К ним подбежал третий надсмотрщик с автоматом. По сравнению с двумя первыми, он выглядел настоящим франтом: ладные берцы вместо растоптанных "кирзачей", натовский камуфляж вместо застиранной и выгоревшей армейской "флоры", и настоящая казацкая нагайка вместо милицейской резиновой палки. К тому же в отличие от автоматчика парочка надсмотрщиков в армейском камуфляже была такой же грязной, как и рабы, которых они конвоировали.
Автоматчик разразился трёхэтажным забористым матом, смысл которого можно было свести к двум словам: "Почему остановились?".
– Я говорил, что у меня артроз. Я идти не могу. Мне больно и тяжело, – начал было оправдываться ноющим голосом, лежащий на земле человек.
Он был действительно крупный. Обвисшая складками кожа на лице говорила о том, что он очень сильно похудел за последнее время, но, тем не менее высокий рост, широкие плечи и крупная бочкообразная грудная клетка раба делали его чуть ли не гигантом на фоне окружавшей его троицы.
Автоматчик ловким ударом ребра ладони выбил из-под ствола шомпол.
– Больной ты у нас? Я тебя сейчас лечить буду. Разом все хвори как рукой снимет! – глумливо заявил тот.
– Поднимайся. Нельзя лежать, – взволнованным голосом сказал упавшему один из надзирателей.
Человек с больными коленями уже пытался подняться земли, морщась и шипя от боли. Оба вертухая с дубинками начали было ему помогать, но встать он всё равно не успел.
Автоматчик изо всей силы и с оттяжкой стал бить его шомполом. Пытающийся подняться, раб громко и отчаянно закричал на одной ноте. Но потом крик резко оборвался, хотя сознание он не потерял – его руки всё так же пытались закрыть тело от жестоких ударов. Похоже, что у человека перехватило дыхание от боли. Он рухнул на дорогу и начал извиваться, вздрагивая всем телом, под ударами стального прута.
Блестящий металлический шомпол обрушивался сверху с шипением и свистом, а вверх поднимался уже вместе с кровавыми брызгами, клочками одежды и ошмётками плоти. На грязной ткани изношенных лохмотьев раба проступали кровавые полосы. Тёмная ткань не выдерживала хлёстких ударов и лопалась, оголяя покрытую рассечениями и ссадинами, кожу. Раны обильно кровоточили.
Частые удары копыт рысящей лошади ознаменовали появление одного из двух всадников, замыкавших колонну рабов. На униформе конного охранника нарочито выделялись нашивки федеральной службы исполнения наказаний. В этом крохотном и жестоком мирке торфоразработки нашивки были фетишем, кричащим о причастность их обладателя к местной элите.
– А ну, стой! Чего это вы мне тут устроили?! – свирепея закричал он на конвоиров.
Автоматчик поднял на него искажённое кровавой одержимостью лицо:
– Не извольте беспокоиться, гражданин начальник. Воспитательную работу проводим с симулянтом. Больного из себя корчит. А мы его лечим.
Автоматчик озорно подмигнул двум другим надзирателям, ища у них поддержки, но те стояли, испуганно выпучив глаза на всадника-конвоира, и не торопились выручать своего коллегу, вооружённого автоматом.
– Что у него? – спросил всадник.
– Да ничего…– начал, было, автоматчик, но осекся под острым внимательным взглядом конного охранника.
Всадник указал рукоятью плети в сторону надзирателя с обрезом, намекая, что хочет услышать ответ именно от него.
– Баран говорит, что артроз у него. Ноги больные. Ходить ему тяжело. Или не может он ходить, – честно ответил тот на вопрос начальника.
Всадник снова упёр взгляд в лоб автоматчика и, угрожающе растягивая слова, сказал:
– Тебе чмудаку объясняли, что у баранов цена есть? Ты, падла, понимаешь, что добро хозяйское портишь? Если у него ноги больные, то пусть руками работает. На шнеки его завтра поставишь. Пусть рукоятки крутит. А если он подохнет до завтра, то кто его работу выполнять будет?
– Так, найдём кого-нибудь…– начал было автоматчик, но опасливо замолчал, подбирая нужные слова.
– Ответ неправильный! – констатировал всадник. – Если он подохнет, то ты станешь на его место, и будешь выполнять его работу. Тебе понятно, придурок?
– Да! Он сможет. Я же только попугать его хотел.
– Ну, я вижу, как ты его попугал. Раны открытые загноятся. Завтра лихорадка у него будет. А ещё денька через три – он ласты склеит. И из старших овчарок, ты, милый человек, пойдёшь в бараны, чтобы другим неповадно было рабов калечить ради собственного удовольствия. И без твоих стараний бараны каждый день дохнут. А, как ты собираешься план выполнять? Ведь едва-едва до нормы дотягиваете, блевотина зомбячья.
Довольный произведённым эффектом, всадник откинулся в седле. Автоматчик нервно дёрнул кадыком, пытаясь проглотить зажавший горло комок. Он боялся.
