Плавал он, надо признать, отлично. Я никогда не понимал, как такая жердина может не то что плавать, а просто держаться на поверхности, но все годы учебы в университете ДД ходил в числе трех первых пловцов нашего курса. Это был, по-видимому, единственный уважаемый им вид спорта - во всяком случае, ни в каких иных атлетических упражнениях я его заподозрить не мог. Вот и сейчас он, красиво вынося руки над водой, легко пересек озеро и повернул обратно.
- Грамотно плывет, - сказали рядом. Другой голос недовольно буркнул:
- Худой, как глиста, а еще чего-то бултыхается…
Я лениво обернулся. Метрах в пяти расположилась в тени двух мотоциклов большая веселая компания. Знакомый уже хрипловатый женский голос возразил капризно:
- Ну, ты ска-ажешь тоже - глиста… Симпатичный мальчик… Худенький…
Симпатичный мальчик в это время приближался ко мне, аккуратно перешагивая через соблазнительно загорелые ножки близлежащих девочек.
- Отменная вода! - объявил он. - Как хорошо, что ты меня сюда привез, я еще ни разу в этом году не купался… Но, - добавил он обеспокоен-но, - ты уверен, что мы сегодня все успеем сделать?
- Don't worry, - сказал я, пододвигая к нему свои джинсы. - Я контролирую ситуацию. Отдыхай и расслабляйся.
Отплыв метров на тридцать от берега, я оглянулся. ДД расслаблялся на полную катушку - его умную, но слегка плешивую голову обрамляли уже три симпатичные белокурые головки поменьше. "Плейбой!" - подумал я с завистью и нырнул.
Когда я вынырнул (точнее, когда закончил нырять - в перерывах я на берег не смотрел), картина там несколько изменилась. По-прежнему торчали из живописного цветничка мокрые черные вихры ДД, но весь цветни-чок уже успели огородить штакетником - тремя коренастыми коричневыми фигурами. О чем они там разговаривали, слышно не было, но догадаться не составляло труда. Плейбоя пора было выручать, и я поплыл к берегу.
Девочки, собравшиеся вокруг ДД, явно предвосхитили мою смелую мысль об открытии в Красково нудистского пляжа. Разноцветные ниточки, заменявшие им купальники, лишь подчеркивали выдающиеся достоинства их фигурок. Но и мальчики у них были не из последних: неувядающая мода всех рабочих окраин - с малолетства посещать залы атлетической гимнастики - их явно не обошла. Они нависали над ДД, грозно поигрывая гипертрофированными мышцами, но у того, как это ни странно, подобная демонстрация силы особого трепета не вызывала. Когда я приблизился к ним сзади, он выговаривал им тоном университетского преподавателя:
- И, позвольте вам заметить, молодые люди, что я отнюдь не был инициатором этого знакомства. Барышни сами подошли и попросили у меня сигарету. Так что на вашем месте я не стал бы так безапелляционно бросаться обвинениями…
Молодые люди угрюмо молчали. Со стороны все это напоминало скульптурную композицию "Вдохновляемый музами Сократ дает последние наставления своим ученикам", но в воздухе ощутимо пахло озоном. Я похлопал одного из учеников по гранитной спине:
- В чем дело, ребята? Это мой друг.
В жизни бы не назвал ДД своим другом - и не потому, что плохо к нему отношусь, просто у меня слишком жесткие критерии отбора, - но обстоятельства обязывали. Скульптурная группа распалась. Сократ встал, будто собравшись уйти, музы отползли на безопасное расстояние, ученики повернулись ко мне.
- Твой припыленный кореш снимает наших телок, - сообщил мне ученик, более прочих напоминавший эллина курчавыми волосами и темным загаром. - Мы тут хотели его поучить, но уж больно он дохлый. Короче, - тут он ткнул меня твердым указательным пальцем в живот, - короче, если не хотите огрести, садитесь в свою тачку и валите отсюда… И чтобы мы вас здесь больше не видели… Ясно?
Чего уж тут неясного. И я был таким же наглым десять лет назад.
- Зачем же так грубо, родной? - спросил я мягко. - Нам совершенно не нужны ваши соски, можете забирать их и делать с ними все, что хотите… Но мы сюда приехали отдыхать, и мы будем здесь отдыхать.
Произнеся последние слова, я резко откачнулся назад и мотнул головой. И вовремя - иначе ученик попал бы мне в подбородок. А так он никуда не попал, потерял равновесие и шлепнулся на одну из муз, потому что я успел подцепить его правую ногу своей левой ступней и легонько ее подсечь. Нет, что ни говорите, бой на песке - не работа, а сплошное удовольствие. ДД, уцелевшие музы, да и весь пляж вынуждены были наблюдать, как я помогаю упасть еще двум эллинам. Продолжалось это не более минуты и в серьезную драку, к счастью, не переросло.
- Ну что, пацаны, - сказал я, принимая позу победителя (руки в боки, грудь вперед, нога попирает чье-то оброненное полотенце). - Успокоились малех?
