Сьюзан не возражала против некоторого умеренного количества розового, но это был не тот случай. Она наткнулась на свою старую школьную форму. Сьюзан поняла, что важнее всего в ее положении сохранять спокойствие. Для всего найдется логическое объяснение, даже если вам придется его выдумать.
– ПИШКУФФФ.
Смерть Крыс карабкался на туалетный столик. Добравшись до верха, он вынул изо рта свою косу.
– Я думаю, – осторожно подбирая слова, сказала Сьюзан, – что я бы хотела отправиться домой, благодарю вас.
Маленькая крыса кивнула и прыгнула.
Она приземлилась на краю розового ковра и засеменила прочь по темному полу. Когда Сьюзан вслед за ней сошла с ковра, Смерть Крыс обернулся и с одобрением посмотрел на нее. И снова ей показалось, что она прошла какой-то тест.
Она последовала за ним в холл, а из него в закопченую пещеру кухни.
Альберт стоял, склонившись над плитой.
– Добр'утро, – сказал он, более по привычке, нежели отмечая время дня. – Будешь поджаренный хлеб с сосисками? Овсянка на подходе.
Сьюзан посмотрела на месиво, шкворчащее на сковородке. Это было не то зрелище, которое стоит увидеть на пустой желудок; более того, оно вполне способно его опустошить. То, что Альберт проделывал с яйцами, вызывало желание чтобы они никогда не были снесены.
– У вас не найдется немного мюсли? – спросила Сьюзан.
– Это какой-то сорт сосисок? – подозрительно осведомился Альберт.
– Это орехи и зерно.
– Жир?
– Нет, я думаю, жира в нем нет.
– Как ты тогда собираешься это жарить?
– Его не надо жарить.
– И ты называешь это завтраком?
– Необязательно зажаривать что-то, чтобы можно было съесть это на завтрак, – сказала Сьюзан. – Я хочу сказать – вот вы предложили овсянку, ее ведь вы не собираетесь жарить…
– Кто сказал?
– Ну тогда вареное яйцо?
– А, в варении нет ничего хорошего. Оно не убивает всех микробов.
– СВАРИ МНЕ ЯЙЦО, АЛЬБЕРТ.
Пока отголоски метались по кухне, она пыталась понять, откуда прозвучал этот голос.
Альбертов половник звякнул о плитки пола.
– Пожалуйста, – добавила Сьюзан.
– У тебя прорезался голос, – сообщил Альберт.
– Не беспокойся о яйце, Альберт, – сказала Сьюзан. От этого голоса у нее заныли челюсти. Он напугал ее саму еще больше Альберта. В конце концов, это ее рот! – Я хочу домой!
– Ты дома, – сказал Альберт.
– В этом месте? Это не мой дом!
– Да? А что написано на больших часах?
– «Слишком Поздно».
– Где ульи?
– В саду.
– Сколько в доме гравюр?
– Семь… – Сьюзан плотно сжала зубы.
– Видишь? Для какой-то части тебя это дом, – сказал Альберт.
– Послушай… Альберт, – сказала Сьюзан, решив испробовать мягкое убеждение, поскольку оно срабатывало всегда. – Может быть есть кто-то… которому можно было бы поручить… но я ведь… не представляю собой ничего особенного… я хочу сказать…
– Да? А откуда тогда лошадь тебя знает?
– Да, но я нормальная девочка…
– Нормальная девочка не получает набор «Моя Маленькая Бинки» на свой третий день рождения, – перебил Альберт. – Твой папаша вышвырнул его. Хозяин был очень расстроен. Он так старался.
– Я хочу сказать, я самый заурядный ребенок!
– Когда заурядный ребенок хочет поиграть на ксилофоне, он не просит дедушку задрать майку.
– Я имею в виду, что не могу помочь! Это не моя вина! У нас не благотворительный базар!
– Правда? – спросил Альберт. – А почему ты не объявишь об этом во всеуслышание? Будь я тобой, я бы вышел наружу и сказал вселенной, тут тебе не благотворительный базар! Клянусь, я бы сказал – мое сочувствие, что у тебя такие проблемы, но меня они не колышат!
– Это сарказм! Ты не смеешь говорить со мной в таком тоне! Ты всего лишь слуга!
– Это так. Вот так ты должна вести себя. И на твоем месте я бы уже приступил к делу.