"Тут он, может быть, и прав, - подумал Сергеев. - Тут как раз такой случай, когда чересчур хорошо - тоже нехорошо! На фоне общей безалаберности и всей неразберихи последних лет надо было бы это учесть. Но как быстро проверили! Просто рекордно быстро. Через кого, интересно бы узнать?"
Он пожал плечами.
- Придумал бы я для вас какую-нибудь завлекательную историю, чтобы ваше любопытство свернулось, развернулось и тихо умерло от избытка информации. Да вот только врать неохота! Нет у меня другой истории, Раш! Так что - нравится тебе, не нравится - поделать я ничего не смогу.
- Это ответ? - спросил Раш серьезно.
- Да, это ответ.
- Окончательный?
- Возможно.
Блинчик рассмеялся и опять поднял стакан, уже наполовину пустой.
- Отличная у нас беседа получается! Мужики, давайте-ка выпьем - это все-таки роднит!
- Ты всегда был хитрец, - сказал Рахметуллоев Михаилу без улыбки, не сводя с него тяжелого взгляда своих бархатных глаз. - Даже тогда, когда мы были детьми. Твое здоровье, Умка!
Сергеев приподнял свой бокал в ответ.
- Давайте пока разговор отложим, - предложил Блинчик. - Например, на "после обеда". Что-то у нас не очень здорово все получается...
И действительно, получалось не очень здорово. В воздухе повисла напряженность - что-то, отдаленно напоминающее накатывающуюся грозу.
Хоть Рахметуллоев шутил, и шутил остроумно, хоть Блинчик рассказывал разные случаи из своей додепутатской и депутатской жизни - смешные и несмешные, хоть литровая бутылка с породистым виски опустела больше чем наполовину - обстановка все равно напоминала детский утренник, на который по ошибке привели старшеклассников, уже давно не верящих ни в Деда Мороза, ни в Снегурочку.
Когда подали обед, разговор вообще нырнул в никуда - закрутившись вокруг кулинарных изысков, особенностей некоторых алкогольных напитков и прочей ерунды. Потом, когда принесли гуляш, выяснилось, что повар у Блинова - венгр. Рашид обрадовался и рассказал, что у него одно время работал повар-итальянец, выписанный из Рима за очень большие деньги, но в один прекрасный день он исчез, не оставив почти никаких следов. А обнаружили его люди Раша в одном из военных лагерей в предгорьях, где ему приходилось готовить еду для полевого командира, который в тонкостях кухни не разбирался и едва ли мог отличить пармезан от рокфора. Повара удалось отбить, расстреляв почти весь отряд, но по дороге обратно, в поместье Раша, у насмерть перепуганного итальянца "съехала крыша", и его в тяжелейшем состоянии отправили домой, в Рим.
У Сергеева личного повара-иностранца никогда не было, и он рассказал им правдивую историю про бармена-кубинца по имени Санчес, работавшего когда-то в баре Sole на набережной Гаваны, который умел жонглировать четырьмя бутылками одновременно и при этом умудрялся смешивать самые вкусные коктейли в мире.
Хорошенько набравшийся Блинчик немедленно проявил инициативу и предложил слетать на Кубу для того, чтобы выпить в том самом баре, не подозревая, что бар Sole был разгромлен кубинской контрразведкой еще в девяносто третьем, а Санчес...
Тут вмешался Раш, переключивший тему на женщин, от чего Блинчик немедленно сделался подозрительно задумчив и заерзал в кресле - похоже, что в этот момент лангеты начали мешать ему по-настоящему.
Вторая перемена блюд подавалась уже под рассказы Раша о его поездках на Юго-Восток Азии и жарких ночах в Будапеште, Амстердаме и в Африке. Блинов изредка вставлял шутки нужной направленности, но откровенно тосковал и пил еще больше. Сергеев, который женщин любил, а вот скабрезные разговоры о них - нет, выпивал молча.
Виски кончился. Блинчик потребовал водки, раскрасневшийся Раш смотрел на Сергеева то с нежностью, то с недоверием. Сергеев, умеющий пить профессионально, начал ощущать, что до момента, который на их служебном сленге назывался "погасили свет", остается грамм двести и, если он не хочет закончить вечер в тарелке с печеночной горячей закуской, пора тормозить.
Однако развлечения только начинались - Владимир Анатольевич, откушавши грамм сто водочки, превосходно, без снижения градуса легшие на почти четыреста граммов виски, вдруг осознал, что гипс все же порывам души не помеха, и предложил позвонить девочкам. Раш немедленно полез в пиджак за мобилкой, которая почему-то, описав в воздухе дугу, ухнула в бассейн практически без брызг, как чемпион по прыжкам в воду. Раш пытался ее поймать - и вслед за мобилкой в воду отправились горшок с безымянным растением и некоторая часть сервировки стола.
