- Можно попробовать продать, - с сомнением сказал Корсаков. - Погоди-ка… - он подошел к картине поближе и развернул к свету.
Послюнив палец, потер холст в углу - на пальце осталась краска. Корсаков снял картину с мольберта и, перевернув ее, стал изучать изнанку картины, склоняясь к самому холсту и даже трогая его пальцами.
- Что-то не так? - спросила Анюта.
- Что-то не так, - подтвердил Игорь. - Понимаешь, картина написана акварелью, самое большее, в середине двадцатых годов, а холст гораздо старше. Посмотри… видишь, он пожелтел? Как говорят реставраторы, перегорел.
- И что?
- Думаю, этой халтурой замазали другую картину.
- Ух ты! Может, там Рембрандт? Или Леонардо да Винчи?
- Так, закатываем губы и подбираем слюни, - скомандовал Игорь. - Вот когда очистим картину от этих птичек, тогда и станет понятно - разбогатели мы или так, развлеклись в свое удовольствие.
- А ты сможешь? - Анюта подошла к Игорю вплотную и заглянула в лицо. - Ты ведь гений! Ты же такой мужчина…
- Эй, эй, осторожнее. Не то я и впрямь поверю в свою гениальность. Попробовать я могу, но лучше, если этим займется опытный реставратор. И такой у меня есть - учились вместе.
- Звони, - девушка протянула ему мобильник, - звони сейчас же.
- Спокойно, - охладил ее пыл Корсаков. - Я даже не знаю, есть ли у него телефон, не говоря уже про номер. Но на днях они будут в Москве - приедут покупать новую машину. Помнишь, я тебе рассказывал, что разбил чужую "Ниву"? Вот это была тачка моих друзей.
- Они приедут? - повторила Анюта. - А кто с ним?
- Невеста его. Это я их сосватал.
- Ты еще и сваха?
- По совместительству. Так что подождем Пашку - он обещал зайти. А пока принеси чистую мокрую тряпочку.
Анюта быстро принесла смоченную водой тряпицу. Корсаков осторожно принялся протирать холст возле рамы в самом углу.
- Черт, густо замазали, - пробормотал он, осторожно снимая слой краски. - Хорошо хоть лаком не покрыли.
Под слоем акварели проступила темная поверхность скрытой картины. Корсаков склонился, приглядываясь.
- Все, пока довольно, - сказал он, - там действительно другая картина. Боюсь испортить, будем ждать Воскобойникова.
Картина два дня простояла на мольберте, укрытая тряпкой.
Игорь открыл ее и снова принялся разглядывать. Даже кресло-качалку принес, чтобы удобно было. Он слышал, что картины старых мастеров замазывали после революции - чтобы большевики не продали.
Еще после Великой Отечественной войны, когда воины-победители везли трофеи, в стране оказалось много шедевров живописи из немецких музеев. Как там у Высоцкого?
"… а у Попова Вовчика отец пришел с трофеями.
Трофейная Япония, трофейная Германия,
Пришла страна Лимония,
Сплошная чемодания…"
Солдаты везли трофеи вещмешками, офицеры - чемоданами, старшие офицеры и генералы - вагонами, а маршалы уже целыми составами. И во время послевоенных чисток высшего армейского руководства картины тоже прятали за подобной мазней, надеясь переждать смутное время и сохранить капитал - ценность картин великих живописцев в то время уже все понимали. Корсаков задумался, пытаясь представить, что могло быть изображено под резвящимися в пруду павлинами.
Под окном остановилась машина, послышалась перебранка. Звонкий голос Анюты выделялся на фоне мужских голосов.
Внизу хлопнула дверь, послышался быстрый перестук каблучков по лестнице.
- Ау, где ты, мой ненаглядный гений?
- Здесь я, - подал голос Корсаков, - любуюсь твоим наследством.
- А я кресло привезла, - похвасталась Анюта. - Сейчас мужики его внесут. Если в дверь пройдет.
Они вышли в холл. Грузчики, кряхтя и ругаясь вполголоса, тащили по лестнице огромное кресло.
- Куда ставить-то? - спросил небритый мужик в голубенькой панамке.
- Сюда, в спальню, - показала Анюта.
- Нет уж, - решительно воспротивился Корсаков, - там и так не развернешься. Ставьте здесь, к стене.
Мужики поставили кресло, куда велели, Анюта рассчиталась с ними, уселась, подобрала ноги и победно посмотрела на Корсакова.
- Как тебе?
- Прелестно, - пробормотал тот, разглядывая потертый плюш. - Зачем оно нам?
- Надо же тебе где-то отдыхать, когда ты пишешь. Смотри, какое удобное, мягкое, старинное.
- Что старинное, никто не спорит, - согласился Игорь. - И клопы в нем уже потеряли счет своим поколениям.
- Ой! - Анюта взвизгнула и вскочила на ноги. - Ты что, серьезно? Там могут быть клопы?
- Вполне. И тараканы. Любишь тараканов?
- Мы его выбросим, - решительно сказала девушка, - прямо сейчас!
- Ну уж нет! - Корсаков расположился в кресле, закинул ногу на ногу.
