– Я пришел к выводу, что боевые действия здесь, на Борлейас, являются безошибочной проверкой решительности и характера йуужань-вонгов. Только увидев, как закончится эта кампания, мы сможем закончить анализ противника, с которым предстоит столкнуться нашему народу.
– Так вы намерены вернуться в пространство чиссов после падения Борлейас?
– Нет.
– Тогда я вас не понимаю.
– Я еще не рассказал вам обо всех своих выводах. Я обнаружил, что мое присутствие здесь оказывает определенное влияние на события, и прекратить участие в этой кампании означает не только затруднить ее для наших союзников, но и в конечном счете причинить вред нашему народу, потому что любой противник, которого я здесь уничтожу, это противник, который не сможет сражаться с нами в будущем.
– Вы вообще не намерены возвращаться?
– Я вернусь… потом.
Шаункир молча обдумывала его слова. Ругань механиков в дальнем углу зазвучала с неожиданной громкостью.
– Могу я говорить свободно? Как пилот с пилотом?
– Конечно.
– Я думаю, что эмоции мешают вашему здравому суждению. Ради желания быть вместе с Джейной Соло вы намереваетесь нарушить долг. Но вы обязаны служить только нашему народу.
– Так ли это?
– Вы давали клятву в верности и повиновении.
– Иногда бывает так, что путь верности расходится с путем повиновения.
– Этого не может быть.
– Думаю, вы не правы. Я верен чиссам не потому, что они приняли моих родителей, и не потому, что я вырос среди них. Я верен им потому, что они воплощают те свойства и качества, которыми я восхищаюсь. Более того, они сумели сделать эти качества неотъемлемой частью своего общества. Такие качества, как единство и храбрость перед лицом агрессии, признание долга выше личных интересов… Однако чиссы – не единственный народ, который обладает столь достойными качествами, и у меня есть долг не только перед ними. И покинув своих товарищей, когда они сражаются со страшным врагом, я нарушу этот долг…
– Вы полагаете, что принесете больше пользы, оставшись здесь?
– Да. Мы можем передать наш рапорт по ХолоНету. А тот факт, что мы остаемся здесь, можно объяснить тем, что нам необходимо собрать больше информации. И это правда.
– С вашей точки зрения.
– Да.
Выражение лица Шаункир изменилось. В нем не было злости, а было едва заметное сожаление.
– Я остаюсь с вами, – сказала она, – до падения Борлейас. Потом я вернусь.
– Спасибо вам…
– Но если я погибну здесь, обещайте, что вы вернетесь вместо меня. Пока я остаюсь здесь, я задерживаюсь с исполнением данных мне приказов. Если я погибну, вы должны будете исполнить их вместо меня.
Джаг некоторое время думал над этим. И пришел к выводу, что ее аргумент был просто непробиваемым. У него был выбор: или согласиться, или попрощаться с ней прямо сейчас. И защитники Борлейас лишатся опытного пилота и командира.
– Я обещаю, – сказал он.
Тарк пожал руку Воламу Тсеру и сказал:
– Я думал, вы высокий.
Волам, знаменитый журналист, уже пожилой, обменялся веселыми взглядами с Тэмом прежде чем снова обратить внимание на Тарка.
– Все-таки я выше тебя.
– Да, но я думал, что вы по крайней мере метра два ростом.
– Это иллюзия, парень. Когда ты стоишь перед самой камерой, ты господствуешь над изображением. Все остальное выглядит мелким. Поэтому зрителям кажется, что ты необычного роста.
– Ага… – Тарк глубокомысленно кивнул.
Они стояли в вестибюле лаборатории, в нескольких метрах от двери, за которой начиналось поле боя. Сейчас эта часть здания была оборудована постами для унтер-офицеров и рядовых. Некоторые из них регулировали движение в здании, другие обеспечивали охрану и техническое обслуживание, а некоторые были размещены здесь просто потому, что для них не нашлось другого места.
Свободного пространства было совсем немного, и как раз там они и стояли, представители трех поколений, штатские, потерявшие свой дом и оказавшиеся в зоне боевых действий.
– И что мы снимаем сегодня? – Тэм, покопавшись в своей большой сумке, извлек оттуда голографическую камеру, достаточно маленькую, чтобы ее можно было спрятать в его больших руках, с ремешком, который можно было застегнуть на руке. Он передал камеру Тарку, показал, как застегнуть ремешок, и как правильно смотреть в камеру, чтобы видеть то, что видят линзы.
– Будем снимать, как живут защитники Борлейас, – сказал Волам, – Их спальни, еду, медицинские пункты, освежители… Если получится, возьмем у кого-нибудь интервью. Никаких вступлений, никаких анализов.
– Но зачем вы снимаете? – спросил Тарк. – Разве с падением Корусканта вы не лишились работы?
– Нет, сказал Волам. – Я историк. Пока во Вселенной есть разумная жизнь, у меня будет работа, будет призвание. Когда-то кому-то будет интересно, что случилось здесь, и те записи, которые мы сделаем, могут быть единственным ответом на этот вопрос.
