И тут я едва не прикусил себе язык. Чтобы это еще значило?! Точно! Опять сработала хреновина - чертова телепатия. Похоже, я передал приказ неосознанно, а юмон обладал рожками-антеннами. Ну и ладно, сделано так сделано.
-- Отставить! -- заговорил я армейским языком. -- Приказ обсуждается до того, как он отдан. Инцидент исчерпан.
-- А как же взыскание? - напомнил юмон без тени юродства.
Чувство справедливости в нем было развито до формальной глупости -- ни один нормальный юмон-марсианин не стал бы выяснять отношения с чистокровным человеком.
-- Пролетели, -- кисло пояснил я.
-- Слушаюсь! - громко щелкнул каблуками Сорок пятый и помахал рукой Лехе, приветствуя его.
Идиот, решил я, подумав в первую очередь о себе.
В этот момент произошло нечто невообразимое: нас подбросило и весьма ощутимо. Лично я очутился головой в клумбе с моими любимыми розами, перелетев задний двор в аккурат через калитку. Дома не существовало. Крыша провалилась, а часть стены рухнула и обнажилась кухня с горячо любимым Лехой холодильником, где хранилась водка. Только после этого донесся грохот взрыва и небеса со стороны Тарховки затянуло тошнотворными клубами дыма.
Наступило безмолвие, только отдаленный гул напоминал, что произошло нечто невообразимое и страшное, о чем и думать не хотелось.
Из придорожной канавы выбирался Леха. Федор Березин слезал с карликовой марсианской сосны, а Катажину мне пришлось снимать с березы - единственное дерево в округе нормальных, почти земных размеров, потому что я его регулярно поливал. Естественно, от прически и макияжа ничего не осталось, потому что Катажина, как всякая нормальная женщина, успела прослезиться. Один Сорок пятый не пострадал. Он как и большинство, будем так говорить -- специфических клонов, обладал способностями предугадывать всякого рода землетрясения и другие несусветности. Хотя на этот раз землетрясение было явно искусственным.
Росс как ни в чем ни бывало прыгал рядом, выказывая любовь и преданность.
Не сговариваясь, мы бросились к Катажининой "яузе", которая тоже перелетела из заднего дворика и целехонькая встала перед фасадом, правда, покосилась на левый бок.
-- Леха!..
Леха с отчаянием на лице карабкался в кухню за водкой - он всегда держал нос по ветру и знал что к чему - в любых испытаниях главное пожрать и напиться, все остальное ерунда.
Снова тряхнуло. Леха уже открыл холодильник и выгребал его содержимое в мою огромную, как чемодан, сумку.
-- Леха! Брось!!! - кричали мы.
Дом угрожающе дрогнул. В районе конька появился предательский дымок, а стена со стороны моего горячо любимого кабинета выгнулась. Кожаный диван, на котором я предавался лени, выглядывал в разбитое окно.
Леха появился в проломе. Огляделся, как воришка, и сиганул вниз, держа сумку в зубах. Удивительно, как у него челюсть не оторвалась. Как только он коснулся земли, дом захлопнулся, словно мышеловка. Стены не выдержали, и крыша упала на фундамент. Взметнулась марсианская пыль, сквозь черепицу блеснули языки пламени и жадно стали пожирать то, что осталось от нашего с Россом жилья.
-- Гони! - Леха пихая перед собой сумку, влетел в салон и плюхнулся нам на колени, больно заехав мне в живот локтем.
Федор Березин надавил на акселератор.
-- Трык-трык-трык...
Аэромобиль был перегружен. Как только он приподнимался над землей, срабатывала блокировка двигателя: "Трык-трык-трык..."
-- Выброси сумку! -- крикнул я Лехе с беспокойством.
-- Ни за что!
-- Выброси, идиот! - посоветовал Федор Березин. - Разобьемся!
-- Фигушки! - Леха в отчаянии прижал ее к себе.
Старые шрамы на его лице побелели.
-- Тогда я выйду! - заявила Катажина, открывая дверь. - Ой!..
В этот момент мы были на высоте метров десяти. У Лехи Круглова сделались ожесточенные глаза. Он еще крепче вцепился в сумку.
-- Вы мне потом спасибо скажете! - заявил он.
Разлучить Леху с его добычей могла разве что смерть. Я уже хотел было выпрыгнуть с Россом, когда третий толчок помог нам взлететь: мы синхронно подпрыгнули выше сосен - так что стало видно гигантское облако, поднимающееся на востоке, провалились - я думал разобьемся - почти до земли, снова нехотя взлетели, снова провалились, но уже не так низко, и пошли, как блинчики по воде, в сторону Левашова -- мимо соседских домов, полыхающих, как стога сена, мимо развалившегося вокзала в облаке пыли, над озерами, блестящими под марсианским солнцем, поперек трассы на марсианский Выборг, которая была пуста, как на дорога кладбище.
