- Я думаю, Эдвард, вы занимаетесь благотворительностью по той причине, что ощущаете себя виновным в том, что вы богаты, - вступил в дискуссию Хаммерсмит. - Либеральное общество признает право наёмных работников получать зарплату, но отказывает в праве бизнесменам извлекать прибыль. Когда рабочие борются за повышение зарплаты, то общество рукоплещет им, - добавил он с презрением. - Когда бизнесмены стремятся увеличить прибыльность своего производства, то их осуждают за жадность.
- Мистер Хаммерсмит, общество может призывать к чему угодно, я делаю это по велению души. Потому что у меня есть сострадание. Адам Смит, доказавший, что страсть к наживе - важнейший двигатель экономики, говорил, что гуманность - одна из прекраснейших черт человека, и нельзя сводить жизнь людей к погоне за собственной выгодой.
- Эдвард, я хотел бы вам напомнить, в честь кого назван Атлант-сити, - перебил его Райзен высокомерно. - Бизнесмены - атланты, несущие на своих плечах весь мир. Они - производители, добытчики и кормильцы. Именно их стремление к погоне за собственной выгодой и является движущей силой для развития всего в мире. В тот миг, когда погибнут бизнесмены, погибнет цивилизация. Вы не согласны с этим? - спросил он презрительно. - Вы можете честно признаться, что не уважаете себя и своё дело?
- Мистер Райзен, мне лестно это определение, - ответил Фрэнк. - Но интересно, как это мир существовал без нас? Как это люди раньше пахали землю, обжигали горшки, добывали уголь и железо. Мы пришли и сказали, что будем забирать три четверти вашего заработка, потому, что умеем регулировать денежные потоки - торговать.
- Вы плохо усвоили те простые истины, которые я изложил в своей книге, - проронил Райзен ледяным тоном. - Все, о ком вы говорите - земледельцы, гончары, шахтёры существовали и при других экономических системах. Только бизнесмены появились, когда возникло свободное, капиталистическое общество. Мы сосредоточили в своих руках прибыль, чтобы иметь возможность принимать быстрые и рискованные экономические решения, которые и позволяют развивать промышленность, сельское хозяйство, всю экономику, в конечном счёте. Вы будете с этим спорить? - спросил Райзен с насмешкой.
- Нет. Не буду. Но от меня зависит, истрачу ли я прибыль на расширение производства, вложу деньги в фундаментальные научные исследования, или куплю себе ещё один особняк, - ответил спокойно Фрэнк.
- Вы совершенно не правы, Эдвард, - сказал сухо Райзен. - Куда вы, или любой предприниматель, вложит деньги, зависит не от личного желания, а от сложившихся экономических обстоятельств. В условиях свободной рыночной экономики прибыль и зарплата рабочих определяется ни жадностью предпринимателя или нуждами бедняка, а обоюдным согласием людей продавать свои услуги и товары по закону спроса и предложения.
- Мистер Райзен, вы считаете, если бизнесмен живёт в Сан-Франциско, ему будет выгодно строить дороги на Аляске? Строить дорогу, окупаемость которой пятнадцать-двадцать лет совершенно невыгодно! Я вижу это на примере улиц Атлант-Сити! Я в этом ещё раз убедился! - воскликнул Фрэнк насмешливо. - Бизнесмену невыгодно вкладывать деньги в фундаментальные исследования, которые в очень редких случаях приносят прибыль. Жить только по законам выгоды - это, в конечном счёте, бесчеловечно. Пока я буду думать о законе спроса и предложения, рабочий моего завода умрёт из-за того, что не найдёт деньги на операцию.
- И вы будете испытывать чувство вины перед этим рабочим? - быстро спросил Джордан. - Вы считаете, что обязаны обеспечить его деньгами на дорогостоящую операцию, даже если его работа не покрывает её стоимость? Да, Эдвард, вы известны свои популизмом в городе. Призываете к самопожертвованию. Хотите, чтобы альтруизм воровал у разума его достижения. Но вы не понимаете, что альтруизм не совместим со свободой, капитализмом и правами индивидуума.
- Мистер Джордан, то, о чем вы говорите, на самом деле альтруизмом не является, - ответил Фрэнк невозмутимо. - Это политики сулят золотые горы: снижение налогов, инфляции, создание новых рабочих мест, социальную помощь всем нуждающимся. Но когда их избирают, обычно они не выполняют своих обещаний. Я не политик, никому ничего не обещаю, ни к чему не призываю, просто делаю. Помогаю, как могу.
