- Вперед! Пристрелю! Трусы! Изменники! - внезапно каким‑то фальцетом истерически взвизгивает взводный, и тут же, без всякой паузы, действительно стреляет. В мою сторону, сука такая, стреляет, я ж следом за минометчиком шел. Правда, и впрямь в сторону - пуля проходит где‑то совсем в стороне… уходит она в сторону лагеря. Инстинктивно руки тянутся прикладом по зубам дать. А он тут еще раз - теперь в другую сторону - в спину уже бегущим вперед. Один штрафник падает - неужели убил, гадина? Но упавший тут же вскакивает, и бежит вперед - если и зацепил, то несильно. Слава Богам, дальше пустые щелчки. И непрекращающийся визг, словно Новодворская на митинге. Пробежал мимо, на полном серьезе сдерживаясь, чтобы не уработать гниду с разбега. Пробегая, отметил - минометчик вроде жив, но кровищи…
Дальше все было почти как прошлый раз.
Только взводный не Варс, вперед не полез, верещал макакой где‑то сзади, временами стреляя нам в спины. Я видел, как одному парню из новеньких вспороло плечо. Хорошо хоть, не глубоко, царапина. Вскоре и патроны кончились у придурка - взводного.
Потом, как дошли до трети - открыли огонь укрепления. Но тут почти сразу дали дымовыми минометы, и мы поползли вперед, а шрапнели продолжали стегать уже позади. Потерь, по - моему, и не понесли почти, разве пулемет опять пару человек зацепил, но судя по крику - одного точно не наглухо. А меня от всего увиденного как‑то накрыло - в общем, вышло так, что я, сдуру, да двое 'прицепившихся' следом - сильно вперед вылезли. Ну и когда свистки дали мы метров на пятьдесят дальше всех были. Гадость‑то вся в том, что то ли разглядел в дыму чего пулеметчик, то ли просто не повезло - но так нас плотно прижали, что и ползти обратно невозможно. Пришлось лежать, а там и дым кончился. Наши‑то все уползли, а мы трое - в чистом поле. И живы только потому, что за какими‑то камнями спрятались. Один из штрафников, как ясно стало, с криком напролом рванулся назад. Ну и… в общем, если здешний пулемет попадает по человеку - то не все такие везучие, вроде взводного - два. Этому же парню просто вывернуло всю грудь, такое впечатление. А мы остались лежать. Я, оглядываюсь назад - ну, как сказать. Вот метров еще сто - опять камушки, дальше и еще - но как эти сто метров проползти? А смотрю я на эти 'камушки' и мысли интересные в голову лезут…
* * *
…Самое поганое - это то, что фляга штрафнику не положена в принципе. Не знаю почему. Солнце жарило до самого вечера, и самые паршивые минуты были, когда солнце уже покраснело, и коснулось гор. Я знаю, ночь тут падает почти мгновенно, и с ней прохлада. Пить хотелось просто невероятно - особенно со сна после обеда, но тогда перед атакой решил много не пить. И вот - несколько часов под солнцем довели буквально до безумия. Уже были мысли все же рвануть перебежками…. Но вспомнил, как пулеметчик в бастионе хвалился, что он на версте одиночного стрелка снимет, а всадника и с полутора верст. И опять же, шрапнель эта. Вряд ли ради меня дымовые мины тратить станут, да и не успеют - раньше меня разорвут. В общем, еле дотерпел. А потом темнота упала, сумерки минут десять, прохлада, и сразу легче, хотя и дикая жажда, а там и темнота спустилась.
И тут все просто - нету тут всякой глупости вроде приборов ночного видения. Так что - ползи себе куда хошь. Только не шуми сильно, да силуэтом на фоне неба не показывайся. Ну да нам вниз, нам проще. Окрикнул второго - а он, похоже, того - бредит что ли. Тепловой удар, или как… в общем, не то что на себе, но тащить пришлось. Больше винтовку его на себе пер - чтоб тот не потерял. Еще, зачем‑то, по привычке, что ли - забрал винтовку и патроны убитого пулеметом. Постарался не перемазаться, вроде получилось. Ночь вроде, а мух на нем. И кровища, хоть и свернулась уже, а воняет… Вскоре чуть оклемался второй мой - встали, и пошлепали, пригибаясь, под локоть его тащу, как пьяного в милицию…
Подходя, думал только, как бы не схватить пулю от своих. Как метров двести осталось - стал шуршать погромче шагами, да винтовками звякать негромко. Потом и вовсе присел, потому как второго моего - замотало, тошнить стало. Видно и впрямь перегрелся - он без шапки был, потерял, надо думать, где‑то в атаке. Ну уж, думаю - услышат, надо бы только как‑то обозначиться. Но все проще обошлось - внезапно из темноты - ствол в морду, и шипят, чтоб не двигались. Тут же руки сзади хвать, рот ладонью зажали, и острие к горлу. Ну и тиском так и поволокли к нашим - а мы чего, мы только рады. Через бруствер нас, в крепкие руки, и дальше, за деревья - к кострам. Разведка, мать ее, в лохматухах, с карабинами, усачи такие, как с картинки. Ну а там уж разобрались быстро. Кане прибежал - думал, сейчас, как обычно, обзовет уродами и прочее, нет, рявкнул, чтоб отпустили. Подошел, осмотрел.
