что ребята?
- Вы же старший.
- Формально… Концерт идет хорошо?
- Нет никакого концерта. Слышите - танцы. Все свелось к танцам.
- Пусть танцуют.
- Пусть? Странный вы какой-то. Воротник подняли, стоите, как будто от кого скрываетесь.
- Да, - ответил Петр Иванович. Марьянна замолкла.
- От кого? - после паузы, понизив голос, спросила она.
Петр Иванович швырнул на землю окурок и резко протянул руки к Марьянне.
- Вы что? - отшатнулась учительница.
- Я пальто вам хочу подать, - он снял у нее с плеч пальто. - Надевайте в рукава. Я покажу вам деревню. Я бывал здесь.
- Вам никто не говорил, что вы похожи на Юрия Никулина? - сердито спросила Марьянна, но все-таки надела пальто в рукава.
- Идемте, пожалуйста, - попросил Петр Иванович. - Здесь такая речка! Ее с Карабут-бугра смотреть надо.
Сбитая с толку странностью поведения Петра Ивановича, Марьянна принялась машинально застегивать пуговицы. Но идти в такую погоду на речку ей не хотелось.
- Я лучше в клуб пойду. Зоя Павловна одна не уследит за порядком.
- Зоя Павловна одна бастионы брать может.
На углу, рядом со столетним дуплистым вязом, журчала вода, вливаясь по желобу в темную колоду. Таких колод в деревне было несколько, и, соединяя их, через всю деревню бежал, расширяясь, сужаясь, теряясь в густых зарослях лебеды и репейника, ручей. Дождь кончился. Но журчание воды добавляло сырости, зябкости.
- Петр Иванович, - с заметной неловкостью и раздражением спросила Марьянна, - вы случайно за мной не ухаживаете? У меня есть человек, вы его видели. Он иногда встречает меня около школы.
- Я вам деревню показываю. Колыбелку. Знаете, почему Колыбелка?
- От слова "колыбель", наверное, - поежилась Марьянна.
- Не совсем так. - Петр Иванович кашлянул. - Колыбелка - родник, в котором вода колыблется. - Он показал на темнеющую колоду. - Потому и название деревне дали. Но есть один, у белых камней, самый главный. Я его завтра вам покажу.
Дом, палисадник, свисающие через штакетники мальвы - все едва угадывалось в сырой темноте. Марьянна и Петр Иванович с трудом перебрались по доске через узенький, телега не проедет, переулочек и шли, хватаясь за плетень, ступая осторожно там, где повыше и посуше.
- Плетень, - заметила Марьянна. - Оказывается, еще сохранились кое-где плетни.
- За этим плетнем, - Петр Иванович оглянулся, ориентируясь по другим домам и деревьям, - кажется, за этим плетнем в этом доме жила Марфа-монашка. Изба совсем завалилась.
За крайним окном, слабо подсвеченным изнутри нереальным, словно бы гнилушечным светом, произошло еле заметное движение. К стеклу приникли глаза, обрамленные бесформенными космами.
- Там кто-то есть, - пугливо отшатнулась Марьянна. - Кто-то смотрит. Идемте!
- Не может быть. Нежилой дом-то.
- Нет, там кто-то есть. По-моему, старуха. Вот так, - Марьянна показала, как приложила старуха ладони к стеклу.
Они отошли от дома. Марьянна еще несколько раз оглянулась на заброшенную усадьбу. Там было тихо: ни стука, ни скрипа, никакого движения.
- Ребята просят запланировать поездку на конезавод, - после долгого молчания сказала Марьянна. - Это здесь где-то близко, километров пятьдесят. Вы не знаете, сколько точно?
- Пятьдесят, - сказал Петр Иванович.
- Девочки прямо с ума сошли. Ах, лошади!
- Пусть будут лошади.
- Я вас не понимаю, Петр Иванович. Танцы - пусть танцы. Лошади - пусть лошади. Почему вы хотите переложить на наши хрупкие плечи административную ответственность? Вы начальник лагеря. Вы!
- Я начальник лагеря, а слушают ребята вас.
- Ну, это уж я не знаю, почему. И так ли это на самом, деле, - сказала Марьянна.
- Так! Предмет у вас духовный - литература. Я думаю, нам надо договориться. Я буду по технической части - все переговоры с совхозом, расчет-подсчет, а вы - с ребятами.
- Но, дорогой мой Петр Иванович, - запротестовала Марьянна, - здесь нужна не литература, а уроки, как собирать картошку. Вы ведете труд.