Правда, из школы их потом все-таки не выгнали, дали окончить. Главное, к нам они больше не совались. Кстати, на тот момент Марлина еще Марлином не звали, прозвище возникло позже, и получил он его в среде не школьной, а уличной. Я с ней соприкоснулся в гораздо меньшей степени, потому что уже с головой окунулся в изучение медицинских наук…
Этот инцидент в туалете я помнил, как ни старался забыть, а не смог.
"Жри!!!" - орал враг, сунувший меня лицом в дерьмо. Голос запечатлелся, и выплеск энергии не забылся, резкий такой, громкий, сквозь кровавое забвение доносящийся… Уже после того, как этот самый тип окончил школу, я сам стал старшеклассником и периодически думал о подходящем случае расправиться с ним. Встреться он мне где-нибудь в приватной обстановке да на неширокой тропке, уж я бы наверстал, не упустил возможность. Но случайной встрече не суждено было сбыться. А не случайную я не решился организовать.
Наверное, это был мой выбор. Потому что если бы по-настоящему хотел поквитаться с ним, сделал бы все необходимое. Остальное - отговорки для слабаков. А я ведь не слабак, жизнь подтвердила. Тогда почему все-таки не?..
"Ладно, уже нет смысла копаться в том эпизоде прошлого, - подумал я, смотря в окно автокара на проносившиеся мимо строения и пейзажи, - свою роль в становлении характера он сыграл, больше я никому не позволял меня унижать, за то и спасибо".
Думаю, что Марлин в отличие от меня поступил бы с обидчиками иначе. Если бы его успели макнуть. Куда более тесное соприкосновение с уличной средой сыграло бы свою роль. То самое, что со временем отправило его в извилистый вояж по планете, закончившийся возвращением и уходом в кулинары. Для прикрытия настоящего бизнеса, связи для которого он по ходу наладил.
…В дневном свете город совершенно преобразился. Сверкали многогранники небоскребов, в их зеркалах отражались небеса, шпили словно пронзали небо. Чем больше скорость, тем сильнее смазывается открывающаяся с транспортной эстакады панорама. Здесь, в выси, основное внимание привлекали к себе эти стеклянные исполины, наполненные изнутри разного калибра офисами, квартирами, гостиничными номерами, производственными и жилыми помещениями.
Они, как муравейники, кишели людьми, словно мягкие игрушки наполнителем, были набиты перегородками, креплениями, жалюзи и подобными элементами. Они многообразны подобно живым организмам - по каркасу, росту, внешнему виду…
От бурного двадцатого века сегодняшний день отделило почти столетие, и за это время опомнившиеся мы, земляне, успели исправить немало ошибок предыдущей истории, главное, предотвратили Третью мировую войну и, перейдя на возобновляемые источники энергии, не угробили окончательно экологию.
"Я еду к единственному человеку, которому мог бы рассказать об увиденном СТРАШНОМ сне, - вдруг подумал я, отворачиваясь от проносящегося за окнами города и закрывая глаза. - Но точно понимаю, что не расскажу. Не потому что не поверит и будет смеяться, а потому что разглашение внесет помехи в миссию…"
Именно в этот момент я внезапно для самого себя поверил, что сон не был бредовым видением. И главное, осознал: меньше всего на свете хочу, чтобы картина этого светлого и, по большому счету, радостного города, моего Гордого, залилась дерьмом по чьей бы то ни было прихоти.
Пусть даже это намерена вытворить сама космическая тьма.
Может, совсем уж лучшим из миров реальность, проносящаяся сейчас за бортом такси, и не является, но уж какая есть.
Мой родной мир.
Кому-то же придется схватить крышку бачка или что там подвернется под руку, чтобы врагу дать отпор…
Почему в этот раз не мне?
* * *
Преклонив колено, я упираю приклад винтовки в плечо и касаюсь пальцем спускового крючка. Прильнув щекой к прикладу, целюсь, не через оптику, а совмещая целик с мушкой и с мишенью. Попасть я должен, разумеется, в синеокую псину, а не в аномалию.
К этой "бродячей" пришлось повернуться спиной.
Никакой оптики в данной ситуации. Оптическое увеличение, по моему разумению, благоприятно для длинных расстояний, для неторопливой, размеренной стрельбы. Тварь же возникла на дистанции даже не средней, а меньше, и до этого я ее не замечал, потому что она пряталась в траве. На таком расстоянии оптический прицел критически сузит обзор, и пока будешь нашаривать цель, время для прицеливания как раз и выйдет.
Да я и не думал о возможности использовать оптику, так как еще ни разу не присоединял прицельную трубку к винтовке, и вряд ли это удалось бы сделать за пару секунд. Прицел, предоставленный стариком, ждал своего часа в сумке.
Зверюга оказывается расторопнее "жернова", несется ко мне шустро, с-скотина, поэтому сперва я займусь ею, ибо шанс настичь жертву у нее заметно выше, чем у движущейся изменки. К тому же что делать с перемещающимся участком измененного пространства, я покуда решительно не представляю. Зато как бороться с живым монстром, в теории примерно понятно.
