Где-то в нутре здания скрывались воздухоочистные машины, и отцы ждали меня в маленькой голой комнатушке у одного из вентиляторов. Из стены торчал здоровенный выступ, на котором, будто гигантская шляпка гриба, красовался раструб из полированной латуни, и оттуда комнату овевал ветерок. Трое отцов города сидели на скамье из сварного металла и вдыхали свежий воздух, лишенный запахов и примесей.
Хармос был справа и дальше всего от меня. У него были опущены плечи, глаза полузакрыты. Таким я его никогда раньше не видел.
У ближнего края скамьи сидел гильдеец из верхнего улья, которого я сначала не узнал - только потом, когда он мне улыбнулся. Это был тот самый человек, который ждал, пока Хармос распекал меня и Нардо после последнего обхода. Его волосы были собраны под шапочку из той же грубой черной ткани, что и его пылевая накидка, а мантия и лосины под ней были невыразительного серого цвета. Но вот в гильдейском медальоне, который он носил на груди и теперь выставил на полное обозрение, не было ничего невыразительного. Он был настолько большим и толстым, что мой прискорбно опочивший чешуйчатый пленитель мог бы использовать его как метательный диск, и его край и цепь были инкрустированы жемчужными спорами и паучьими глазами.
В середине, расставив колени и вынудив других двух потесниться на края скамьи, восседал отец города Стоуп. У него были навощенные черные волосы ежиком и громадное круглое брюхо, на котором лежали здоровенные титьки, торчащие сосками в потолок. В подулье сложно стать по-настоящему толстым, но когда ты отец города, ты можешь неплохо справляться с этой задачей.
И Стоуп заговорил первым.
- Мы думали, что потеряли своего последнего фонарщика, - сказал он. У него было что-то вроде желтухи, отчего в жемчужно-белом освещении комнаты его кожа выглядела болезненно. - Это было бы скверно, не правда ли? Сейчас, в это время, нам нужно сохранять безопасность и хорошее освещение. Ведь этим наш город и знаменит.
Похоже, он ждал ответа, так что какого черта бы и нет.
- Я не знаю, долго ли еще здесь будет безопасно и светло, сэр. Я должен был совершить простой обход и вернуться к темнофазе, но вместо этого за мной погнались наемники Гарма Хелико и самые большие крысы-мутанты, каких я видел в окрестностях Перехламка, сколько тут живу. А потом я чуть не угодил падалюгам в котел. Если бы не встреча с Проклятьем на дороге к Сияющим Обвалам, я б сейчас с вами не разговаривал.
- Ты переоцениваешь опасность, Кэсс, - парировал Стоуп, не дав мне договорить. - У Перехламка очень способная оборона. Она всегда такой была… и теперь мы ее усилили. Два закаленных лидера с превосходной репутацией, получили, бумаги, представителей… стражи.
Когда Стоуп говорил, у него, как правило, заканчивалось дыхание, и в конце предложения он прерывался и хватал воздух ртом.
- Стальноголовые помогают сохранять безопасность стен и ворот, а мастер Фольк, который, является, моим… личным знакомым, следит, чтобы, улицы, были… безопасны.
Несколько мгновений он сипло дышал.
- И делает это лучше, чем ваши делали, Кэсс, - вставил Хармос, не глядя на меня. Голос у него был ниже, чем обычно, слова сливались, и я с ужасом осознал, что он пьян. Ну, или пьян или обдолбан, но плевать, и то и другое немыслимо. Хармос потерял контроль? Хармос?
- Будем справедливы к человеку, - сказал гильдеец. Его голос был ленивым урчанием, которое примерно впятеро усилило мое недоверие к нему. - Фонарщики никогда не были обязаны самостоятельно поддерживать порядок. Их задача всегда была очень конкретна.
- Фонарщики делают, что им сказано. Мы сказали им вынюхать, кто рисует эти плевучие лозунги. И что? Что произошло на Черной Куче?
- А что произошло на Черной Куче, сэры?
Краем глаза я увидел, как Йонни снова переступил с ноги на ногу и бросил на меня взгляд, жгучий, как мельта-горелка.
- Не твое дело! - рявкнул Хармос настолько громко, что Стоуп подскочил, и его подбородки сплющились и поменялись местами. - Ты делаешь свое плеваное дело, и все.
