- А если нас поймают?
- Ня.
- Ты никому на глаза не показывайся!
- Гу. Тяа? - Пата сунулась рылом к ноге Хайты, выстрелила язык-ремень и облизнула кровоточащую царапину.
- Да, из-за тебя ободралась, плохая детка!
- Тяа…
С боков из пасти появились трубки-хоботки, напружинились и плюнули на кожу струйками вязкой серой жижи.
- У, что умеешь!.. Какой ты породы?.. - Хайта отогнула вперед уши паты, забралась пальцами в пасть, поглядела с изнанки на губы. Знаков породы не видно. Может, свойства не определились, молода еще?
При отправке с Ураги мудрец объявил: зерна новые, свойств больше, чем в старых породах. Мол, на месте разберетесь, когда в землю вроетесь. А по прибытии послушать инструктаж не довелось - сразу накинулись миряне с бомбами, и корабль пустил в стороны корни-трубы, спасая молодь рабынь от огня.
"Интересно, уцелел ли кто-нибудь еще? Или только бойцы броненоски?.. Сейчас они строят в земле убежище, будущий стан. Потом начнут звать к себе… Нет, я лучше останусь с госпожой Лисси! Она такая миленькая".
Царапина едва не на глазах разгладилась и затянулась.
- Умница. Всегда так делай.
Дальше пата унюхала корм за стеной громадного строения и врылась под нее как настоящий земснаряд. Внутри висела на растяжках толстая, надутая махина, почти как боевой летун с Ураги, только вся круглая. В махину вела лестница, и пата поскакала по ступенькам.
Там, в тесноте и узостях, Хайте было уютнее, чем под чужим небом. Она не знала того, что миряне звали клаустрофобией. А пату и подавно узкие лазейки не смущали, она сжималась и одинаково легко ползала в любую сторону.
Людской шум и топот заставили их затаиться. Пата тихо жевала упругую стенку мешка, налитого водой.
- Ну вот, продырявила. Зачем грызла?.. Дай-ка и мне попить.
Где-то за переборками ожили, зарокотали механизмы. По трубам зажурчали жидкости, широкие воздуховоды шелестели под напором. Махина начала покачиваться.
"Похоже, мы летим, - без страха подумала Хайта. - Ничего, вернемся! Летуны всегда возвращаются на свои базы. Тут уютно. Есть еда, вода. Надо выждать, когда корабль причалит, и выглянуть".
Сытая и усталая, она дремала, когда над головой застучали ногами, потом кусок потолка поднялся, сверху ударил желтый свет, над головой свирепо взревели, загоготали мужчины. Сильные руки схватили Хайту, выдернули на простор, стали вертеть и мять. Вокруг скалились лица - бритые, усатые, - гремели голоса.
- Где ж твое чудище зубастое? Это краса, а не страшилище!
- Пулей с Оком, гришь? Не, тут надо по-хорошему.
- Безбилетница.
- Кротовка, гром в душу! Глянь, как по телу разрисована.
- Отрапортуем принцу: "Во, какая живность завелась!" Надо чаще подметать, а то дьяволы по углам зашуршат…
- Вот кто нашу колбасу сожрал!
Затисканная дюжиной ручищ, Хайта завопила:
- Пата!!
- Ишь, визгливая.
- Его Высочество ей голосок подправит. Петь научит.
Под полом зарычало. Жандармы смолкли, переглядываясь.
- Слыхал?..
Кто-то спустил ремень с плеча и перевел затвор.
Из проема в полу взметнулась пегая розово-серая образина, хамкнула пастью и, как тряпку, швырнула ближнего жандарма вдоль по коридору, сбив его телом с ног еще двоих. Отброшенный взвыл, схватившись за разорванное бедро.
- Стреляй!!
Не сробев, усатый вахмистр бахнул почти в упор, попав чудищу между свинячьей головой и жирным туловом. Уродина дернулась, кожа под пулей вздулась и лопнула, выплеснув бурую кровь, но жуткая тварь, казалось, презирала боль. Четырехглазая морда повернулась к вахмистру, пасть распахнулась, и острый язык выметнулся как меч, меры на полторы, пронзив жандарма через живот насквозь.
В следующий миг тварь протянула когтистые щупальца, сграбастала девчонку и ухнула под пол, тотчас исчезнув из открытого проема. Жандармы, сгрудившись у дыры, стали палить вниз, но без успеха - проворная туша сгинула как тень, даже неясно в какую сторону.
Зато в кое-что другое стрелки попали - из пробитого маслопровода струей зафонтанировала темная густая жидкость, затем снизу затрещало, заискрило, и пошел сизый дым. Пахнуло гарью. В коридорах раздались тревожные звонки.
- Отказал верхний руль. У левого движка упала мощность, - доложил рулевой, и почти сразу вслед за этим из переговорной трубы послышалось:
- Гере капитан, на борту тварь дьяволов! Она в подпалубном пространстве. С ней хозяйка, дьяволица. На корме опасность возгорания.
"Помин-день! - почти с отчаянием подумал командир. - Зря, что ли, предки учили: не пускайся в путь под выходной… Как полет начнется, так он и пойдет".
- Исправить привод верхнего руля, проверить левый двигатель! Тварь - найти и убить, дьяволицу - поймать. Быстро тушите, что там загорелось.
