Мсцишевский - умен, его так просто не возьмешь. И меня он прикроет. Только из-за этого я еще здесь - только из-за того, что на его территории не только машины пропадают, не оставляя следа, но и люди. Прячет он трупы, как надо, - и живых спрячет. Да и боевики у него, хоть умом не отличаются, - дело знают. Могу я на него и на его бойцов рассчитывать… по крайней мере, пока он меня своим считает. А пока - он верит мне. С ним Агнешку оставить не так страшно, заступится он за нее. Называет меня сыном - значит, и ее дочерью назовет. Не зря я к нему в доверие втирался - всегда в мыслях имел гордецов поляков с немцами стравить при нужде. Только узнают они, что я - русский… сдерут с меня столько шкур, что и немцам не снилось. Никогда они не забудут, как мы с немцами их страну делили.
Черт… Трудно быть реалистом в этом мире мечтаний и надежд… И разведчиком быть - трудно… Не знает никто, что я все время вру… и никто не знает, что я ненавижу врать - и себе, и другим. Только никто не знает и того, что правдиво - одно молчание… немое молчание зверя.
Разведчика должно утешать убеждение, что его обман во благо, - обман в обмен на правду. Только все - вранье. Мы - люди, бродящие между заблуждениями - своими и чужими. И я вижу их все - вижу насквозь. Благородная борьба за всеобщую свободу и братство, подлое предательство из-за жажды наживы - все видимость, все только уверенность в головах людей, только вера… вера в бога, в деньги. А на деле - правит оружие. И не какое-то виртуальное из головы, вроде банковских счетов и бумажек, а - обычное железное оружие. В итоге, у власти всегда - оно, всегда - оружие… когти и зубы. Грызутся "волки", деля территории, деля добычу. И я - один из "волков"… один из "стаи волков". И я понимаю, что есть у меня только - "стая". Нет, не только… У меня есть оружие, и есть - Агнешка.
От тяжких дум меня оторвал грохот отворенной двери. Агнешка выбежала из коморки, где я оставил связанного священника, от которого она теперь не отходит. Девушка встревожена и… Когда она печальна - она призрачна и прозрачна, как лунный свет… А когда злится - сияет и испепеляет, как солнце… Ее волосы лучатся озаренным золотом, губы горят огнем и глаза блистают. Она раздражена, только мне все равно. Я жадно пожираю ее глазами, словно концентрируя на ней весь свой давнишний голод. Ее глаза не охлаждают росой, а разжигают искрами. Сердце раскаляется в груди, как кипятильник… и мысли туманятся паром.
Мсцишевский встал с кресла и вышел, оставляя нас. Он мне как-то намекнул недавно, что ему знакомо это умопомрачение, - понимает он мол меня, как никто другой. Нет, не понимает… Не творил поляк таких дел. А если и творил… Не ждала его тюрьма после ночи с девушкой, не была ему тюрьма платой. А если и была… На войну его точно никто не посылал, как меня пошлют, если я в тюрьму не попаду, если я вообще выживу.
Агнешка встала передо мной, махнула рукой в сторону распахнутой двери.
- Он сказал, что ты!..
Я поднялся, покачнувшись, направился ко входу в каморку. Закрыл и запер дверь. Схватил Агнешку дрожащими руками.
- Агнешка, не надо о нем.
- Ты убил! Невинного человека! Он рассказал!
- Что? Я? Кого?
- Не трогай меня! Ты что, со счета сбился?!
Она горит гневом. Хрупкая девушка у меня на глазах превращается в разъяренную тигрицу, забывая про мою силу и свою слабость. Она в бешенстве и будоражит меня. Кровь вскипает и пузырится, заставляя меня трястись в лихорадке. Я впиваюсь в ее шею поцелуями, не взирая на ее сопротивление. Она борется, отбивается, бросается в сторону… Сломя голову кидаюсь за ней, хватаю… Она изворачивается, вырывается… А сердце гонит в мои вены крутой кипяток.
- Ты пьян!
- Нет.
- Он все рассказал мне про того! Рассказал, как тот освободил его! И про то, как ты вернулся и убил того - рассказал!
- Не надо про священника и про… Агнешка…
- Не трогай меня! Ты убил его! Хайко! Ты убил его!
- Хайко? Хайко… Это был я…
- Знаю, что ты! Знаю, что ты убил его! Зачем?!
- Это был я… Я - Хайко… Я - был им… Хайко только еще одно лицо - мое лицо… Агнешка, я могу не вернуться… Я не могу ждать, Агнешка… Я отдам тебе жизнь, только и ты…
- Нет!
- Я прошу тебя, Агнешка… Согласись… Только согласись… Я не хочу так - силой… Только я хочу так, что…
Она закричала - так истошно, что я зажал ей рот рукой. Едва заметил укус и кровь на ее губах - мою кровь… на ее горящих губах. Я слышу скорые шаги, хлопанье дверей, голоса… Только шаги все тише… и в глазах все темнее. Я оттолкнул кого-то, кто оказался у меня под рукой. Кажется, Крюгер… Толкнул старика с силой. Вспомнил, что он тощ и хил, но только одновременно с действием. Как вспомнил, так и забыл - и про падение на пол чахлого старика, и про подошедшего со спины мощного поляка.
- Ты что делаешь, Ян?! Ты что не видишь?! Не хочет она!
