Володя помнил, с самого первого сигнала боевой тревоги он сильно взволновался, как бы казаки-батарейцы чего не подумали, не решили бы, что их новый помкомбата струсил в первом же бою. Смешные, надо признать, опасения. С учетом происходящего - нелепо, по-детски глупые. Больше всего боялся того, чтоб не подумали, что он испугался - даже звучит нелепо. Но именно это чувство преобладало при первых атаках штатовцев, заставляя постоянно демонстрировать нервную, преувеличенную, обычно не присущую ему бодрость.
- Я, Володенька, тебе так скажу, - перебил его мысли Трофимыч. - Ты - наш, из 5-й дальнобойной, теперь уж точно наш. Потому что ты - настоящий мужик, правильный, хоть и любишь, бывает дело, размазать кашу по тарелке. Казачки так гутарят, а их не обманешь…
Слышать это было приятно. Даже более чем. Только неловко как-то, когда тебя хвалят прямо в глаза. Впрочем, про кашу на тарелке - это уже не слишком похоже на похвалу…
- Ладно, - неопределенно мотнул головой Володя. - Закрыли тему! Только слышь, Трофимыч, ты бы все-таки заканчивал свою бодягу, с брагой-то… В штабе сказали, того и гляди общую тревогу объявят, у штатовцев новые корабли замечены на подлете, вроде - десантные транспортники.
- Думаешь, опять полезут? - старшина озабоченно сдвинул неровные седые брови.
- Похоже на то.
- Да что ж им все неймется-то, разъедрить кочерыжку! - с чувством выругался Дед. - Война, почитай, закончилась, мирные переговоры уже идут, а им все неймется! И так ужо народу положили великие миллионы, а им все мало, чтоб их разорвало и подбросило! Все им мало, ети их мать, все нужно напоследок еще кого-нибудь уконтрапупить!
- Политики. Им хоть и напоследок - да помахать кулаками. А наши укрепрайоны снова на острие удара, нам - опять держаться… В штабе так говорили… Смотри, старшина, предупреждаю, тревогу объявят, солью твою брагу к чертовой бабушке! - пообещал комбат. - Прямо в отстойник солью, не посмотрю, насколько она нагулялась.
- Да не успеют, Володенька, как есть не успеют. Шесть минут, почитай, осталось - всего делов. А потом я ее - в бидончики, да запечатаю, да заховаю подальше. Потом, даст бог, перегоню как-нибудь…
У Володи вертелась на языке шутка о сомнительности божественного начала в изготовлении самогонного пойла, но он сдержался. При всех прочих, Дед был глубоко верующим человеком, от подколок на подобную тему немедленно начинал щетиниться.
- Смотри, старшина, я тебя предупредил, - повторил Налимов…
Глава 2
С точки зрения орла
Время шло, время ползло, время тянулось, как тянется на зубах резиновая позавчерашняя жвачка. Жвачка - да, похоже, пожалуй… Действительно, когда торчишь в капсуле, запакованный в кресло-катапальту, такое ощущение, словно ты сосредоточенно пережевываешь само время. Все жуешь и жуешь, нудно, устало и монотонно, а оно все не кончается и не кончается…
С одной стороны - хорошо, что мы зависли здесь, на орбите. Это значит, что первым эшелоном наш батальон не пойдет. Прорывать широкой грудью планетарную оборону - это счастье мокрых подштанников сегодня обломилось не нам. Я не ехидничаю и не желаю зла ребятам из других атакующих подразделений, но себе я тоже не желаю зла по понятным причинам. Лучше болтаться здесь, чем прорываться в первых рядах, когда оборона казаков еще свежа и азартна. Умом это хорошо понимаешь, только ждать все равно устаешь, вне зависимости от доводов рассудка.
Краем уха я прислушивался к тому, что болтали по внутренней взводной связи наши доблестные десантники. А что еще делать, когда третий час нет сигнала к атаке? Только трепаться, чесать языком о зубы, бессмысленно убивая время.
