Временами Лорду Витинари хотелось узнать, что же все-таки произошло с мистером Хонгом. Все это знали, конечно. Но только в общих чертах. Неточно.
Что за город. Весной загорелась река. Гильдия Алхимиков примерно раз в месяц взрывается.
Он вернулся к столу и сделал еще одну краткую пометку. Он сильно опасался, что ему придется кого-то убить.
Затем он взял Третью Часть Прелюда Соль-мажор Фонделя и углубился в чтение.
Сьюзан возвращалась по аллее туда, где оставила Бинки. С полдюжины человек валялись тут и там на мостовой и постанывали.
Сьюзан не обращала на них никакого внимания. Всякий, кто пытался украсть лошадь Смерти, очень скоро начинал понимать метафору «вселенная боли». У Бинки был меткий глаз. Вселенные получались маленькие и глубоко личные.
– Музыка играла его, а не наоборот, – сказала она. – Ты же видел. Я даже не уверена, что его пальцы касались струн.
– ПИСК.
Сьюзан поглаживала руку – голова Сумкоротого оказалась на редкость крепкой.
– Можно ли уничтожить ее, не убивая его?
– ПИСК.
– Ни малейшей надежды, – перевел ворон. – Музыка – это все, что привязывает его к жизни.
– Но Деду… но он сказал, что она в любом случае убьет его!
– Это большая, широкая, удивительная вселенная в полном порядке, – сказал ворон.
– ПИСК.
– Но послушай… если это какой-то… паразит, – сказала Сьюзан, когда Бинки взмыла в небо, – то какой ему смысл губить своего хозяина?
– ПИСК.
– Он говорит, что тут ты его поймала, – сказал ворон. – Не сбросишь ли меня над Квирмом?
– Что ей от него надо? – спросила Сьюзан. – Она использует его, но для чего?
– Двадцать семь долларов! – сказал Ридкулли. – Двадцать семь долларов за ваше освобождение! И этот сержант все время ухмылялся! Арестованные волшебники!
Он прошелся вдоль строя унылых фигур.
– Я хочу сказать: часто ли такое случалось, чтобы в «Барабан» вызывали Стражу? – вопросил он. – Я хотел бы знать, что по вашему мнению вы делали?
– бурбурбурбур, – сказал Декан, глядя в пол.
– Я извиняюсь?
– бурбурбурбур танцевалибурбурбур.
– Танцевали, – ровным голосом повторил Ридкулли, возвращаясь вдоль строя. – Так надо танцевать, по-вашему? Колошматя окружающих? Швыряя друг друга через голову? Крутясь и вертясь? Даже тролли не ведут себя так – и не думайте, что я имею что-то против троллей – а ведь вы вроде бы волшебники! Предполагается, что люди должны смотреть на вас снизу вверх и вовсе не потому, что вы кувыркаетесь у них над головами. Руносложение, не думай, что я не заметил этого маленького представления, я был крайне возмущен! Бедный Казначей вынужден был упасть на пол! Танцы – это… хоровод вокруг майского дерева или чего-то еще в том же роде, пристойные покачивания, может быть небольшой светлый танцевальный зал… а не раскручивание людей вокруг себя, будто гномы топорами – и имейте в виду, я всегда говорил, что гномы – соль земли. Я достаточно ясно выразился?
– бурбурбурбурвсетакделалибурбурбурбурбур, – пробурчал Декан, все так же глядя в пол.
– Никогда не думал, что мне придется говорить это волшебникам старше семнадцати, но вы все находитесь под домашним арестом вплоть до особых распоряжений! – заорал Ридкулли.
Оказаться заточенным в стенах Университета – не такое уж суровое наказание. Волшебники в принципе не доверяют воздуху, если он не выдержан хорошенько в закрытом помещении, а живут в некотором подобии желоба, катаясь по нему между своими комнатами и обеденным столом. Но тут им стало не по себе.
– бурбурбурбур непонимаюпочему бурбурбурбур, – пробормотал Декан.
Много позже, в день, когда музыка умерла, он объяснял, что все из-за того, что он никогда не был действительно молодым, или по крайней мере достаточно старым, чтобы осознать, что он молод.