Времени на второй выстрел может не хватить, и нужно целиться наверняка, чтобы не мимо. Вот я и решаю на свою беду подпустить собачище поближе, чтобы выстрелить практически в самый последний момент… Однако, когда нас разделяет всего лишь несколько метров, наши взгляды встречаются. И я замираю за долю секунды до того, как нажать спуск. Пронзительный синий взор твари излучает магическую, магнетическую красоту и одновременно холодно-властен.
В мою голову тотчас обрушиваются потоки образов, мыслей, эмоций, хаотическая каша затмевает картину мира, я не отдаю себе отчет в действиях… Гипноз типа, понимаю я обескураженно-отстраненно. Рвусь из-под контроля, получается опомниться, но уже поздно. Тварь ударяет лапами мне в грудь и сшибает с ног. Судорожно долбаю по ней прикладом, и не сумей я этого сделать, она вгрызлась бы точно мне в горло. Ее слюнявая пасть дышит жаром и нечистотами.
Удар прикладом останавливает псину на пути к моему горлу, вынуждает отпрянуть, даже лишает части зубов. С наскока достать мою шею у монстра не получилось, и он тут же, яростно мотнув башкой, впивается мне в левый бок.
Адская, пронзительная боль дырявит тело насквозь. Я кричу, но ухитряюсь напрячься и обрушить приклад на голову зверя. Удар получается в прямом смысле убийственно-сокрушительным, раскроившим череп, но зубы продолжают находиться в моей плоти, вцепились мертвой хваткой. Сила сжатия мало что не уменьшилась, наоборот, псина туже их стиснула за миг перед смертью… Почти не соображая под воздействием нестерпимых ощущений, перемежая низкие стоны высокими воплями, я вцепляюсь в раскроенную башку и отчаянным рывком кое-как раздвигаю челюсти. Затем толкаю труп от себя, а сам пытаюсь отползти.
Меня обдает леденящим морозом. Чувствую, что измененный, невообразимо перестроенный участок пространства, не пожелавший быть верным константному местоположению, подкрался и теперь совсем рядом… Кочевой "жернов" валяющимся на его пути халявным мясом не побрезговал. С каждой секундой я прихожу в себя, превозмогаю боль. И осознаю, что теперь мне требуется лишь вовремя смыться, пока дрейфующий преследователь отвлекся на оприходование зубастой падали.
Утилизирует и вновь увяжется за мной, зар-раза… Рану страшно жжет, встать и удержаться на ногах пока не получилось. Я отползаю на карачках, стремясь убраться прочь и забиться в какую-нибудь относительно безопасную дыру.
Как назло, ни зарослей, ни сооружений поблизости не видать. Только море невысокой, по колено, сплошной травы, освещаемой солнцем. Я бросаю перед собой камушки, которыми запасся предусмотрительно, и если происходит аномальная реакция измененных участков, избегаю их, меняя траекторию движения. Только бы не попались еще кочующие изменки! Я не знаю точно, на сколько затянется утилизирующая заминка "жернова" и отправится ли он вслед за мной, когда покончит с бывшей собакой, но предполагаю худшее.
Посматривая искоса назад, я вижу, как вначале собачье туловище отрывается от земли, медленно закручивается внутри аномальной области, будто насаженное на гигантский вертикально поставленный шампур, вокруг некоей оси, проходящей в центре аномалии, недоступной восприятию человеческими глазами… Потом невидимые лезвия шинкуют труп зверя на кусочки, и каждый кусочек взрывается фонтанами кровяных брызг. Причем куски не отрываются от тела, а именно отрезаются, примерно одинаковой величины, методично, как опытный повар режет какой-нибудь огурец.
Я не знаю, как поведет себя обожравшаяся изменка, потому стремлюсь удрать подальше, чтобы она потеряла мой след. Тем более что с третьей попытки мне удается встать с карачек, и дальше двигаюсь уже на ногах, пускай и полусогнутых.
Положительное обстоятельство - патроны у меня еще остались. Хотя в аномалию стрелять бесполезно, но в схватках со здешней фауной они далеко не лишние.
Когда я отдаляюсь больше чем на сто шагов, еще раз гляжу назад. "Жернов" покончил с пиршеством и сейчас замер на том же месте, словно бы заколебался в нерешительности. Я бы показал ему выставленный из кулака средний палец, но сейчас не в том положении, чтобы выделываться, еле ускользнул, и то еще не окончательно. Да и просто так поднимать руку изнурительно для моего раненого, едва движущегося тела.
А ведь тем временем я постепенно все больше и больше отдаляюсь от границы, отделяющей мой прежний мир от этой сумасшедшей ненормальности. Отчуждения, в котором мутируют не только живые организмы и растения, но и само пространство…
Спустя час я сижу на вершине небольшого холма. В окружающей местности пролегает речная долина, и рельеф не особенно ровный. Уровень то выше, то ниже перетекает, образуя естественные ложбины и возвышения.