Колонна рабов уже прошла мимо места экзекуции человека с больными коленями и удалялась в сторону лесной опушки. Всадник развернул лошадь и погнал её той же ленивой рысью вдогонку за рабами.
Трое вертухаев остались стоять возле окровавленного человека.
– Мужики, поможете его до лагеря донести? – спросил у коллег автоматчик.
Один из надзирателей с дубинкой молча развернулся и торопливо пошёл догонять колонну, а второй ухмыльнулся и сказал:
– Не, Паша. Сам разбирайся. Я теперь за тебя вписываться не буду, а то ещё вместе с тобой из младших овчарок в бараны переведут.
– Ну и катись ты на хрен отсюда.
– Ты гонор-то умерь, Паша. Это пока ты ещё в старших овчарках ходишь, а завтра можешь и в стадо попасть. Не стоит заранее нарываться.
– Я своё место знаю, Бобыль. Не тебе меня учить. Моё дело собачье, конечно, но мы ещё посмотрим, как оно дальше все повернётся.
Уже догнавший колонну, вертухай остановился и обернувшись прокричал оставшемуся товарищу:
– Бобыль! Ты чего там? Бараны скоро купаться будут! Хватит лясы точить!
– Сейчас! – прокричал Бобыль и, придерживая дубинку так, чтобы не била по ногам, побежал догонять колонну.
Автоматчик остался стоять над лежащим на дороге человеком.
– Да провались ты пропадом, баран тупой! – озлоблено и с отчаянием закричал он на раненого раба. – Не было печали – черти накачали. Если завтра на работу не выйдешь, я с тебя живого шкуру спущу! Понял?
Было заметно, что автоматчику хочется выместить злость и раздражение на жертве, но он боялся покалечить раба ещё больше. Судя по его страху, уже были случай когда "овчарки" отправлялись в "стадо" уже в качестве "баранов".
Прячущийся в траве щуплый человек забеспокоился. Если автоматчик останется стоять здесь или потащит раба в лагерь, то придётся ждать или завтрашнего полудня для продолжения операции, или убивать автоматчика здесь и сейчас.
Первый вариант предполагал, что детей могут вывезти сегодня вечером или завтра утром, и он снова не успеет их спасти, а второй вариант грозил риском проявить себя раньше положенного времени. А шансы у щуплого были невелики и без этого. Уже можно было бежать к базе: пулемётчика на вышке не было видно, и щуплого сдерживал только проштрафившийся надзиратель.
На радость прячущегося человека, автоматчик не стал задерживаться. Он вытащил верёвочные петельки и принялся вязать лежащую жертву. Автоматчик умеючи спутал окровавленному человеку руки и ноги, а потом бегом кинулся догонять толпу конвоируемых.
Когда проштрафившийся надзиратель скрылся в зелёной листве первых кустов опушки, щуплый человек вскочил из травы и, рывком добежав до дороги, улёгся на обочину рядом со связанным человеком. Тот прерывисто дышал, руки и ноги у него тряслись мелкой дрожью, а кровь скатывалась с израненного тела в дорожную пыль. Щуплый человек видел разорванное ухо и кровь, натёкшую в ушную раковину.
Финский нож с длинным прочным лезвием покинул ножны на предплечье щуплого и вонзился прямо в одну из ран на груди умирающего человека. Это позволит скрыть то, что раб был убит ножом, а не побоями вертухая. Входного отверстия от ножевого ранения, скорее всего, не заметят.
Щуплый убил его с одного удара, без какого-либо сожаления или прочей рефлексии. Просто, так было нужно. Если автоматчика и низведут до уровня баранов, которых пас, то он этого заслужил. Для раненого раба смерть – это избавление от нескончаемых мучений. А для щуплого, его смерть – дополнительная гарантия того, что он сможет остаться незамеченным. К тому же ковыляющий зомби явно задержит возвращающихся охранников. Щуплый ловко рассёк верёвочные петельки, стягивающие ноги и руки свежего трупа.
Пыль на дороге уже начала оседать, и щуплый припустил в сторону базы, торопясь укрыться в остове сгоревшего грузовика с многочисленными дырами от пуль крупнокалиберного пулемёта. Сквозь эти самые дырки щуплый принялся внимательно разглядывать блокпост добытчиков торфа.
Блокпост располагался возле самого песчаного карьера, перекрывая собой единственную пологую дорогу вниз на дно глубокого котлована. Над, украшенным колючей проволокой, забором из бетонных блоков и металлических листов виднелись крыши трёх построек, а также высокая деревянная вышка с прожектором и крупнокалиберным пулемётом. Над крышей вышки самозабвенно вращался ротор электрогенератора. Он был единственным, кто в этом царстве боли, мучений и жестокости работал прилежно и старательно.
Пулемётчик на вышке коротал время в гордом одиночестве, растянувшись на ограждении из мешков с песком. Судя по тому, что на пулемётчике из одежды остались только плавки и большая шляпа, сплетённая из травы и камыша, он сейчас загорал.
"Вот тупой ублюдок! Именно из-за таких тунеядцев, как он, вырезают целые анклавы!" – подумал щуплый. Он презирал разгильдяев.