Возникает философский вопрос - сколько же времени человек бессмысленно убивает за свою жизнь, дожидаясь, в сущности, только того, чтобы умереть… Но я, пожалуй, не буду развивать эту тему.
- А что ты думаешь - вот придешь ты к своему Господу и скажешь, мол, так и так…
- К нашему Господу, - строго поправил Пастырь.
- Ну, нехай! Пусть - к нашему… Вот приходишь ты, значит, к нему, весь из себя ровнее параллельных прямых, и начинаешь излагать все свои заслуги в подробностях, как в наградном листе, - разглагольствовал мой помкомвзвода Кривой. - Так и так, Господи, жил я честно, молился тебе всю жизнь, сохранял руки чистыми, а совесть - без пятен. И даже погиб за тебя на войне, то есть не прямо за тебя, конечно, за демократию Соединенных Штатов, но - при убеждениях, из-за которых оказался в штрафбате. И, значит, Господи, хочу от тебя за это следующие блага: пункт первый - пристойное жилье в райских кущах, пункт второй - материальное обеспечение по нормам старшего офицерского состава, или, как там у вас, - на уровне ангельского корпуса. Пункт третий…
- У Господа, заблудший мой брат во Христе, блага не просят, - гулким басом перебил Пастырь. - Благо у него просят, а не блага! Это все ваши мирские меркантильные измышления, что у Господа можно выпросить богатства земные, словно из сумы достать загребущими лапами. Не видят людишки дальше своего носа, золотой телец им глаза застит безбожным сверканием, вот и равняют они, убогие, самого Господа по своему образу и подобию, прости мя грешного…
- Мне, например, телец ничего не застит, - вставила Лиса. - Мне, например, на этого самого золотого тельца - хоть бы одним глазком… А то - крутишься всю жизнь, крутишься, да так и сдохнешь с отрицательным балансом на всех счетах…
- А зачем тебе положительный баланс после смерти? В раю кредитки не принимают, - встрял Профессор.
Когда-то он преподавал физику в каком-то провинциальном университете, и в его голосе до сих пор проскальзывают назидательные учительские интонации. В армии он служил ракетчиком, пока не попал в штрафбат.
- Даже "magnym platinym"? - искренне удивилась Лиса, наша взводная нимфоманка, крепкая именно задним умом. Тем самым, что ниже талии.
- Ну, разве что "magnym platinym". Эти, говорят, везде… - съехидничал Профессор. - Слышь, Пастырь, ответь боевым товарищам, как специалист, - в раю "magnym platinym" принимают или тоже мимо?
- Да ему-то что беспокоиться о земных кредитках? - снова подал голос Кривой. - У него в божьем банке открытый счет, с его-то заслугами…
- Вот черти, бесы, истые бесы, прости, господи… - пробормотал Пастырь. - У Бога, чтоб вы знали, души грешные, просят справедливости и понимания, ибо ничего другого и не нужно человеку мирскому, - начал наставлять он. - Ничего другого глупые людишки и постичь не могут куцым своим умишком. Знаешь, как в старину говорили косоглазые язычники: "Если бегемот глядит на луну, он напрасно тратит цветы своей селезенки…" А я гляжу на тебя, брат мой Кривой, и сдается мне - какой-то ты не такой уж брат мне! От таких, как ты, смешливых, - все зло и скверна! Еще когда говорил Зельфер-пророк, царствие ему небесное: "Чем угрюмых и неверующих, бойтесь насмешливых, ибо насмешка точит веру, аки река - берег…"
- Аки-каки… Иже еси на небеси… - глубокомысленно изрек Кривой.
- А еще говорил Зельфер-пророк: "Слушающий крамольные речи - сам крамолу в себя допускает, ибо крамола просачивается внутрь, как яд невидимый, незаметный, но разъедающий!"
Во всеоружии теологической мудрости Зельфер-пророка нашего Пастыря, бывшего подпольного батюшку, получившего в штрафбате соответствующую кличку, голыми руками не взять. Но, судя по вибрирующим интонациям, проповедник уже начинал горячиться.