– Другими словами, – сказал Тэм, – если ты любишь свою работу, никто ее у тебя не отнимет. У тебя, конечно, могут отнять зарплату, – он хитро посмотрел на Волама, а тот сердито покосился на него. – Но твоя работа останется частью тебя.
Тарк молчал, обдумывая услышанное.
Тэм достал из сумки еще одну камеру, последнюю модель "Кристалл Мемориз 17", она была легче чем предыдущая модель, и имела больше памяти. Тэм с помощью ремешка закрепил эту камеру у себя на голове. Ремешок задевал свежий шрам за правым ухом, шрам от его нового импланта, защищавшего Тэма от головных болей. "Условия изменились…"
– Что я должен снимать? – спросил Тарк, – Все?
– Если хочешь, можешь снимать все, – сказал Тэм. – Я снимаю все, пока Волам не покажет, что пора кончать…
Волам сделал жест, похожий на удар топором. Его бледные руки на фоне темной одежды сделали жест хорошо заметным.
– … А также все, что нахожу интересным или необычным. Можешь делать то же самое, а потом, когда мы просмотрим наши записи, я скажу, что в них представляет исторический интерес.
– Только не трать слишком много времени на девчонок, – предупредил Волам.
Тарк скорчил рожу:
– Не волнуйтесь, я, в отличие от некоторых, думаю не только об этом.
Корускант
– Ненавижу это… – сказал Люк.
– Ждать? – Мара закрыла глаза, устраиваясь поудобнее, насколько удобно можно было устроиться у деформированной металлической стены, в коридоре, с потолка которого стекала дождевая вода с верхних тридцати или сорока этажей разбитого небоскреба.
– Да, ждать…
Люк только полчаса назад вернулся из разведки. Но вернулись еще не все; в нескольких метрах вниз по коридору Данни приводила в порядок собранные образцы растений, Бальхос и Элассар играли в сабакк при дрожащем свете химического фонарика. Другие еще не пришли…
– Знаешь, с чем джедаи здорово ошиблись? Со световыми мечами.
Люк подозрительно посмотрел на жену.
– Ошиблись?
Мара кивнула.
– Их нельзя точить. Когда мне во время миссии приходилось ждать, я точила свои ножи. Очень полезное занятие: не дает тебе скучать, и в то же время помогает держать оружие в хорошем состоянии. Ведь с виброклинком как: даже если у него сядет аккумулятор, все равно остается отличное острое лезвие, которым можно резать все что надо.
Элассар оглянулся на нее через плечо.
– Знаешь, иногда мне кажется, что ты можешь вызывать страх, даже напевая колыбельную песенку.
– Ну, это легко, – Мара придала своему лицу выражение материнской заботы и пропела:
Мой малыш сейчас уснет,
Колыбель качается.
Сон во тьме к нему идет,
Тихо улыбается.
Но знакомые слова, пропетые грустным тихим голосом, вызывали скорее беспокойство, чем успокоение. Сон представлялся антропоморфным существом, которое зловеще крадется во тьме к детской кроватке.
Когда она замолчала, Люк почувствовал, что она испытывает то же, что и он: желание быть вместе с Беном, знакомить его с теми маленькими сюрпризами и радостями, которые может дать жизнь. Вместо этого им пришлось находиться здесь, в зоне смерти.
Открыв глаза, Мара посмотрела в темный коридор.
Люк тоже это почувствовала – не опасность, но какое-то волнение в Силе. Он встал, положив руку на эфес светового меча.
Через дыру в полу в помещение влезла Тахири. Протянув руку, она помогла подняться следующему за ней Лорану. Тахири выглядела мрачной. Лоран – сомневающимся.
Посмотрев на Люка, она глотнула, как будто сдерживая тошноту.
– Я кое-что нашла… – сказала она.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Теперь у него было имя.
Читая мысли своих рабов, он научился понимать, что такое имя. Это слово, относившееся только к одному конкретному существу. У каждого из них было имя, и насколько он понял, ему тоже было жизненно важно иметь имя.
Он был гораздо сильнее, чем любой из них. Было неправильно, что у них есть имена, а у него нет.
Они в своих мыслях называли его Ниакс. Лорд Ниакс. Его имя было Ниакс, оно вызывало у них страх, и никто другой не мог иметь такого имени. Слово "Лорд" делало его имя еще лучше. Это слово означало, что он был более важен, чем кто-либо.
Удовлетворенный этим открытием, он улыбался, глядя, как рабочие ползают по поверхности огромной машины.
Они чинили машину. Скоро машина сможет работать. Скоро она пробьет эту черную стену, которую он ненавидел.
И тогда он, лорд Ниакс, сможет получить все, что пожелает. Все существа будут исполнять его приказания. Исключая тех, которых его чувства не могут обнаружить, которые не подчиняются его мыслям. Они оказались устойчивы к его воздействию. Таких он должен будет убить…