Я хочу поговорить с вами! - Элиссандра с трудом сдерживала слезы. - Пожалуйста! Я даже не знаю имени человека, который сделал мне столько добра!
Пожилая женщина пристально посмотрела на нее, затем, к облегчению девушки, снова поставила сумку на пол и сняла капор.
- Меня зовут Соррель, - сообщила она, присаживаясь на стул и складывая руки на коленях.
Элисса торопливо разлила чай в две кружки. Она была готова сделать что угодно, только бы старушка задержалась подольше.
- А тебя как зовут? - тихонько спросила Соррель, потягивая чай.
- Ох… я думала, что сказала вам прошлой ночью. Меня зовут Элиссандра, - Элисса протянула пожилой женщине пирожок. - Но здесь меня зовут просто Элисса.
- Очень красивое имя, - Соррель кивнула и откусила маленький кусочек пирожка.
- Спасибо. Его придумал мой отец. Мою маму тоже так зовут…. э-э-э… звали. Мне говорили, она была очень красивой.
- Я тоже рано лишилась матери, - мягко сказала гостья. - Для девочки это тяжело. А сколько тебе лет?
Элиссандра сделала глоток и поморщилась. Вчера она все-таки прикусила губу, и сейчас горячий чай попал прямо на ссадинку.
- Пятнадцать.
- А-а… Тот самый возраст, когда девушке больше всего нужна мать.
Слово за слово - и Соррель рассказала Элиссе о своих путешествиях. Она оказалась странствующей травницей.
Элиссандра слушала ее, затаив дыхание. Ведь она тоже занимается лечением травами! Наконец, гостья заговорила о том, что видела вчера, когда посетила Гладкий Луг. По ее словам, деревня гудела, как пчелиный улей: один из ее жителей должен был вот-вот переселиться в столицу, и не куда-нибудь, а в королевский дворец.
- Все там ходят с таким видом, что не сразу поймешь, кому выпала такая честь. Но я видела того мальчика. Очень симпатичный. А какие глаза - голубые, как небо, даже светятся! Если он войдет в ворота Тала утром, то к вечеру столичные красавицы лишат его невинности.
Соррель лукаво засмеялась, но ее глаза пристально наблюдали за девушкой. Элиссандра растерялась.
- Я знаю многих жителей Гладкого Луга. Э-э-э… а как зовут этого юношу? Вы слышали?
- Нет…. Не уверена. Я ведь просто была там проездом и остановилась поужинать в трактире. А мальчик… Рослый такой. Блестящие темные волосы, глаза голубые, яркие… Я таких глаз никогда не видела.
- Торкин Гинт, - ничего не выражающим тоном произнесла Элисса, но взгляд ее стал отсутствующим, как у душевнобольной.
- Я не слышала его имени, девочка моя. Нет… подожди. Кажется, фамилию ты назвала верно. Гинт, Гинт… Его отец - местный писарь?
Элиссандра печально кивнула.
- Все угощали его элем, поздравляли. Потом людям стало тесно в трактире, веселье хлынуло на улицу - так и я узнала новость. Если верить хозяину постоялого двора, паренек станет учеником самого Меркуда. Это очень известный лекарь, его прозвали "Облегчающий Страдания", - старушка закашлялась и постучала себя по груди. - Правда, я сама его никогда не видела. А жаль.
Лицо девушки стало нездорово-бледным.
- Я знаю сына Гинта. Но никогда не слышала, что он собирается в столицу. Никто не говорил, когда он уезжает?
Соррель нарочито небрежно пожала плечами.
- Все были так взволнованы… Я поняла, что сегодня утром. Вся деревня собиралась его провожать.
Элиссандра резко встала и начала убирать со стола. Ей казалось, что сердце сейчас разорвется… Но она выглядела невозмутимой.
- Да? Какая жалость. Я пропустила праздник.
Ей потребовалась вся сила воли, чтобы ничем не выдать своих чувств. Ярость, ужас, отчаяние… Но вот посуда была убрана, стол вытерт, а Соррель так ничего больше и не сообщила о Торе. Но стоило ли ее винить? Откуда ей знать о чувствах Элиссы, откуда ей знать, что они с Тором были почти помолвлены?
Как ни хотелось Элиссе услышать что-нибудь еще, она заставила себя сменить тему. И когда она заговорила о своей жизни, ее голос звучал ровно и почти весело.
- Может быть, он считает, что именно я виновата в смерти мамы, - говоря об отце, она поневоле сникла. Соррель встала и потянулась.
- Ты похожа на нее?
- Да, - девушка пожала плечами. - Те, кто знал маму, говорят, что я похожа на нее, как две капли воды.
Она запоздало сообразила, что сама себе сделала комплимент. Совсем недавно она сказала, что мать ее была настоящей красавицей.
