- Вот и отлично, - удовлетворился его обещанием Митчелл, доставая из кармана небольшой пакет. - Я тут тебе вещи твои принёс: бумажник, в нём сто двадцать долларов, кредитная карточка, водительские права, часы, расчёска и ключи, - достал он из пакета брелок с ключами. - Вот эти - от квартиры, адрес ты помнишь: Олд Бридч восемнадцать, второй этаж, квартира пять. А эти - от машины. Ты её держишь в трёх кварталах от дома, в гараже Гаррисона, он по той же улице. Квартиру и машину мы, на всякий случай, осмотрели, вдруг какому-нибудь придурку придёт в голову взрывное устройство заложить, так что не удивляйся, если найдёшь их опечатанными.
А вообще, Рич, как выйдешь из больницы, веди себя поосторожней. Вряд ли тем, кто собирался тебя прикончить, придётся по вкусу то, что ты до сих пор по земле ходишь. А тут ещё эти вонючие газетчики проходу не дают. К тебе приходил кто-то из этих уродов?
- Да, вчера заходил какой-то журналист, не то Болдеринз, не то Булдеринг, я не разобрал толком.
- Бодстринг - репортёр уголовной хроники. Сколько он нашей кровушки попил, недоносок. Вечно свой нос засунет, куда не надо. На вот, почитай на досуге этого засранца, - вытащил он из оттопыренного кармана свёрнутую газету, - писать он умеет.
Глеб взял протянутую газету, сложенную так, что в глаза сразу бросался крупный заголовок: "ВСПОМНИТ ЛИ РИЧАРД ХАДСОН СВОЕГО УБИЙЦУ?!"
Считай, что этой статьёй, - постучал лейтенант пальцем по газете, - он тебе мишень на спину повесил, сволочь! Теперь можно даже ставки делать, когда тебя прихлопнут - на этой неделе, или на следующей….
"Ну, это мы ещё посмотрим… кто кого", - подумал Глеб, но вслух ничего не сказал.
- Да, вот возьми ещё распечатку с нашего компьютера, тебе будет интересно.
- Спасибо, Дейв, - поблагодарил Глеб, забирая оторванную от рулона полосу.
Благодарил он искренне, испытывая к лейтенанту не только чувство признательности, но и расположение. Митчелл ему нравился. Он был прост в обхождении, дружелюбен, ненавязчив, легко сходился с людьми, а главное - делал добро! Не говорил о нём, а делал. Доброжелательно, бескорыстно, следуя заповеди: "Помоги ближнему своему". Такого человека стоило уважать, и Глеб его уважал.
Хотя распечатка содержала всего десяток строчек, но Глеб наконец-то получил возможность узнать кое-что из своей новой биографии.
Родился он, оказывается, в мае 1964 года в Стоктоне, штат Калифорния. В 1987-м окончил Калифорнийский университет в Беркли, получив степень магистра. С 1988 года проживает в Дейтоне, штат Огайо, преподаёт в Дейтонском технологическом колледже. Холост. Из ближайших родственников значился только отец, проживающий, судя по адресу, в том же Стоктоне, в Калифорнии. Мать, как оказалось, умерла четыре года назад. Братьев и сестёр не было.
- Мы твоему старику позвонили на прошлой неделе, поставили в известность, - словно почувствовав, о чём задумался его подопечный, сказал Митчелл. - Обещал позвонить, и при первой возможности - приехать. Так что не переживай особо - встретитесь, всё само собой и образуется. Телефон его, я там сбоку написал на всякий случай.
"А мои, вчера, поминки наверняка делали, девять дней, как никак", - с тоской подумал Глеб, живо представив сгорбившегося за столом отца и всхлипывающую мать, которую безуспешно пытается успокоить Олька, готовая сама в любой момент зареветь. Он горестно вздохнул и, заметив, что Митчелл за ним внимательно наблюдает, тут же перевёл разговор на другую тему.
- Тут написано, что я имею степень "магистра", это как? - спросил Глеб, по простоте душевной представляя американского магистра сродни нашему доценту или кандидату наук.
"А про отца видно помнит", - отметил про себя лейтенант, пускаясь в объяснения.
Американцы, как оказалось, высшим образованием считали любое образование после средней школы, не важно, что ты кончаешь - колледж, институт или университет. Закончил двухгодичный колледж - младший специалист; трёхгодичный институт или профессиональную школу - техник; четырёхгодичный институт или университет - бакалавр. Ну, а если дополнительно ещё годик-два там же потёр штаны - магистр. Так что в СССР, все, кто вузы закончил, по американским меркам - магистры, ну на худой конец (может где-то и четырехгодичное обучение есть) - бакалавры.
"Да и я, выходит магистр то вполне взаправдашний, - усмехнулся Глеб, - зря, что ли от звонка до звонка горбатился?!"
- Ты чему улыбаешься, - остановил Дейв свой рассказ, подозрительно покосившись на своего подопечного.
- Да так, не обращай внимания, - махнул рукой Глеб. Не мог же он сказать лейтенанту, что находит систему американского образования несколько странной. Двухгодичные колледжи, судя по объяснениям Митчелла, тянули только на советское ПТУ и к высшему академическому образованию, по мнению Глеба, отношения не имели. Институт соответствовал техникуму, да и то надо было посмотреть - у американцев были и двухгодичные институты. "А вообще странно, конечно, когда учёные степени не башкой, а задницей зарабатывают. Хрен бы им у нас даже кандидата дали, хоть десять лет проучись, пока диссертацию не напишешь и не защитишь".
