Не настолько он дурак, чтобы впрямую пытаться меня убить. Взятка - это ещё куда ни шло, но нападение в офисе, среди бела дня… Куда проще попытаться избавиться от меня на обратном пути, а не устраивать этот бала…
Я застонал и врезал кулаком по лбу.
Чёрт. Как же я сразу об этом не подумал?!
Подстава. Чистая подстава. Клим меня спровоцировал, а я повёлся как сопляк! Но кому и зачем это нужно?! Иваныч на такое не способен, у него мозгов не хватит так всё организовать. Да и не будет он с Климом договариваться.
Вот дьявол… Вляпался ты, Лёха. Одно успокаивает: запись. Её не подделать.
Как обстояли дела со служебкой о вымогательстве и превышении - совершенная загадка. Следак ни словом не обмолвился о результатах. Мне оставалось только ждать официального предъявления обвинений и допроса по всей форме.
Я не сомневался, что ЧК известно обо мне едва ли не больше, чем знал я сам. Но уровень доступа к информации различен. Даже Гомзякову из подразделения Икс-три наверняка не позволено знать всё.
* * *
На допрос меня повели на следующий день. Под усиленной охраной, в наручниках и с обязательной дозой успокоительного. Лучше бы курить разрешили.
Я не смотрел на длинные узкие коридоры, электронные решётки и меняющихся охранников. Бежать не имело смысла. Да и куда?
Дверь в кабинет Гомзякова Василия Петровича, следователя по особо важным делам подразделения Икс-три, гостеприимно распахнулась.
Василий Петрович, в форме, с двумя звёздами подполковника на погонах, за столом буквой "Т" даже не соизволил поздороваться, жестом указав охране, куда меня усадить.
- У вас очень любопытный послужной список, капитан, - он не высовывал носа из папки с моим делом. - Вы кавалер ордена Отваги, и вы получили эти награды в составе отряда "С". Прошли путь от солдата до младшего лейтенанта. Но вы не были осуждены законом, вы пришли в отряд вольнонаёмным. Что сподвигло вас на такой, прямо скажем, необычный поступок?
Отряд "С". Ишь ты, докопался, крыса. Имеет доступ. В личном деле этого нет. И рассказывать об этом я не собирался.
- Молчите… Ну что ж, это ваше право, - следак старательно сверлил меня взглядом. - Однако считаю своим долгом сообщить, что в отношении вас также возбуждено дело по статьям о вымогательстве взятки в особо крупном размере, причинении тяжких телесных повреждений и превышении служебных полномочий. Это вам понятно?
ЧТО?!
- Нет. Не понял, - я честно посмотрел в глаза следователю. - Я не вымогал взятки. И не превышал.
Подобное обвинение возможно только в отсутствие записи, когда мои показания и показания Клима уравнивались в глазах следствия. Но запись не могла пропасть, Семён ни за что не допустил бы такого.
Хотя…
Могу ли я сейчас верить Семёну, с которым у меня, вопреки слухам, не было никаких дружеских отношений? Шлемову и Маринке я тоже верил.
И где я теперь с этой верой…
Я разом вспомнил свои вчерашние размышления про Клима и вдруг увидел себя стоящим на бесконечной гладкой плоскости в странном, огромном, переливающемся сиренево-золотистыми оттенками пространстве. Там, внизу, в плоскости, как в зеркале, были та жизнь и тот мир, к которым я привык и которые знал. И сейчас я чувствовал себя насильно, буквально за шкирку выдранным из этого привычного существования. А плоскость дрогнула. И не просто дрогнула, а стала наклоняться, провоцируя меня соскользнуть куда-то вниз. В непонятную, неведомую и оттого жуткую бездну.
И вместе с этим ощущением-картинкой пришло чёткое понимание: нельзя.
Я должен удержаться на этой плоскости, даже если она встанет на ребро.
Спокойно, Лёха. Спокойно.
Но подумать о том, с какого перепугу я словил такой глюк, я не успел. Какая-то часть сознания активно уцепилась за предложенную картинку, словно она была не менее реальна, чем всё, что меня окружало на самом деле. И я плюнул. Чёрт с ним, с глюком.
Потом разберусь.
Гомзяков смотрел почти с равнодушием удава, собирающегося сожрать беспомощного кролика.
- Сейчас придёт ваш адвокат, и вы сможете ознакомиться с доказательствами по этим пунктам обвинения. Потом приступим к допросу.
Чёрт. Смертельно хочется курить. Крепко сжал кулаки, чтобы руки не вздрагивали. Терпи, Лёха.
Следак отложил моё дело, заглянул в ящик стола, и передо мной возникла пачка "Звезды" и пепельница даже лучше, чем у Клима.
- Курите.
С трудом сдерживаюсь, чтобы не взять. Провоцирует. Смотрю на него.
- Нет. Благодарю.
В маленьких глазках человеческое выражение. Ишь ты…
- Курите, капитан. Это не провокация, я вам разрешаю. - И охране: - Снимите с него наручники.
Потереть запястья, вытащить сигарету, сорвать колпачок предохранителя, закурить. Уже легче.
Гомзяков внимательно смотрит, поставив локти на стол и упираясь подбородком в сплетённые пальцы.