Все это так напоминало обычную студенческую пьянку: безрассудную, бессмысленно веселую и неуправляемую, что Михаил начал подумывать - не почудился ли ему разговор, который эту пьянку предварял. Но выпивка - выпивкой, а ни Рашид, ни Блинов запретную тему не трогали - хотя казались пьянее пьяного, во всяком случае на первый взгляд.
От бассейна пришлось перейти в столовую - благо располагалась она недалеко, в том же крыле. Впрочем, "перейти" было слабо сказано. Блинов на электроколяске выписывал такие кренделя, что не отправился в бассейн только по чистому везению. Раш, хоть и нетвердо стоящий на ногах, успел-таки коляску перехватить и, семеня, как женщина в узкой юбке, покатил друга и соратника через холл. Блинов громко смеялся и размахивал здоровой рукой.
Сергеев чувствовал себя не лучшим образом.
Вставая из кресла, он и сам на миг утратил равновесие, но тут же выровнялся и прошел в столовую за шумной парочкой. По дороге Раш с Блинчиком умудрились разбить стоявшую в холле старинную китайскую вазу и исковеркать красивое, похожее формой на выгнутую дугой лебединую шею, настенное бра.
Рослый парень в костюме официанта и смешных круглых очках, стоящий в ожидании возле дверей, с тоской глядел на груду осколков, теребя полотенце, переброшенное через руку.
- Не подскажете, где туалет? - спросил Сергеев.
Не сводя глаз с кучки черепков, официант показал рукой направо.
- Что, влетит?
Официант поправил очки и сказал негромко, так, чтобы за дверями не услышали:
- Кого-то обязательно уволят. Ваза дорогущая. Тысяч десять-пятнадцать.
Он посмотрел на Сергеева и добавил:
- Не гривен.
- Да уж, - сказал Сергеев. - Не две копейки. Так сами ж и грохнули.
- Кто это завтра помнить будет? - печально осведомился официант. - Ваза была? Была. Дорогая? Дорогая. Разбили ее? Разбили. Значит, кто-то ответит. Вы Владимиру Анатольевичу друг? Я вас первый раз здесь вижу.
Сергеев подумал и кивнул.
- Но мы долго не виделись...
Официант вздохнул.
- Тогда понятно. Если он кого-то просто выгонит - это еще ничего. Главное, чтобы не оставил возмещать убыток. Мне эту вазу, например, в жизни не отработать!
- Умка! - взревел за дверями Блинов. - Ты где? Мы ждем!
- А что, - спросил Сергеев, - он может оставить?
- Не сомневайтесь, - сказал парень, садясь на корточки перед остатками произведения искусства династии Мин. - Может. Он, знаете ли, практически все может. Наверное. Дай бог, чтобы наутро не вспомнил.
Блинчик открывался все новыми и новыми гранями. Нет, конечно же, ваза была хороша! И денег стоила огромных, но для Блинова это были не деньги, а так - тьфу и растереть. Но парень явно не врал - он боялся. Боялся Блинчикова гнева, боялся быть оштрафованным, и это при том, что был ни при чем - Сергеев сам видел, как едущий в коляске Владимир Анатольевич смахнул вазу с подставки здоровой рукой.
- Умка! - на этот раз Блинов и Рахметуллоев орали хором.
- Иду! - отозвался Сергеев.
Туалет, расположенный справа от дверей, тоже был необычным для жилого дома. Несколько туалетных кабинок, несколько умывальников, несколько душ-кабин. Тут любили и умели принимать гостей.
Прежде всего Михаил зашел в кабинку и, склонившись над унитазом, сунул в рот два пальца. После нескольких заходов ему полегчало: голова прояснилась и, хотя в конечностях появилась легкая дрожь, а на лбу испарина, думалось не в пример легче, чем пару минут назад.
В кабинке отчетливо пахло превосходным виски.
Сергеев с сожалением покачал головой.
Он с наслаждением умыл лицо прохладной водой из-под крана и вытерся бумажным полотенцем. Потом прополоскал рот - противный привкус желудочного сока висел на языке.
В зеркале отражался седоватый мужчина лет тридцати с небольшим, в светлом полотняном пиджаке и белой рубашке с расстегнутым воротом, скуластый, с худощавым лицом и покрасневшими от выпивки глазами.
Пить Сергеев умел, но любил в этом деле меру. Удовольствия в том, чтобы терять голову и мучаться по утрам, он не находил. Да и работа не позволяла вести себя слишком вольно в этих вопросах - слишком велика могла оказаться цена ошибки. Для особых случаев существовали у Конторы специальные препараты, но Мангуст предупреждал, что применять их часто и бездумно не следует.
- Голова, конечно, останется ясной, а вот печень... Печень - она не железная. Родине в общем-то на твою печень плевать, а вот только запасную не выдают! Так что думайте мужики!
И рекомендовал пользоваться сорбентами - благо их тогда уже напридумывали великое множество.
"Надо будет поискать что-нибудь подобное, - подумал Сергеев, приглаживая волосы влажными ладонями. - Сопьюсь ведь, к чертовой матери! Какой был виски! Варварство!"
В столовой на стол подавали горячее.