Было действительно удобно.
- Я вчера картину продал. Желаю отметить это событие…
- Ты вчера уже отметил.
- То было вчера. Не мог же я обмануть ожидания коллег.
- Ладно. Тогда распределим обязанности. Я иду в душ, а ты накрываешь на стол. Потом ты просишь прощения за то, что вчера позорно напился, а я тебя прощаю. Там, под балдахином, - Анюта показала пальчиком на спальню, - тебе будет даровано полное прощение.
- Балдахина нет и больше никогда не будет. Сегодня ночью он набросился на меня и чуть не задушил. И фанеры на окне не будет. А прощенья просить я согласен.
- А как же интим? - Анюта заглянула в спальню.
- Интим создается прежде всего в голове. - Корсаков назидательно поднял палец. - И вообще, я желаю просить прощения! Это так редко со мной случается, что если ты не поспешишь в душ, желание пропадет минимум до вечера.
- Уже бегу, - Анюта направилась к креслу, в котором он сидел, на ходу расстегивая блузку. - Только поцелуй меня. - Она уселась к Игорю на колени и взъерошила волосы.
Он обнял ее и припал долгим поцелуем к ямочке между ключиц. Анюта, вздохнув, откинулась назад. Он распахнул на ней блузку, снял с плеча бретельку бюстгальтера, коснулся губами груди.
- Ты так и не понял, зачем я купила это огромное кресло? - спросила она шепотом.
- Теперь понял…
В дверь внизу грохнули кулаком. Анюта вздрогнула, попыталась высвободиться.
- Сиди спокойно, - сказал Корсаков, спуская вторую бретельку. - Нас нет. Мы погибли, нас придушил балдахин, мы утонули в джакузи, слившись в пароксизме страсти. - Кто-то стал уже всерьез ломиться в двери, и он с досадой покачал головой: - Никакой личной жизни. Иди в душ, - он столкнул Анюту с колен, - а я пойду, набью морду этому мерзавцу.
Он спустился по полутемной лестнице, которая освещалась только сверху, из холла, а окно под потолком было слишком маленьким и к тому же замазано побелкой после ремонта. Корсаков посмотрел в глазок, который по настоянию Александра Александровича врезали в дверь, и ничего не увидел. С улицы кто-то прикрыл глазок ладонью или еще чем-то.
- Кого там черт несет? - сказал Корсаков громко, так чтобы услышали с той стороны, и стал отпирать дверь.
Он был уверен, что кто-то из арбатских знакомых пришел продолжить вчерашнее веселье. На улице молчали. Игорь распахнул дверь и на мгновение ослеп от яркого солнечного света. С улицы протянулась здоровенная лапа, вытащила его и прижала к мощной груди, одетой в веселую маечку с призывом: "Time is many - kiss me quickly" Время - деньги, целуй меня быстрей!.
- Что, ваше сиятельство, своих не узнаем? Домовладельцем заделались?
- Паша, шутки твои, как у того боцмана, дурацкие, - выдавил Корсаков, трепыхаясь в объятиях Павла Воскобойникова. - Пусти, злодей, опять ребра сломаешь.
- В прошлый раз не я ломал, не ври!
- Марина! - Корсаков увидел стоявшую за спиной Пашки девушку. - Скажите ему, чтобы прекратил хулиганить.
- Ничего не могу поделать, Игорь, - развела руками Марина, - он с утра только и мечтает, как прижмет вас к своей груди.
Наконец Корсаков вырвался из стальных объятий.
- Ты как меня нашел?
- Сашка-Акварель навел, - подмигнул Павел. - Так и сказал: у Игорька теперь собственный особняк из двух этажей.
- А что в особняке всего две комнаты, он не сообщил? - поинтересовался Корсаков. - Марина, чертовски рад вас видеть. А где машина? Вы же хотели новую покупать.
- Вон стоит! - Воскобойников с гордостью показал белую "Ниву", стоявшую на противоположной стороне переулка. - Хороша?
- Хороша. Рад за вас. Однако обмыть бы не мешало… - Корсаков вопросительно взглянул на Марину: после того, как у Воскобойникова был сердечный приступ, она взяла с него слово, что пить он не будет.
- Ладно уж, - сказала девушка, - ради такого случая сто грамм сухого не повредит.
- Вот это я понимаю! - воскликнул Корсаков. - Прошу, гости дорогие! - Он приглашающе отступил в сторону.
Воскобойников и Марина прошли в дом. Игорь запер дверь и стал подниматься следом.
- А чего так темно? - выразил неудовольствие Павел.
- Свет впереди видишь? Вот и топай. Осторожно, - Корсаков поддержал Марину, - здесь ступенька выщерблена.
- Ну-ка, ну-ка, - бормотал Воскобойников, - как тут наш гений устроился? О-о-о… - он развел руки перед великолепием хрустальной люстры, старинного кресла и посудомоечной машины, - вот это я понимаю - есть у человека художественный вкус. Он или есть, или его нет и никакими институтами его не привьешь.
- Ладно тебе издеваться, - проворчал Корсаков.