- Что с этим?
- Вашбродь, перегрелся он, похоже. Полоховат ен. Нам бы… воды глоток. Спасу нет, как пить хочется, вашбродь, дозвольте воды хоть чуть… - и наплевать, чего он себе решит, но я сейчас чую, просто сдохну, или как этот второй поплыву.
Кане и тут ругаться не стал, рукой махнул - сразу несколько кружек к нам тянутся - я схватил, хотел только отпить - смотрю, второй мой кружку взял, да и выронил - руки не держат, координации нет совсем.
- Ах, ты, ж сука - чуть не со слезами, ему говорю, и давай его поить - Пей, гад такой, вот так. Сам держи… так сможешь? Да мать твою, пей уже сам, скотина!!!
Ну и как только он, кружку, словно малыш, к морде прижимая, и голову запрокидывая, пить стал, я уж под смех кавалеристов другую схватил - и залпом ее! А потом еще! А те знай ржут, как их кони. После третьей кружки полегчало мне.
- Виноват - говорю - Вашбродь. Силов никаких не было. Чуть с ума не сошли.
- Ну - ну - смотрю, Кане тоже улыбается - Ладно… А винтовка его где?
- Вот, вашбродь - с плеча снял, бедняге подал - а тот уже понемногу оживать стал, хоть и качается, словно пьяный.
- Молодца - Кане говорит - Спас товарища - а то б за потерю винтовки ему влетело. А это у тебя чья?
- Разрешите должить, вашбродь. Мы, извиняюсь, втроем чуть вперед от всех выбрались, да как‑то неудачно нас картечница прижала. А как все отошли, нам идти - уже и дыма нет. Ну и вот… один‑то рванулся, да нехорошо. Ну да, Вы видели, наверное. А вот как обратно пошли - так вот его оружье я и забрал.
- Зачем забрал? - как‑то голос у Кане изменился, построже так.
- Не ибу знать, вашбродь! - выпучился я - Виноват, вашбродь. Привычка, наверное.
- Привыыыычка - немного удивленно протянул Кане - Ну - ну…
- И еще, вашбродь, разрешите должить… Вот камни те, за которыми мы прятались, невысокие они. И отсюда камни как камни. И так с той стороны просто смотреть - ничего такого. А только если так оттуда глянуть, а с укрепленья и подавно, наверное, - то сразу и видать, что они рядками выложены и приметные по цвету. Я так думаю, вашбродь - это стрелкам да наводчикам ориентиры, по дальности, да еще как.
- Ах, вот как… - Кане прищурился - А чего это ты, соколик, решил так? А?
- Так это… вашбродь… - замялся я, ибо чего‑то не подумал об таком вопросе раньше, ну да жара думать не способствовала - Я ж это… артиллерист… бывший. Ну и это… видел я такое… раньше.
Думал я, начнет пытать где и когда видел, лихорадочно вспоминал, чтоб такого ему рассказать про Брестскую крепость и взятие Измаила - но обошлось.
Кане лишь спросил в темноту, слышали ли там, и получив утвердительный ответ, кивнул нам.
- Так. Ты - в лазарет. Лошадники! Отведи его кто, и воды еще дайте бедолаге. Ты - в роту, отдыхать. Получишь еду сухим пайком. Водки норму тебе оставили. Все, отдыхай. Завтра не воюем, но будет много интересного…
Глава 7
Получил я пайку, и только тогда понял, как же хочется жрать. Нервы, наверное. Ворчливый повар выдал мне в кружку чаю и предупредил, что водку пить здесь, с собой нести не положено. Представил я себе вкус этой гадости, да еще наверняка теплой - термос под это дело вряд ли выделят, а у него под тентом до сих пор остатки дневной жары. Спросил - можно ли отказаться от водки, и чем‑нибудь взамен взять? Повар удивился, но это ж повар. Быстро оглянувшись, спросил, чего хочешь, мол. Сторговались на добром шматке сала. Разошлись оба - довольные друг - другом.
Сижу я, значит, потребляю свой паек. В основном все уже отбились, но спят немногие - еще идут тихие разговоры - пересуды. Обсуждают сегодняшнее дело. Ну и завтрашнее, как без того. Все сходятся, что долго так гонять не станут, будет скоро штурм. Меня кто‑то окликнул негромко, спросил мол - как живы, сколько пришло. Отвечаю, жуя, мол, двое нас вышло, третьего наглухо. Но второй спекся, в лазарете отхаживают, но завтра будет, наверное.
И только я к чаю перешел - подсаживается ко мне этот потный тип с нашего взвода. Потный в прямом смысле - вечно он и на морде мокрый, и воняет от него потом. Вроде армия, и нормальное дело - а вот неприятно. И глаза у него - потные. Бегают вечно глазки. И вообще не нравится он мне.
- Слушай, ты это чего? - ото он, значит, мне так говорит. И вроде как с обидой - Ты чего это? Ты к начальству выслуживаться вздумал, да? Думаешь, выше всех нас подняться? Не такой, что ли, как все?
- Ты о чем это? - отвлекает, сволочь, чай просто прелесть, а он тут идиллию портит