Впрочем, думается мне, очень скоро все устаканится, и мы снова станем представителями очень уважаемой профессии. Все это ненадолго, надо только немного подождать.
А может… Может тоже махнуть в Гималаи? Махнем, а Валерка?!!
– Отдохнул? – спрашиваю я у напарника. Тот кивает.
– Ну, тогда вперед!
Связь – наша профессия.
Про сильный ветер
– Господи, что здесь произошло? – Марк, командир корабля "Омега-6", хрустел ботинками по мелкой бетонной крошке. – По всем координатам здесь должен быть Нью-Йорк, а в реальности – пустыня. И ни радиации, ни воронок взрыва…
Руку поднял метеоролог:
– У меня есть предположение, капитан.
– Слушаю.
– Мы исключили вероятность исчезновения человеческой цивилизации из-за атомного взрыва, химического воздействия, экологической катастрофы… Мы исключили все причины, достойные внимания, так?
– Так.
– Мы забыли самое простое.
– Что?
– Известно, что если идеально обработанный бильярдный шар увеличить до размеров планеты, то на ней окажутся куда более высокие горы и глубокие впадины, чем на Земле.
– Ну и…
– Ну и представьте себе, что человечество – это мелкая пыльца на поверхности этого шара. Дунь – и нет её…
– То есть причина…
– Ветер. Просто сильный ветер.
Крушение мечт
Вот и осень, и снег в окно стучится,
Вот и осень, и улетают птицы.
Вот оторвался от земли
Последний журавлиный клин…
Владимир Асмолов
Делать нечего, да и не хочется ничего. Осень. Зябко.
Мысли, как сонные мухи, ползают, шевелятся в голове, попискивают, цепляются одна за другую. Им хочется чего-то – чего? Нового? Необычного? Яркого?
Каждый день одно и то же: ходить в школу, есть, спать, читать книги, поливать цветы, слушать новости, прибираться в квартире – сегодня, завтра, послезавтра, через месяц, через два… И больше ничего! Как люди не сходят с ума? Как глупо, бесполезно утекает жизнь…Мечтается о чем-то далеком и прекрасном: о голубых мерцающих звездах далеких галактик, о дальних странах, о полных приключений путешествиях по Земле, о пиратских сокровищах и необитаемых островах, о сказочных балах в старинных замках, о параллельных мирах, о полете на ковре-самолете, об экспедициях в морские глубины в поисках затерянной Атлантиды…
Маша, зевнув, села на кровать. Взглянула на телевизор, надоевший ей своей крикливой, пошлой болтовнёй. Он сердито молчал, надув серый стеклянный живот.
Как же так? – думала она. – Почему детские мечты развеиваются? Почему, перешагнёшь 16 – и вытесняет всё "взрослая" жестокая практичность, стремление к стабильности и спокойствию? Работа с оплатой "максимум" и усилиями "минимум", автомобиль, квартира, выгодный брак, дорогая мебель, модная одежда отгораживают душу от наивного, но такого прекрасного мира детских мечтаний, и за этой серой массой не виден больше простор и далекий чистый горизонт. Тонет человек в житейском море, тонкая струйка его жизни вливается в море ей подобных. Иссякнет она, нет ли – никто не заметит, только цвет её, возможно, разглядишь среди кишащей массы…
О мечтах (сказки о…)
Великий маг Кирибей, пролетавший неподалеку (срочные дела звали его на Север, но – когда нужно! – он всегда оказывался неподалеку – иначе не был бы Великим магом), почувствовал неожиданно одиночество юной девушки. Ей так хотелось многого… и так мало было суждено. И он пожалел её и решил рассказать несколько сказок. Именно таких, о которых она мечтала. С приключениями.
Решить-то решил – да только вспомнил, что сказки – они только для детей. Для маленьких детей. Девушке же было лет 16, не меньше. Не мог он ей рассказывать сказки. Зато мог… Да, да не удивляйтесь – он очень многое мог. Нечто гораздо большее, чем просто сказки. Он мог ей подарить…
Что? Слушайте.
Снова зевнув, Маша почувствовала, как сон бесцветной тенью скользнул по потолку, опустился на подушку. Шепчет-шепчет, застилает глаза мягкой дрёмой, гладит по лицу невесомой пушистой лапой. Хитрый…
О голубых мерцающих звёздах далеких галактик
…Когда она их впервые увидела, они действительно были голубыми, эти звёзды.
"Оптический эффект отраженного луча", – так объясняли это в космошколе.
Но ей было всё равно: оптический это эффект или какой другой – она просто была в них влюблена. С первого взгляда.
На старте ей было 16. Считалось, что это лучший возраст: большой запас здоровья и времени, когда она ещё может рожать детей. Не исчезли ещё детские мечты о далёких галактиках и голубых звёздах. Способность к самопожертвованию ещё не была вытеснена стремлениями к стабильности и спокойствию, к желанию иметь автомобиль и квартиру, к выгодному браку…
На Земле её – и таких как она – провожали как героев. Ещё бы: первый полёт к другой галактике: такое не забывают…
…У капитана были грустные глаза и седые виски. Совсем седые. Это было первое, что ей запомнилось, когда она вышла из анабиозной камеры. Ей почему-то вспомнился он (вчерашний?) перед её "заморозкой": бравый такой, совсем еще молодой… Сколько ему было? 25? 27? Может быть 30? Никак не больше.