- Почему же вы все-таки это делаете? - спросил ядовито Райзен. - Вы стали религиозны? Церковь учит, что человек грешен по своей развращённой, порочной природе, как потомок Адама. Он должен каяться, творить добрые дела, как следствие оправдания своей греховности, - с сарказмом продолжил он. - У него нет выбора, нет свободной воли. Церковь отказывает ему в этом. Творимое человеком благо - это самоотречение ради спасения на небесах. Крест - символ пытки. Христос принял мученическую смерть на кресте за грехи порочных людей. И во имя этого символа от вас требуют, чтобы вы приносили свою жизнь, талант в жертву никчёмным людям.
- Мистер Райзен, есть религиозные догматы, а есть общечеловеческая мораль, - объяснил спокойно Фрэнк.
- Эдвард, нет никакой общечеловеческой морали, - проронил брезгливо Райзен. - Есть два вида моральных концепций - религиозная и общинная. Мораль - лишь кодекс поведения, чтобы угодить или Господу, или соседу за дверью.
- Я сам делаю выбор, и не жду ничего взамен - ни прощения моих грехов, ни призрачного рая после смерти, - проговорил спокойно Фрэнк. - Я знаю, что там, после смерти - ничего нет. И меня не встретит апостол Пётр с ключами и не проведёт в рай, потому что я помог кому-то здесь, на земле. Я называю это совестью.
- У каждого свои понятия об этом, - пробормотал Блейтон. - Это внутренний закон. Он у каждого свой. Человек должен подчиняться только правилам конкуренции. Свободный рынок позволяет людям иметь дело друг с другом только с точки зрения разума, путём честного и добровольного выбора в целях обоюдной выгоды. Это система основана на признании индивидуальных прав личности, и исключает применением физической силы, потому что соответствует рациональной природе человека. Она защищает выживание человека, как человека, а правящий принцип свободного рынка - справедливость, - закончил он самодовольно, сделав акцент на слове "справедливость".
- Вы полагаете, мистер Блейтон, что у бизнесмена, который начинает действовать в условиях свободного рынка, автоматически появляется чувство справедливости, честности, уважение к человеческому достоинству? Если у предпринимателя нет этих качеств, то рынок ему их обеспечит? - спросил Фрэнк с чуть заметной иронией. - В условиях свободного рынка никто не может применять физическую силу друг против друга, потому что все основано на признании индивидуальных прав личности?
Блейтон занервничал, у него забегали глазки. Он начал мучительно соображать, знает ли племянник сэра Роджера, кто подстраивал ему аварии на трассе. И станет ли хозяин города вести расследование. Он бросил взгляд на Райзена, и успокоился, увидев, с каким презрением и брезгливостью тот смотрит на Эдварда.
- Эдвард, вы подвергаете сомнению принципы существования этого города? - спросил Райзен надменно. - Может быть, вы хотите разрушить этот принципы?
- Ну что вы, мистер Райзен, - ответил Фрэнк, стараясь, чтобы его голос звучал нейтрально. - Я лишь спросил. У меня в мыслях не было…
- Я вам напомню, молодой человек, - оборвал его ледяным тоном Райзен. - К чему привёл отказ от этих принципов в России. Эта страна до сих пор не может накормить свой народ! Почему вы спросите меня? Потому что во главу угла они поставили принцип самопожертвования и коллективизма. Злейших врагов свободного человека, безнравственные препятствия на пути прогрессу и процветанию. Альтруизм, коллективизм - система моральных ценностей, которая утверждает, что человек не имеет права существовать ради самого себя, что единственное оправдание его существования в том, чтобы служить другим людям, и что самопожертвование есть величайший моральный долг, ценность и благо. Это привело к диктатуре и уничтожению лучших людей страны. В России произошёл переворот, пришла к власти чернь. Которой не нужны талантливые и умные люди! Им нужны покорные, безынициативные, серая масса. Талантливых, неординарных людей они уничтожают. Во имя общественного блага, - закончил он свою обличительную речь, и взглянул торжествующе на оппонента.
- Мистер Райзен, если мерзавцы для поддержания диктатуры используют гуманные идеи, не значит, что эти идеи автоматически становятся плохими, - возразил Фрэнк спокойно. - Столовым ножом можно нарезать хлеба, и накормить своего гостя, а можно убить, вонзив этот нож в его спину. Все зависит не от ножа, а от того, кто держит его в руке.
- Вы, европейские интеллектуалы, так и не смогли понять американскую систему свободного рынка. И как все британцы в плену предрассудков, - изрёк с усмешкой Райзен, который, наконец, взял себя в руки и обрёл самообладание. - Если бы вы пожили в Америке, то поняли бы, что только эта страна даёт истинную свободу человеку и избавляет от ложных стремлений. У меня нет иной возможности отдать Америке более высокую дань признательности, чем сказать: это страна разума, справедливости, свободы, творческих и производственных достижений.