Облака впереди нависали, темнели, сгущались. Появилась хорошо знакомая всем воздухоплавателям кисея дождя - и через пару минут дождь зашуршал по оболочке "Гордого", занавесями спадая с боков сигарообразного корабля. Солнечная духота дня сменилась давящей сыростью.
Капитан буквально кожей ощутил, как в оболочке охлаждается несущий газ. Стрелка высотомера медленно поползла вниз.
Сзади, полуразмытые дождевой пеленой, маячили отставшие морские дирижабли - они шли правильным строем, перемигиваясь сквозь непогоду вспышками светового телеграфа. Вдали на западе, внизу, часто моргала наземная мачта.
- Рули высоты на подъем. Поддуть баллонеты, слить три бочки балласта. Уходим в облака.
"Там оторвемся, незаметно сменим курс, а починимся - опять на полный ход".
Когда сквозь Лару шел эфир, несущий голоса и чувства, она смутно уловила - кто-то понял, кто-то знает, что вокруг принца стянулась петля неудачи.
У простых людей такого чутья нет. Это пронюхал Ремень - один из медиумов, тонколицый парень, от гигаина бледный, синегубый как покойник. Хватило пары его намеков и ужимок, чтобы в казармах началось брожение.
Все вспомнили свои грешки, за которые им полагались кому каторга, кому тюрьма, кому веревка. Если полк расформируют…
Едва показались у застав белогвардейцы, служивых залихорадило. Самые пугливые дали тягу с утра, по росе, остальные выжидали. Свитские гвардейцы косились на синих с презрением - что еще можно испытывать при виде струсивших подонков, только по милости Его Высочества имевших воинские звания?
Волновалась и рота обеспечения - ну как начнется следствие? Потянут на допрос, станут выпытывать, кто-нибудь оговорит других, потом не выкрутишься.
Ремень, скрывавшийся в доме молочницы, не снимал с головы обруча, сидел с остекленевшими глазами. Без гигаина он прекрасно слышал государственный эфир - там кишели зашифрованные разговоры. Вокруг Бургона собралось с десяток выкормышей Купола…
…и вот один заговорил в воздухе, на борту "Дочери Ветра"!
- Они гонятся за принцем. Дело плохо.
- Не так плохо, как думаешь. - Друг похлопал Ремня по плечу. - Самое время о себе подумать. Пока белые в Бургон войдут, часа два у нас есть. Айда, пошарим по дворцу! Ты нам нужен - будешь слушать, как они подходят. За это тебе - лишняя доля в добыче.
- А свитские?
- А револьверы, ружья нам на что? Сунутся - крови хлебнут. Я с дворянчиками церемониться не стану. Ты что, струхнул, Ремень?
Вещун с пренебрежением скривился. Кровь!.. ее легко пролить. Но мараться?.. Надо сохранять достоинство, хоть каплю, даже если ты пал ниже некуда.
- Пойдем. Хабар не ждет, другим достанется. Чую, ты парень бывалый, в мокром деле руки мыл…
Ремень коротким жестом отказался. Где им знать, почему он в жандармах?.. О таких преступлениях надо помалкивать даже среди подонков. Иначе - позор на всю жизнь. А какой-нибудь честняга вроде Сарго скажет: "Утопить в отхожем месте".
В Бургоне начался грабеж.
Тучи сгущались, небо почернело. Вдалеке сверкнула молния, раздался громовой раскат. Порыв грозового ветра шевельнул деревья, затем ветер подул сильнее, и парк зашумел, трепеща листвой. Отчаянные души бежали к Большому дворцу, пригибаясь, держа карабины наготове.
Самые ушлые подкатили в броневике, наставили картечницу на двери.
Приклад ударил в бронзовый замок. По мраморным плитам забарабанили первые капли дождя. Звякнуло разбитое окно. Где-то сухо треснул выстрел, другой, послышался крик.
- Глазам не верю, - пожал плечами Огонек, выглянув из-за угла ангара. - Нет охраны!
- Что это значит? - спросила Эрита, посмотрев через его плечо.
- Ну, что здесь плюют на службу. Но мне так легче - не бить никого, не дурачить. Лишь бы ворота ангара открыть… а дальше ан Лисси знает, что делать.
Лис молча кивнула. Чем ближе они подбирались к крылатой ракете, тем страшнее становилось. Уже заметно дождило, но главный ливень еще не грянул.
"Я смогу. Я сумею. Иначе зачем я заявила, что умею?.. Но я действительно летала, правда! Только… один раз. И сзади сидел батюшка. Как там делают? Пуск гироскопа. Зажигание. Разбег. Штурвал на себя…"
- Вместе - навались! - позвал Огонек. Девчонки дружно нажали на створку, ролики покатились по рельсу, ворота стали открываться.
- Тут он, - довольно выдохнул кадет.
Небесного цвета машина стояла, раскинув плоскости. Под крыльями и сзади, у хвоста, висели цилиндры горелок с заостренными носами.
"Ой, сначала зажечь пусковые! Потом сбросить. Дальше загорятся маршевые… А вдруг не загорятся?"
- Вроде все провода на месте. - Огонек вернулся, обежав ракетоплан кругом. - Сейчас поставлю лесенку.
- Его надо выкатить!