- Ты, сука, - проговорил первый, ученик севшим от ненависти голосом, - да ты у меня кровью харкать будешь… Ты отсюда не уйдешь, сука… Я сейчас Пельменя позову, он тебя в землю вобьет, сука, по самые гланды… Понял, ты?
- Ну-ну, - сказал я поощрительно, - попутного ветра в горбатую спину… - тут меня неожиданно посетило воспоминание о том, что я знавал некогда одного парня, получившего кличку Пельмень за расплющенный в боксерских спаррингах нос.
- Это какой же Пельмень? - спросил я, на всякий случай посматривая за остальными учениками, - вот сейчас оклемаются, увидят, что ноги-руки целы, и захотят взять реванш. - Это не Андрюха ли Серов со Скрябина?
- Точно, - подтвердил он удивленно. - А ты его откуда знаешь?
- А я с его братом старшим, Леликом, в одном классе учился, - сказал я. - Твой Пельмень еще сявкой был, а Джокера уже вся Рязанка знала.
Униженный ученик обрадовался возможности спасти свою репутацию.
- Так ты Джокер, что ли? - недоверчиво спросил он. - Что же ты сразу не сказал!
Конечно, ничего про меня он в своей жизни не слышал - я не склонен был переоценивать масштабы своей юношеской популярности, - но для него сейчас выгодно было представить дело так, будто овеянное легендами имя Джокера известно и хорошо знакомо ему с детства.
- Мужики, так это же Джокер! - поспешил он поделиться своим открытием с товарищами.
Товарищи удивленно на меня вылупились.
- Во, блин, на своего нарвались… А я - Зурик, - представился он и протянул крепкую коричневую ладонь… Ты в 776-й учился?
- Да, - подтвердил я.
- Я тоже, сейчас вот в технаре на Карачаровском… Слушай, а что это я тебя на районе ни разу не видел?
- А я уже давным-давно центровой, - объяснил я. - Переехал после армии.
ДД слушал наш разговор с диковатым выражением лица - он был похож сейчас на миссионера в джунглях. Чтобы ввести его в наш узкий круг, куда не каждый попадал, я представил Лопухина как "клевого пацана с центров". Это моментально разрядило обстановку, повеселевшие ученики обменялись с Сократом рукопожатиями, и музы, уловившие, что гроза прошла стороной, снова вернулись на боевые позиции. Лопухин кашлянул, сел и принялся крутить симпатичные, но пустенькие головки с удвоенной энергией. Пока ДД компостировал мозги музам, мы с пацанами еще раз окунулись и устроились поближе к мотоциклам, лениво играя в "сику" и "буркозла".
День проскользнул, как пущенный "блинчиком" по воде камушек. Когда по песку ощутимо потянуло прохладой, я встал, бросил карты и сказал:
- Ладно, ребята, хорошо с вами, но нам пора.
- Да куда ты торопишься, - удивился Зурик. - У нас еще портвейна бутылок шесть, посидим как следует, выпьем… Потом вон к Светке поедем, у нее сегодня хата свободная…
- Нет, - сказал я. - Извини, Зурик, и хотелось бы, да не могу… Эй, Дмитрий Дмитриевич, пора ехать!
Он торопливо извинился перед вконец забалдевшими музами, вскочил и начал натягивать на себя одежду, размахивая руками, как ветряная мельница. Музы смотрели на него, раскрыв хорошенькие ротики.
- Пацаны, - сказал я, - хотите, чтобы вас девочки любили? Изучайте древнюю историю.
- Они нас и так любят, - хохотнул Зурик и притянул к себе одну из ну-дисток. - Правда, Светик? Нет, мужики, оставайтесь, не пожалеете…
Светик, томно изогнувшись в его руках, призывно улыбнулась Лопухину, обещая, что да, он не пожалеет. ДД, уже сделавший шаг к машине, обернулся и посмотрел на нее с едва заметной грустью. Понравились они ему, что ли, подумал я с ужасом.
- Дима, - спросил я, когда мы возвращались в Малаховку. - О чем ты им рассказывал?
- О гетерах, - буркнул он, не отрывая взгляда от дороги. - О гейшах. О храмовых проститутках Вавилона. О тантрических жрицах Индии. Обо всем, что я знаю в этой области.
- Да-а, - протянул я, представив себе храмовых проституток Вавилона, в дни религиозных праздников отдающихся всем подряд прямо на ступенях зиккуратов. - Да, это, пожалуй, должно было им понравиться…
- У них очень ограниченный кругозор, - совершенно серьезно пояснил ДД. - Они не имеют представления о величайших событиях в истории человечества…
- А ты думал, - сказал я просто потому, что он замолчал.
Я слушал его вполуха, мысли мои были заняты предстоящей операцией.
- Для них не существует истории вне их собственного бытия. История для них началась с их рождением, что было раньше - им неважно. Они могли родиться где угодно, понимаешь? Книг они не читают… ну, почти что… Вся информация поступает к ним через телевизор. В школе им тоже никогда не пытались объяснить, насколько это интересно. В общем, я в некотором смысле был у них первым…
Был очевидный соблазн ответить какой-нибудь пошлой шуточкой, но я сдержался. Тем более, что мы уже подъезжали к Малаховке.