-- Что это было? - прокричал Леха как ни в чем ни бывало, вертя головой и пробуя выглянуть в окно.
Каждый раз, когда он дергался, "яуза" угрожающе кренилась. Катажина делала возмущенные глаза и, оглядываясь, метала молнии. Федор Березин был занят управлением аэромобиля и не мог выразить своих чувств. "Яуза" не только подпрыгивала, но и виляла по азимуту - колокольня Богородинской церкви оказывалась то слева, то справа. Иногда оно возникала позади, а на горизонте блестели серые воды Финского залива. Причиной всему был вихри, налетающие с востока, которые кружил нас, как осенний лист.
-- Лежи тихо! - наказал я Лехе и придавил его в области лопаток.
Даже Росс понимал ситуацию и угрожающе заворчал. Один юмон тактично старался не касаться Лехи, потому как ему не положено было делать это без приказа.
Небо было затянуто низкими, ватными облаками. Из этих мрачных облаков в Столицу падали огненные шары.
-- Метеориты... -- зачаровано произнес Леха, когда салон "яузы" осветился огненным светом.
-- Это не метеориты, -- со знанием дела заявила Катажина, отрываясь от зеркала, глядя в которое, прихорашивалась.
-- А что же?! - с превосходством в голосе спросил Леха.
-- Еб! - воскликнула Катажина Фигура в сердцах. - Простите мой французский, но это элементарно!
-- Элементарно?! - дружно удивились мы.
- Метеориты не могут изменять траекторию! - в сердцах она бросала салфетки прямо на пол кабины.
-- Ба! - воскликнул Леха Круглов и с восхищением посмотрел на Катажину.
И действительно, огненные шары вылетали из туч то там, то здесь, но потом изгибали свои огненные хвосты и все как один падали на Столицу.
-- Откуда ты знаешь? - спросил я.
Никогда не находил у Катажины способностей ни к технике, ни к науке, тем более к современному вооружению. Видать, на нее снизошло просветление.
-- Это оружие, -- просто ответила она, подводя глаза, -- разве не ясно?
-- Смотрите! - закричал Сорок пятый. - Смотрите!
Со стороны Финского залива пришли большая волна. Вначале я решил, что мы летим над Рыбачьим или даже над Нахимовским озером, но потом понял, что вода везде, куда не кинь глаз. И только предгорье как обычно темнело на горизонте. Вот туда, похоже, Федор Березин и держал путь.
Нас едва не перевернуло. В воздухе появился знакомый запах горящего металла. Ясно было, что атака Столицы мира и наводнение -- это работа "инделей" или даже базы астросов.
Мы удрученно молчали, глядя на водную гладь. Потом в облака вдруг что-то вспыхнуло вначале на востоке, затем - на западе и ближе. Через несколько мгновений вспышки слились в одно гигантское марево, которое заполняло весь небосвод от края до края. В стратосфере отражались отблески. Не хотелось думать о худшем. О конце цивилизации на Марсе и вообще о конце человечества, то бишь марсианства.
***
Как всегда долго-долго темнело, и еще дольше наступала ночь. Если бы не марево, едва ли вообще можно было ориентироваться в пространстве. "Яуза" -- это не та модель, которая имела оборудование для слепого полета. Обыкновенный городской аэромобиль, предназначенный для цивильных трасс и культурного обхождения.
Федор Березин крикнул:
-- Если мы в пять минут не найдем сухое место, то придется... -- он выразительно кивнул за стекло.
Вода схлынула, и внизу простилалась мокрая, болотистая равнина. А ведь совсем недавно Марс считался абсолютно сухой планетой. Несмотря на то, что аэромобиль едва тянул, мы долго летели вдоль это болотистой равнины. Я потерял ощущение времени. В шуме мотора иногда проскальзывали неритмичные нотки, но этим дело и ограничивалось. И вдруг я понял, что мы сейчас упадем: в звучании неритмичных ноток вдруг появилась зависимость от свиста ветра за стеклом. Это значило, что когда Федор вытягивал "яузу", мотор сдавал все чаще и чаще и мы, теряя мощность, падали. Но пока еще никто ничего не заметил.
Леха Круглов даже в такой ситуации остался верен себе: успел подремать, затем добрался до содержимого сумки и, лежа у меня на коленях, нервно поедал колбасу, пробуя при это соблазнить Росса, который пускал слюни, но отказывался брать подачку, презирая Леху от всей души, как, впрочем, и все мы. Даже Катажина бросала на него презрительные взгляды. Один юмон делал вид, что ему все нипочем, потому что юмоны, как самураи, не должны проявлять чувств ни к еде, ни к врагу. В салоне распространился чесночный запах купатов. У меня, как у Росса, потекли не то что слюни, а реки желудочного сока.