Войцех перекинул руку мне через шею, стараясь придушить, оттащить. Срываю его руку, выворачивая. Он высвобождается, бьет меня под дых. Я не блокирую удар и… Удар в надбровье, в скулу…
Он бросил меня к стене. А я… Меня так трясет, что я не могу ни говорить, ни думать… не могу стоять на ногах. Мсцишевский отодвинул, еще держащего меня за ворот, Войцеха… и я рухнул на пол в горячечном ознобе и в бреду.
- Войцех, он совсем пьян и плох. Отведи девушку подальше. И немца прихвати - подними его.
Ненавижу их… ненавижу себя. Их всех! А себя больше всех остальных!
Седой поляк подтащил меня к потертому креслу, свалил меня на него и сел напротив.
- С тобой такое впервые, Ян?
- Да…
- Я надеялся на это - это еще простительно. Ты должен проявлять выдержку.
- Должен…
- Должен держать себя в руках.
- Да…
- Так возьми себя в руки!
- Не могу! Не могу я! Не могу больше! Терпеть больше не могу!
Поляк поднялся, сдергивая с меня мой расстегнутый ремень. Он одернул тускло отсвечивающую пряжку, проверяя на прочность.
- Я надеюсь, что ты простишь мне это. Я знаю, что простишь. Я бы не сделал этого, если бы не считал тебя моим вторым сыном, Ян.
- Вы что?! Вы что делаете?!
Поляк крепко приложил меня твердой рукой. Тяжелая пряжка заехала мне по лопаткам. Перехватил ремень, вырывая у него из рук и… Намотал ремень на руку и… Поляк сурово покачал головой, и я повесил голову, опустил руки.
- Ты заслужил, Ян.
- Да знаю я. Знаю. Забыли…
- Нет, Ян, - злись на меня, но не забывай.
Вашу ж… Какой позор! Стерпеть порку! Порку поляка! Вашу ж… Теперь меня трясет не только от страсти, но и от - злобы! Заслужил - знаю! Только меня колотит от злобы так, что стиснутые зубы трещат! А душа немо орет… Агнешка, пойми меня! Прости! Пожалей! Я же болен! Я же боюсь себя! Боюсь, что это одержимое чудовище в отражении являет мне - мое истинное лицо! Я боюсь этого лица - своего отражения! Нет, я не такой! Я болен! Я должен, я буду бороться с этой болезнью! Я добьюсь тебя, Агнешка!
Глава 45
Агнешка сторонится меня. А главное, - она скрывается от моих глаз за широкой спиной Войцеха. И она не только отгораживается им от меня. Я вижу, что он… Он нравится ей - Войцех. "Медведь". Поверить не могу. Он же - тупой и… Он - преступник. А она доверяет ему. Она просто не знает его. Он кажется ей порядочным из-за его прямоты, когда я кажусь ей нечестным из-за смены лиц и имен. Но все только видимость, все - только кажется. Ревность рвет тельняшку у меня на груди, но я терплю и сдерживаюсь.
Мсцишевский налил мне еще водки, но я мотнул головой, отказываясь.
- Меня не спиртом, а снотворным накачивать нужно.
Поляк сдержано наклонил седую голову.
- Не такая девушка тебе нужна, Ян.
- Она красива, она чиста…
- Не для тебя она, и ты - не для нее.
- Да я ж не урод и не…
Поляк растянул рот, прижимая руку к сердцу.
- Снаружи, нет… А внутри…
- Нет, я не такой.
- Такой, Ян.
Я сбросил чертовы часы и цепь.
- Только с виду такой. Только видимость такая. Вышло так… А на деле я…
- Такой. Как я. Как я, когда был молод.
- А какой вы были?
- Отчаянный. С холодной головой и с горячей кровью, Ян. Завела меня горячая кровь на такую обрывистую дорогу, что и холодная голова с дороги той не свела, - только сорваться в пропасть и пропасть не позволила.
- Похоже вообще… Да не той дорогой я иду.
- Той, Ян. Одной мы идем дорогой.
- Цели у нас разные.
- К разным целям одна дорога не ведет.
- Точка на наших путях стоит, от которой они расходятся в разные стороны.
Поляк задумчиво наклонил голову, стыкуя расставленные пальцы.
- Когда я был молод, и я шел к другой цели, Ян. Но пришла старость, кровь остыла и со мной осталась только холодная голова.
- Хотите сказать, что надо сойти с опасного пути, пока не поздно?
- Нет, Ян… Ты не сойдешь - не сможешь. Я хочу сказать, что тебе надо забыть об этой девушке. Погубишь ты и себя, и ее, Ян.
- Нет, я спасу ее.
- Спасешь и погубишь. Помяни мое слово, Ян. Нет у вас будущего.
- Зато настоящее есть.
Поляк поднялся.
- Страсть - это стресс, Ян. Последствия серьезного и тяжелого стресса. После него ты засыпаешь, как шахтер после запредельной нагрузки, - и спишь мертвым сном. Переключатель щелкает у тебя в голове, и ты - теряешь голову.
Он ушел, а я остался сидеть, тупо смотря в пустой патронник. Может, он и прав - может, мне, и правда, пора на покой? Только вопрос встает жесткий - смогу я отправиться на покой без посторонней помощи или нет? Черт… Отправят меня… Свои или чужие - в тюрьму или на войну…