Жандармов, конечно, тоже сбивали с седел в огромных количествах, однако каждый шательен уносил с собой по троице пехотинцев. За изрубленной волной кавалерии следовала другая, а за ней – еще одна. И каждая такая волна оттесняла сервов все дальше и дальше от вагенбурга, проходы в линии возов и телег становились шире, а пространство поля, на котором шла рубка, – всё увеличивалось.
Так же как и на левом фланге несколькими минутами ранее, бой приближался к своей критиче-ской точке. Гордиан смачно сплюнул и подозвал к себе офицеров.
– Развернуть орудия! – приказал он и бросился к укрепленным на лафетах стволам.
* * *
А Бавен в это самое время нервничал.
Схватка на правом фланге шла почти сорок минут. Сейчас, когда на левом фланге сервов поражение его пехоты казалось почти бесспорным, судьба сражения должна была решиться его кавалерией здесь, на правом крыле.
Но кавалерия продвигалась слишком медленно, и слишком велики были потери. Атака явно задыхалась, и наметанный глаз генерала уловил, что с отходом от вагенбурга пространство между лесом и редутами стало шире, жандармы вынуждены атаковать на бoльшем фронте, размазывая свои эскадроны и уменьшая давление. Медленно, как будто на плечах лежал какой-то тяжелый груз, генерал повернулся к штабному офицеру.
– Им нужна поддержка, – то ли спросил, то ли заявил он.
Офицер печально скользнул быстрым взглядом по рядам стоящих у подножия холма полков.
– У нас остались только рейтары, Ваше превосходительство. Две роты охраны, а также обслуга обоза. Четыре рейтарских полка – это ваш последний резерв, сэр. Прикажете … распорядиться?
Бавен отвернулся и окатил поле мрачным взором. Что ж, кто не рискует, тот не побеждает никогда.
– Да, – хрипло выдохнул Бавен. – Прикажу – рейтаров в бой! Нужно поддержать жандармерию. Там есть просвет между ними и этими необычными земляными укреплениями. Пусть свежие полки атакуют мимо них, в самый центр противника. Прорвем их строй, и победа будет наша. Исполняйте!
Офицер умчался, а старый генерал, сам не понимая зачем, вытащил из ножен свою саблю и вложил обратно. Проверил, как выходит, ведь чем черт не шутит? Может, сегодня и самому драться придется, а если нет – так хоть зарезаться.
В этот момент нечто странное коснулось слуха бывалого вояки. Что такое? Новые залпы? Крики атакующих? Проклятия смертельно раненных? Хрипы гибнущих лошадей? Нет, то была тишина.
Относительная тишина гремящей по километровому полю резни. Крики были. И был боевой клич, и свист пуль, и визжание ружейной картечи. Но смолкли орудия.
С дрожью в ладонях Бавен поднял свою "подзорку".
На третьем, четвертом и пятом редутах, не смятых еще натиском его умирающей пехоты, орудия не стреляли. Всеми силами артиллерийских расчетов они разворачивались направо!
Тем временем рейтары выехали на поле и рассеялись облаком, заполняя крупами своих коней и собственными цветастыми плюмажами все пространство между редутами, рекой и "кипящей" линией сражения.
Свежие и не измотанные предшествующей двухчасовой мясорубкой легкие кавалеристы выезжали на битву не так помпезно, как шательены, но с не менее серьезными намерениями. Для потрепанных сражением полков Трэйта новая (и последняя) атакующая волна казалась чем-то неодолимым. Еще? Да сколько можно!
Развернувшись "лавой", легкая кавалерия короля прошла сквозь никем уже не обороняемый вагенбург, вышла на открывшееся за ним пространство и, пропустив сквозь строй откатившиеся по команде назад остатки шательенской конницы, швырнула себя на врага. Вагенбурга тут не было, как не было и организованных полков. Оставшиеся в живых защитники правого крыла, выстроившиеся вместе с ними спешившиеся драгуны, переброшенные с других направлений пикинеры и алебардщики стояли тонкой линией, пошатываясь от усталости и ненасытного упорства атакующего противника.
Бавен вывел свой последний резерв. Но у сервов – резерва не было вообще.
Свежие отряды бешеным галопом вонзились в разрушенный вагенбург и принялись топтать жалкую линию обороны.
Но артиллеристы Гора уже завершили перенос и установку орудий, и те дали залп. Уже в который раз огнедышащие чудовища исторгли из своих жерл картечь и обрушили ее на головы атакующих!
Сейчас картечь била по наступавшим не на излете, а почти что в упор, ведь под углом сорок пять градусов кулеврина-двенадцатифунтовка достает почти на километр, а сейчас расстояние составляло от силы метров пятьсот.
И рейтары, а с ними остатки жандармов рухнули на поле тысячами вместе со своими конями.