Камеры размораживались произвольно (как в лотерее), видимо ей не повезло, и она пробыла в "заморозке" довольно долго. Сколько? 10 лет? 15? Спрашивать почему-то не хотелось.
Из зеркала на неё смотрела незнакомая женщина лет 30. Или меньше? Говорят, что в анабиозе стареют намного медленнее. Ей стало слегка страшно. Она оторвалась от зеркала (не буду смотреть!) и пошла к массажному столу – в период адаптации ей положено было по инструкции проводить там не менее 6 часов в этой стадии реабилитации – несмотря на продуманную систему массажа тела в анабиозе, мышцы всё равно сильно ослабели, и её содержали в режиме минимальной гравитации.
Капитан пока больше не появлялся: он должен был только убедиться в том, что "разморозка" прошла удачно, сейчас в течение нескольких дней ее предоставили самой себе, и только чуть позже она присоединится к бодрствующим. Считается, что такой период необходим. Ей же было скучно, и она считала дни (часы!), когда же наконец её тело восстановится до прежней нормы.
Как-то сложится её жизнь дальше? Она постаралась вспомнить то, что было заложено в уложении-инструкции. Там было записано, что после полной реабилитации она должна выбрать себе мужчину (из тех, кто сейчас бодрствует) в качестве полового партнера и забеременеть в указанный срок. Если получится – её ждет несколько лет бодрствования, если нет – то снова придется лечь в анабиоз. Она знала: получится, снова лежать в камере хотелось меньше всего в жизни.
…После очередного массажа она прошла в столовую-автомат и заказала несколько блюд из меню. Когда же кончится это одиночество? Она готова была уже проклясть этот дурацкий "реабилитационный период". Кто его выдумал? Она попробовала выйти в общий бокс, но дверь не открывалась, личный код на цифровом замке не работал. Встроенный телефон, конечно же, был, но он – для экстренных случаев. Вдруг они решат, что у неё не все в порядке с психикой и засунут её назад – от греха подальше? Нет, рисковать не стоило – лучше потерпеть.
Неожиданно дверь в бокс запищала и подалась в сторону. Она успела увидеть красную лампочку – капитанский доступ. Не в силах совладать с волнением, присела в кресло.
Капитан был в штатском – видимо отдыхал от дежурства. Зашел, молча сел в кресло напротив и взглянул на неё своими грустными глазами.
Неожиданно ей почудился легкий запах спиртного, исходивший от него.
– Виски, – усмехнулся он. – Настоящий шотландский виски, если, конечно, верить этикетке.
– Вы пьёте? – удивилась она.
– Почему нет? Когда не на дежурстве, естественно. Хотя, может быть, зря пью только не на дежурстве… Привычка. Управление полностью автоматизировано, курс задан ещё на Земле. Наши дежурства – традиция, не более того. – В его глазах проскользнуло что-то, похожее на отчаянье.
– Скажите, капитан, когда я смогу присоединиться к экипажу?
– Когда? – Казалось, её вопрос оторвал его от каких-то своих мыслей. – Завтра. Сегодня. Сейчас. Когда хочешь.
Ей полегчало, уже сегодня в её жизни будут перемены. К лучшему, естественно. Она поднялась.
– Не спеши, Мария. Я правильно называю твоё имя?
Она кивнула.
– Подожди, сначала я должен с тобой поговорить. Серьёзно поговорить.
– Что-то идёт не так? – она посмотрела на него встревоженно. Что-то случилось?
Он молча кивнул.
– Неужели ты думаешь, что я бы решился прийти сюда, выпив виски, если бы всё было хорошо? Впрочем…
Он достал откуда-то небольшую плоскую бутыль и, свинтив с нее крышечку, сделал небольшой глоток, затем протянул ей.
– Нет.
Она помотала головой. Настойку крепче обычного вина она пробовала только раз и твердо помнила только то, что ей это здорово не понравилось.
– Пей! – Сказал он твёрдо. – Можешь считать, что это приказ.
Она послушно сделала глоток и тут же захлебнулась обжигающей жидкостью. Однако, откашлявшись, действительно немного расслабилась.
Он взглянул на неё оценивающе и забрал бутылку назад.
– Ты должна быть готова к очень тяжёлому для тебя разговору. То, что я должен рассказать тебе, очень неприятно, но я обязан это сделать.
Она была вся – само внимание. Сказанное ей совсем не нравилось, но само обращение капитана (интимное?) было почему-то приятно. А он, казалось, всё не мог собраться с силами для решающего рассказа, всё медлил.
– Говорите, капитан, я готова.
Он поморщился.
– Называй, пожалуйста, меня Стив. И лучше на "ты", мне так будет немного легче.