– Я готов приступить к выполнению задания! – сказал резидент.
(Пансионат "Полярный круг", Мурманская область, октябрь 1998 года)
– И сколько нам ждать? – подзуживал советник Маканин полковника Зартайского.
Тот глубокомысленно морщил лоб, пожёвывал своими тонкими бледными губами, но ничего не отвечал.
Маканин подмигнул Фокину и продолжил измывательство:
– А если "два" в "гору" записать?
– Будете перемигиваться, я вам "четыре" в "гору" запишу. Каждому! – пообещал Зартайский сердито. – Девять бубей! – объявил он наконец.
– Ого! – Маканин заглянул в свои карты. – Круто берёшь, полковник.
– Беру, как умею.
– Тогда пас.
Они посмотрели на Фокина. Лейтенант ФСБ Владимир Фокин хитровато улыбнулся.
– Падаю, – проинформировал он партнёров по игре.
Зартайский разочарованно крякнул.
– Вот так всегда, – заворчал он. – Только начнёт фартить…
С выражением сильнейшей досады на лице он швырнул свою часть колоды на стол – карты легли веером. Маканин же заметно оживился и потёр руки.
– Ещё не всё потеряно, полковник, – приободрил он. – Сейчас мы опустим молодого наглеца.
– По этому поводу есть изумительный анекдот, – сообщил Фокин. – Из фольклора преферансистов. Рассказать?
– Прикуп вскрывай, – потребовал Маканин сурово.
– Пожалуйста.
– Чтоб тебе два туза выпало! – в сердцах пожелал Фокину расстроенный Зартайский.
Но два туза, что при игре на мизере смерти подобно, Фокину не выпали. В прикупе лежали дама трёф и семёрка пик. Зартайский расстроился ещё больше.
– Ну давай рассказывай свой анекдот, – попросил он. – Раз уж мне не везёт сегодня, хоть скрасим вечер хорошей шуткой.
– Приходит как-то Вовочка в школу, – начал Фокин, перебирая в руках свои карты. – С фингалом под глазом. Учительница сразу захлопотала: "Что случилось, Вовочка?". Он ей и говорит: "Встал утром, на кухню вышел, а там отец с двумя приятелями в карты играют. Я у отца спрашиваю: "Который час?", он мне отвечает: "Девять", а эти двое как заорут: "Вист! Вист!""
Маканин засмеялся.
– В самую точку, – одобрил он.
– Кому в точку, а кому по точке, – буркнул Зартайский; его анекдот почему-то не рассмешил. – Карты сбросил?
Фокин отделил две карты и положил их на стол "рубашкой" кверху:
– Готово.
– Вскрываемся, – объявил Маканин.
Они с Зартайским вскрыли свои карты и некоторое время молча изучали расклад.
– Даму и короля он снёс, – предположил Зартайский после естественной паузы. – "Чистая" игра.
– Под пики не сунется? – Маканин прищурил один глаз.
Полковник покачал головой.
– Нету тут "паровозика", – подытожил он. – "Чистая" игра.
Маканин опустил руку и смешал карты. Фокин изобразил лёгкое разочарование: мол, слабы старички – даже сыграть не попробовали.
– Раздавай, – приказал ему Маканин, а сам потянулся за сигарами.
– Что у нас с "Испаньолой"? – как бы между прочим поинтересовался Зартайский; он в свою очередь взялся за остывший заварочный чайник с намерением добавить себе чайку.
– А что у нас с "Испаньолой"? – Маканин пожал плечами. – Операция в целом прошла успешно. Переброска грузов прекращена. Наши "друзья", – тут господин советник хмыкнул, – с Кавказа не сумели убедить наших "друзей" из Северо-Атлантического блока, что грузы исчезают по нашей вине, а не согласно их хитроумному плану быстрого сбыта дармовой амуниции.
– Помнится, мы ожидали активизации деятельности их резидентуры в Заполярье…
– Что скажешь, Владимир? – обратился господин советник к Фокину. – Наблюдается активизация?
– Пока нет, – отвечал лейтенант, тасуя колоду. – А может, и не будет наблюдаться. Мы надеемся, что эта их безумная выходка с нападением на часть обошлась им дороже, чем они рассчитывали. Они обескровлены и вряд ли пойдут на что-нибудь серьёзное. По крайней мере, в ближайшее время.
– А если нам только кажется, что они обескровлены? – намекнул Зартайский.
– Москве что-то известно? – быстро спросил Фокин. – Что-то такое, что неизвестно нам?
Зартайский дал ответ не сразу. Было видно, что он колеблется, то ли не зная, что можно сказать, а что нельзя, то ли не зная, как сказать.
– Их президент был в ярости, – сообщил он в конце концов.
– Ещё бы, – Фокин ухмыльнулся. – Окажись я на его месте…
– И он встречался с начальником военной разведки.
– С Чёрным Псом? – встрепенулся Маканин.