Бавен вытер холодный пот. То, чего он ждал эти несколько минут, глядя на выход из лагеря своих последних эскадронов, все-таки случилось. Огнедышащие редуты сервов сделали свое дело. На зажатые в тисках между рекой и лесом компактные, "сбитые" ряды его кавалеристов в несколько залпов вылился смертоносный свинец. А в отличие от атаковавших на левом фланге пехотинцев, количество которых измерялось почти сотней тысяч, число королевских кавалеристов все же было не столь велико. Рейтар в атаку вышло всего шестнадцать тысяч. Пехотинцев на левом фланге оставалось около сорока тысяч и жандармов на правом – от силы сотен двести.
Колоссальные потери этого дня, понесенные как атакующей, так и обороняющейся стороной, делали незначительное число свежих рейтар резерва существенным фактором в сражении полумиллионной солдатской массы. Но для того чтобы смешать их с землей, потребовалось всего несколько добрых залпов. Бавен глядел на измызганные в кровавый прах свои отборные эскадроны и только сильнее стискивал челюсти.
То, что вытворял на поле этот поганый серв, было немыслимо! Никогда еще великолепные эшвенские бригады не расстреливали из пушек. Всегда стреляли только они, ибо ни одна нация кроме Эшвена, не имела в этом проклятом мире доступа к технологиям храмов Хепри, к электричеству и Хеб-седу, к клонированию и нуль-синтезу, к пороху и мушкетам! Почти идеальная, несокрушимая военная система, отработанная столетиями победоносных войн, созданная на самой заре истории гением Господа Хепри впервые на человеческой памяти оказалась сокрушена – его же оружием! И кем? Погаными сервами, впервые увидевшими кулеврину едва ли месяц назад!
Бавен покачал головой. Кривая усмешка судьбы – именно ему, сенешалю Артоша и знаменитому воеводе, выпала кошмарная честь стать пионером в этой сомнительной практике!
Позор. Слезы подкатили к глазам. Комок застыл в горле.
Но нет, подумал он, нужно сдержаться, обстрел продолжается, и пока он рефлексирует здесь в своей ставке, там на истоптанном ковыле с каждым новым залпом гибнут сотни бойцов!
Спасительное решение трепетало в его голове как подраненная дробью птица. Спасительное решение – единственное и… презренное.
– Назад! – заорал Бавен. – Назад!
И развернулся к своим офицерам.
– Поле потеряно, – внезапно севшим голосом произнес он, – но не потеряны полки! Вестовых – к рейтарам! Третий полк выходит за линию действительного огня противника, перестраивается и прикрывает отход. Остальные выдвигаются на тракт. Остаткам пехоты выдвигаться туда же. Двигаемся на юг, к Бургосу, организованно и быстро. Дезертиров стрелять на месте! И вывозите обоз, к чертовой матери, вывозите!
Остатки кавалерии откатились назад. Преследуемые только пехотой и спешенными драгунами, оставшиеся в живых после яростного обстрела королевские всадники быстро оторвались и начали со всех ног улепетывать с поля боя, покрывшего их вечным позором.
Кони под рыцарями задыхались, да и сами изнуренные, окровавленные и униженные поражением от рабов бойцы глотали открытыми ртами воздух, то ли от бешеной скачки, то ли гнева и ужаса, захлестнувших само их существо.
* * *
– Сэр, они отходят! Слишком быстро, наши не успевают догнать!
Гор кивнул.
– Вижу.
После очередного залпа орудия перезаряжались. Буквально через минуту стволы рванут снова, однако… однако этот залп судя по всему будет последним, поскольку после еще одной перезарядки отступающие королевские всадники выйдут из зоны действительного прямого огня.
Отступающая "лава" королевских рейтар была развернута к ним самым краем, тонким боком вытянутой в струну линии. Ядра не долетали и до середины. Часть рейтар, попавшая под обстрел, рассеялась, откатившись ближе к реке, однако основная масса конников, оказавшаяся за линией огня, продолжала отступать с поля вполне безнаказанно.
Несколько десятков пар глаз из ближайших орудийных расчетов устремились на своего командира, или на своего пророка-освободителя, словно спрашивая, позволим ли уйти противнику?
Гордиан мотнул головой.
– Примкнуть штыки! – вскричал он. – Берем рогатки – и в поле.
Мушкетеры вышли несколькими компактными колоннами. Уцелевших всадников, как жандармов, так и рейтар, оставалось порядка двадцати тысяч сабель. Пехотинцев Бавене на левом фланге – сорок.
И триста тысяч трупов всех остальных…
Большая часть защитников редутов и, прежде всего артиллеристов, осталась на своих позициях, продолжая поливать свинцом остатки пикинеров на левом фланге и замешкавшихся на правом всадников. Гор взял только "лишних", тех, кто не обслуживал орудия, тех, кто не стрелял. Он вывел свой ничтожный отряд во фланг и в лоб отступающей "лаве", чтоб задержать их бег лишь на несколько минут и дать драгунам возможность Крисса настигнуть и добить удирающего противника.
Мушкетеры встали в линию, разбившись как всегда на роты по шесть шеренг в глубину сомкнутой колонной поперек поля, и выставили перед собой рогатки на крестовинах. Первый ряд привычно упал на колено. Второй встал пригнувшись. И третий – в рост.