- Вот что я скажу тебе, моя дорогая. Думаю, он очень любил твою мать. И всякий раз, глядя на тебя, он испытывает боль. Он не может жить настоящим, потому что что-то постоянно напоминает ему о прошлом.
- Вы так считаете?
Элиссандре показалось, будто перед ней распахнулась дверь.
- Думаю, тебе стоит прекратить делать все, что ты для него делаешь. Возможно, тебе пора уехать и жить своей жизнью, - сказала старушка, стряхивая крошки с одежды.
- Но он же не сможет себя прокормить! А когда он снова напьется? Кто о нем позаботится?
Соррель фыркнула.
- Он сам!
Элиссандра была потрясена. Но в этих словах был смысл. Ее охватила дрожь.
- А мне куда деваться? Мне пятнадцать лет, у меня нет денег, меня нигде не ждут. А вы советуете мне уехать из родной деревни.
Соррель улыбнулась и поправила на плечах шаль. Элисса почувствовала, что впадает в панику.
- Вы уже уходите?
- Да, моя девочка. Соррели пора. У меня впереди долгий путь. Вон и мой глупый старый осел кричит - говорит, что солнце уже высоко, а нам до вечера надо преодолеть восемь миль, чтобы добраться до Твиффордской Переправы.
И гостья снова потянулась к своей старой матерчатой сумке.
- Ты не проводишь меня, Элисса?
На этот раз Соррель решительно прошла к двери и распахнула ее. Морось прекратилась, но все еще не разъяснило. Воздух был сырым и промозглым.
И тут Элисса сделала то, чего сама от себя не ожидала. Она бросилась следом за Соррелью, да так стремительно, что напугала ее осла.
- Постойте, Соррель! Возьмите меня с собой! Старушка остановилась и обернулась. Казалось, она совсем не удивилась, хотя выглядела серьезной.
- Ты даже не знаешь, куда я собираюсь после Твиффордской Переправы.
- Это не важно. Мне все равно. Только позвольте мне поехать с вами. Я не буду вам обузой. Я умею готовить, стирать… Я могу выполнять ваши поручения. Я умею ездить верхом. Писать, читать… Я помогу вам зарабатывать на жизнь. Я разбираюсь в травах…
От волнения она больше не могла произнести ни слова и лишь с мольбой смотрела на пожилую женщину.
На миг Соррель устремила взгляд в небо, затем снова обратилась к Элиссе.
- Я знаю, ты хочешь убежать от этой беспросветной жизни. Но от чего еще, девочка моя? Тут пахнет чем-то другим. Мой большой нос мне подсказывает.
Нос у Соррели в самом деле был большим. А когда она сделала вид, что принюхивается, Элисса не выдержала и рассмеялась, хотя ей было вовсе не весело. Она снова вспомнила Тора. Шагнув к Соррели, девушка взяла ее за руку и сжала ее.
- Вы правы, дело не только в этом. Я просто еще не готова сказать, в чем именно. Но если я уеду… есть шанс, что отец возьмет себя в руки и начнет новую жизнь. Потому что я не буду каждую минуту напоминать ему о маме.
Соррель обняла девушку.
- А что ты ему скажешь, девочка моя?
- Я напишу ему за… Она осеклась.
- Вы хотите сказать, что я могу уехать с вами?!
- Ну не гнать же тебя, верно?
Девушка бросилась старушке на шею. Осел по кличке Кетай, не привыкший к столь бурным выражениям благодарности, заревел, шарахнулся, больно натянув повод, за который был привязан, а потом замер как вкопанный, дико кося глазами. Впрочем, Элисса испугалась не меньше. Однако она подошла к ослу и заговорила с ним, как говорила с пьяным отцом - немудреные фразы, главное, чтобы в них звучало спокойствие. Потом протянула руку, ласково взъерошила ослу колючую челку, провела кончиками пальцев по бархатистому носу. Осел явно успокоился - он перестал пританцовывать, опустил уши, ослабил повод, а когда Элисса протянула ему яблоко, он как ни в чем не бывало принял угощение и стал задумчиво жевать.
Соррель удивленно приподняла брови.
- Впечатляет. Ты умеешь обращаться с животными.
- Да, у меня всегда получалось… И с Тором получалось… - последнюю фразу она пробормотала в сторону и чуть слышно.
- Прости? - переспросила Соррель. На самом деле ее слуху могла позавидовать юная девушка.
- Ничего-ничего. Так вы подождете, пока я собираю вещи? Там и собирать почти нечего… - и, не дожидаясь ответа, она побежала к дому.
- Бери только то, что готова нести на себе! - крикнула старушка.
Еще миг она смотрела вслед Элиссе. Затем повернулась спиной к домику, сосредоточилась и отправила простое сообщение:
"Девочка - моя".
Ответом ей был удовлетворенный вздох.
"Удачный день", - сказал Меркуд.