- Многие солидные университеты носят название штата, - продолжил Митчелл. - А Калифорнийских так целых два - один в Беркли, который ты закончил, второй - в Лос-Анжелесе. Но тот, который в Беркли - престижней. Так что тебе повезло, Рич. Можешь сделать неплохую карьеру, если, конечно, всё нормально пойдёт. Но я очень надеюсь, что память у тебя восстановится.
Митчелл поднялся, прощаясь, и уже у самой двери с улыбкой заметил:
- Да, Рич, когда посетительница уйдёт, не забудь попросить у сестрички укольчик от "столбняка", а то на животе спать не сможешь!
Глеб расхохотался его шутке, а лейтенант поспешно скрылся, чтобы тут же, приоткрыв дверь и просунув голову в щель, добавить: - И не забудь подумать над причиной нападения - я на тебя рассчитываю!
"Штирлиц американский, - усмехнулся сержант. - Хотя Семёнова наверняка не читал, но тоже знает, что запоминается последняя фраза".
Как только Митчелл ушёл, Глеб почувствовал, что волнуется. Если ни медперсонал, ни детектив не имели ни малейшего понятия о Ричарде Хадсоне (пока тот не попал в больницу), то сейчас должны были прийти люди, которые хорошо Хадсона знали, и долгое время с ним общались. Бояться Глебу было нечего. Этих людей он действительно "не помнил". Он и не мог их помнить, поскольку никогда и не знал. И поведение его, в любом случае, должно было выглядеть вполне естественным в соответствии с поставленным диагнозом. Но он не хотел ненароком обидеть или причинить боль этим людям, с которыми у умершего американца были свои, возможно близкие отношения. Глеб передвинул подушку чуть повыше, чтобы придать телу некое полусидящее положение, поправил простынь, подоткнув её к низеньким бортикам кровати, расправил на груди невзрачную больничную пижаму и потянулся к тумбочке за расчёской. Но достать её не успел - в дверь постучали.
"Не соврал лейтенант!" - ахнул Глеб, чувствуя, как его губы сами собой растягиваются в дурацкую улыбку.
Девушка выглядела действительно ошеломляюще. Роскошные густые волосы цвета спелой пшеницы, помимо воли, приковывали взгляд, заставляя от восхищения замереть, и заворожено затаить дыхание. Золотой струящийся водопад, изумительными витыми струйками рассыпавшись по плечам, с разбега налетал на дерзко торчащую грудь и, найдя ложбинку, устремлялся туда, вскипая прядями по тёмному шелку блузки. Можно было только удивляться искусству парикмахера и матушки-природы, сумевших создать это чудо. Волосы искрились, светились на солнце сияющим нимбом, высвечивая нежное, чуть тронутое загаром лицо. Куда там королевской короне с её холодным блеском металла и драгоценных камней. В эту гриву золотистых волос хотелось немедленно запустить пальцы, зарыться в них лицом, чтобы хоть на мгновенье почувствовать их воздушную мягкость и ласковое живое тепло. Очаровательная улыбка, тревожно распахнутые радостные глаза, чуть вздёрнутый точёный носик, что тут сказать - красавица, да и только!! А ноги то, ноги! Дал же Боже! Поневоле зайдёшься слюной. При такой даме остаётся только состроить зверскую рожу, расставить пошире руки и кричать: - Не подходи - Моё!!!
"Интересно, кем она ему приходится?" - успел подумать Глеб, как девушка, задержавшись на мгновенье у двери, стремительно шагнула к кровати.
- Здравствуй, Ричард, - нагнулась она к нему и влепила в губы поцелуй, нимало не смущаясь молодого мужчины и девушки, вошедших следом за ней.
Накрытый золотым шатром, сержант почувствовал, как у него сбилось дыханье и учащённо забухало сердце.
- Хай, - еле слышно выдавил он приветствие, когда она подняла голову.
- Как ты тут, старина? - оттеснив блондинку, энергично потряс ему руку крепыш лет тридцати. - Мы вот с Кэрол, и моей Джейн, притянул он к себе (словно поясняя, кто есть кто) стройную шатенку, уже четвёртый раз пытаемся к тебе попасть. Но всё почему-то не пускают. А Кэрол, так просто уже извелась вся. В тот день, когда тебя ранили, она до самого утра в больнице просидела, пока не сказали, что опасности уже нет. Да и мы тоже все за тебя переволновались. Ты не поверишь, даже этот старый пень Маккрайф - твой заплесневелый шеф, подошёл ко мне на днях и говорит: "Мистер Брейтон, вы кажется приятель Ричарда? Как его самочувствие, вы были у него?" И при этом как всегда подёргивает себя за свой шнобель, который у него и так, как у орла, - потянув четырьмя пальцами несколько раз за кончик носа, продемонстрировал Брейтон привычку чужого шефа. - А когда я ему сказал, что свидания пока не разрешают, то он уж очень расстроился. Наверняка без тебя у него вся работа в лаборатории валится. Ты же сам знаешь - в прикладной математике он ни бельмеса не смыслит!