– Да. И по нашим данным, речь шла о Заполярье и перехваченных "Геркулесах".
– Ну и что? – возразил Фокин. – Что они могут сделать?
– Ну, например, они могут попытаться вычислить организаторов, – предположил Маканин. – И попытаются ликвидировать их. В порядке индивидуального террора.
– Что ж, пускай попробуют, – теперь улыбка на лице Фокина стала угрожающей. – А мы посмотрим.
– Как ты легко об этом говоришь, лейтенант, – заметил Зартайский неодобрительно. – Война ещё не закончилась, а эти способны на любую мерзость.
– Справимся, товарищ полковник, – Фокин стоял на своём, – не таких обламывали…
– Ну тогда сдавай, – потребовал Маканин. – И хватит о делах.
Лейтенант начал сдавать карты. Ни один из этих троих и предположить не мог, что это их последняя совместная игра.
(Мыс Святой Нос, октябрь 1998 года)
Аэродром на Святом Носу был построен в 1943 году. Взлётно-посадочная полоса длиной в триста метров, два дощатых ангара, три вагончика для личного состава, капониры, зенитная установка – вот и всё хозяйство. Здесь базировались знаменитые торпедоносцы "Бостон", они патрулировали вход в Белое море, охотились на немецкие субмарины и катера, иногда осуществляли воздушную поддержку караванов.
По окончании войны аэродром оказался невостребованным. Торпедоносцы были разобраны и отправлены в Мурманск, оборудование демонтировано. Всё быстро пришло в запустение. И лишь перелётные птицы: гуси, лебеди, утки – навещали Святой Нос, помечая белым помётом его чёрные камни. Так продолжалось до октября 1998 года, когда на мысу снова появились люди.
Сначала это была группа из восьми человек – молодые жизнерадостные ребята, говорливые и легкомысленные. Днём они с использованием хитроумных оптических приборов проводили картографирование местности, вечерами – пили водочку у костра и орали альпинистские песни под гитару: "Если друг оказался вдруг и не друг, и не враг, а так…". Через пять дней, закончив работы, они покинули этот забытый Богом уголок.
Миновали ещё две недели, и к мысу Святой Нос со стороны Баренцева моря подошёл ракетный крейсер под индийским военно-морским флагом, но с арабским названием "ал-Бурак". Когда-то этот крейсер, сошедший со стапелей Ленинградского судостроительного завода, носил гордое имя адмирала Льва Владимирского и входил в состав эскадры Черноморского флота. За два года до описываемых событий крейсер был признан устаревшим, списан и передан в дар дружественной Индии. До тенистых берегов Индии он не добрался – где-то на подходах к Суэцкому каналу на нём полностью сменилась команда, надпись "Адмирал Владимирский" была закрашена, и крейсер отправился через Средиземное море в Атлантику.
Дальнейший его маршрут сокрыт мраком тайны. Но вот в конце октября 98-го года ракетный крейсер "ал-Бурак" появился у мыса Святой Нос. С его борта поднялся вертолёт, который доставил на старый, заброшенный аэродром три десятка человек. Новоприбывшие тут же развили кипучую деятельность. Они возвели времянки и ангары для строительной техники. Сама техника была доставлена с материка транспортными вертолётами. Взлётно-посадочную полосу восстановили, подравняли, удлинили до километра. Тут же были сооружёны бункер для персонала, склад для оружия и резервуары для топлива.
По окончании подготовительных работ на мыс доставили семь боевых самолётов: шесть "МиГ-25РБ" и один "Су-27". Обслуживающий персонал поглядывает на последнюю из названных машин со смесью страха и благоговения. Она обращает на себя внимание хотя бы уже тем, что её фюзеляж и крылья выкрашены в идеально чёрный цвет.
Глава вторая
Богатые тоже плачут
(Санкт-Петербург, октябрь 1998 года)
На встречу поехали втроём: Стриженый, стрелок-водитель Олег и Гера Стаханов, известный в определённых кругах под кличкой Ударник. Можно было взять и побольше народу, но Стриженый не видел в предстоящей встрече никакой опасности, а потому ограничился минимумом.
И в самом деле причин для беспокойства не было: встреча назначена благожелательным тоном, в одном из лучших ресторанов Петербурга и человеком, которого Стриженый хорошо знал и который сам хорошо знал Стриженого. Возможно, возникло некое недоразумение, требующее для своего урегулирования непосредственного участия Павла Стрижельчика. Скорее всего, так оно и есть. Стриженый, конечно, хотел бы знать точно, зачем его вызывает Джафар, но такие вещи не обсуждаются по телефону, а официального курьера лидер крупнейшей азербайджанской группировки не прислал. Да, дело, видно, выеденного яйца не стоит. Иначе без курьера не обошлось бы.
Однако уверенность уверенностью, но свой ТТ Павел всё-таки прихватил, спрятав его в кобуру под левую мышку. К сожалению, пистолет ему не помог.