- Я читал ваше личное дело, медзаключение, изучил показания вашего начальника и Веселовой. Вы - психически вменяемый, у вас устойчивая психика и сильный самоконтроль. Чисто по-человечески я вас понимаю и испытываю к вам определенное уважение. Мне не часто попадают на допрос люди, ставшие кавалерами ордена Отваги в девятнадцать лет и за три года дослужившиеся до офицера. Но де факто и де юре - вы виновны. Состояние аффекта - смягчающее обстоятельство, но не снимающее с вас вины.
- Знаю, - топлю бычок в пепельнице. Дым уже вытянут воздуховодами. Сигарета кончилась в три затяжки. Ещё бы одну… Смотрю на Гомзякова.
- Позволите?
- Да, разумеется, - подполкан кивает. - Так вот, чего я не могу понять, как вы решились пойти на должностное преступление. На что вы рассчитывали, вызывая ОСБ и отчитываясь вашему руководству? На хорошие отношения с Рахмановым?
Беру вторую, обдумывая ответ. Муть какая-то. Если по Климу возбудили дело, значит, запись и все материалы проверки должны быть у Гомзякова. Тогда почему возбудили дело? Семёна снова приплели… Ни черта не понимаю. Но нервы натянуты, как струны, а ноги скользят по невидимой плоскости, что застыла под углом сорок пять градусов, и я-невидимый машу руками, ловя равновесие. Не упасть. Главное - удержаться на ногах.
Иначе - всё. Вниз.
Туда, где опустившийся край обнажил чёрную глубокую и жуткую Тьму.
- Я хочу увидеть запись. И заключение проверки.
Перелив внутренней связи. Гомзяков выслушивает и коротко отвечает: "Пропустить". Кладёт трубку, смотрит на меня.
- Прибыл ваш адвокат, Алексей Витальевич.
Глава 4. Допрос
Адвокат оказался молодым и деловитым. Высокий, черноволосый, ухоженный до блеска, в тёмно-синем дорогом костюме и с ноутом под мышкой. Бледно-розовая рубаха оттеняла смуглую кожу и выразительный нос. В отличие от следователей и прокуроров, адвокатура по-прежнему оставалась вольнонаемной, и оплачивать услуги этого щёголя я буду из собственного кармана. Но это мелочи. Денег на карте хватит.
- Добрый день, Алексей Витальевич, - адвокат быстрым шагом прошёл к столу и кивнул мне. - Я - Зарубин Шармат Иванович, дежурный адвокат третьей адвокатской палаты. Буду представлять ваши интересы на следствии и в суде. У вас есть возражения по моему участию?
Я покачал головой. Какая мне разница. Я не хуже этого Шармата разбирался в законах и знал, что мне светит. Вопрос только в доказательной базе. Именно это волновало меня больше всего.
- Отлично, - Шармат уселся за стол напротив меня, раскрыл ноут. - Тогда приступим?
Гомзяков кивнул и снова открыл дело.
Официальную часть обвинения я почти не слушал. Всё важное он уже сказал.
- Итак, вы выразили желание ознакомиться с записью и заключением проверки, - Гомзяков невозмутимо смотрит на меня. Я киваю. Адвокат поддерживает.
- Да, мы желаем увидеть запись.
На столе между нами появляется щель, из неё выдвигается двусторонний экран. Несколько щелчков - и вот…
Клим сидит в своём кресле, я говорю.
- … Будем платить добровольно, или конфисковывать имущество? Во втором случае все расходы лягут на вас, а это не маленькая сумма. Также разъясняю вам, что в случае отказа от добровольного исполнения весь ваш бизнес, как незаконно действующий, будет закрыт, а имущество перейдет в собственность Федерации. Или…
Плоскость под моими ногами разом наклонилась ещё на десять градусов.
Что за "или"?! Я этого не говорил!
Бледный Клим дёргает галстук.
- Сколько… Сколько вы хотите?
- Восемьсот.
- Ты… Мальчишка! Щенок! Охрана!
Картинка стремительно меняется: в дверях два охранника вскидывают "Узи". За кадром голос Клима:
- Задержите его! Он вымогатель!
Чёрт меня побери, что это за хрень?!
Выстрел из "УД" опередил очереди "Узи", снова стремительный скачок картинки - я под столом. И снова выстрел из "УД". Картинка опять меняется: встаю, выхожу из-за укрытия, два охранника на полу. В распахнутых дверях белая, как простыня, секретарша с округлившимися глазами зажимает ладонями рот, давя рвущийся наружу крик.
- Вернемся к нашему разговору, Клим Максимович?
На стол ложится электронная карта. Моя карта. Не подразделения.
Совершенно бледный Клим мелко кивает.
- Я… Я заплачу. Только вы помогите им…
На экране видно, как я вкалываю лекарства охранникам и обрабатываю раны.
Дальше я смотреть не стал. Я скользил вниз по стеклянной плоскости, что норовила встать на ребро. Я-невидимый же из последних сил старался замедлить своё почти падение и только чудом удерживался на ногах. Что бы это ни было, меня здорово подставили. Качественно и чисто. И сделать это мог только один человек.
Рахманов.