Его голос то поднимался, то падал, и к концу предложения он говорил мягко, почти спокойно. Точно, чем-то залился. Хармос, под наркотой. Как он так быстро до этого дошел?
- Просто некоторые люди, увязшие в этой чепухе про "воду для всех", - сказал гильдеец. - Те, которых, как думает Хармос, ты должен был выслеживать. Этот преступник Хелико и его рисовальщики лозунгов, кажется, думают, что они станут ядром некой новой армии разбойников. Некоторые из них стали слишком настойчивы и их проконтролировали. Больше этого не произойдет. Больше тебе знать не следует.
Стоуп согласно кивнул.
- Мы зря тратим время, - сказал он. - Чего я хочу от тебя, Кэсс, так это ответов, а не вопросов. Ты только что пришел с обхода, на, границах, города… правильно?
Как будто он не мог этого сказать по тому, как я выглядел. Я осознал, что по-прежнему держу в руках сверток со своими вещами.
- Если у тебя сохранялось хоть какое-то присутствие ума во время твоих приключений, ты можешь, оказать, городу… услугу.
И вот так и пошло. Хармос не сказал больше ни слова: он пялился в раструб вентилятора
как люди порой глядят в костер на привале. Через некоторое время он начал слегка покачиваться. Остальные двое работали по очереди, вгрызаясь в мой доклад и требуя от меня рассказать о том, чего я и знать не мог.
Сколько еще там банд падалюг? Сколько воды привезло Проклятье? Сколько забрали Стальноголовые, и сколько еще хранится в Сияющих Обвалах? Насколько сильна их охрана? Чем они вооружены? Какие именно перемещения диких животных упоминала мне Сафина? Что из этого я подтвердил собственными глазами?
Только потом я понял, что они ничего не спрашивали о головорезах Хелико. Как будто это их и не беспокоило.
Я справлялся с вопросами так долго, как мог, но время, проведенное вне стен, быстро нагоняло меня. В конце концов я наклонился, чтобы положить свой сверток с вещами, и чуть не свалился, когда колени поддались, и я потерял равновесие. Йонни оказался рядом, положил мне руку на плечо, снова поставил на ноги, а потом взял у меня сверток и тихо исчез с ним. Я выпрямился, покачнулся и попытался сконцентрироваться. Все еще анонимный гильдеец, кажется, сказал "довольно".
- Мы добыли из него все возможные полезные сведения. Я бы лучше пустил его отдохнуть, чем выжимать досуха и допрашивать до смерти.
Стоуп что-то отрывисто буркнул, видимо, выражая презрение.
- Этого не надо, - ответил гильдеец. - Он же ваш последний фонарщик? По-моему, прямо сейчас ваш город нуждается в освещении больше, чем когда-либо, не так ли?
Стоуп неловко заворочался в своем коконе из жира. Хармос клевал носом и выглядел почти спящим. Глядя на странную троицу, я пропустил тот момент, когда меня отпустили. Когда я снова перевел взгляд на гильдейца, он еле заметно повернул голову к двери, и в его глазах по-прежнему виднелось легкое веселье.
- Собеседование окончено, Последний из Фонарщиков, - сказал он и еще чуть-чуть наклонил голову. - Будь осторожен на улице. Не знаю, распространяется ли еще эта недоделанная вендетта против "шпионов-фонарщиков", но жажда, похоже, умеет делать людей весьма неприятными. Как и зависть - и я думаю, люди знают, что вы не вынуждены платить городу за водяные пайки. Следи за собой.
Он продолжал глядеть на меня, пока я не заставил свои ноги кое-как двигаться.
Йонни ждал меня снаружи с моим свертком под мышкой. Он придерживал меня другой рукой, пока вел прочь от двери и вниз по ступеням, пока я не оказался, все еще покачиваясь, на заляпанном ковровом покрытии вестибюля. Он оценивающе посмотрел на меня где-то секунд пять, потом сказал "тебя нельзя выпускать в Перехламок одного и в таком виде" и снова взял меня за руку. Вместе мы медленно вышли наружу, в аллею Хартистов.
Я едва ее узнавал. За то время, что нам понадобилось, чтобы пройти через всю длину аллеи до Черной Кучи, я увидел две жилых норы, у которых выломали двери, затем приставили обратно и заколотили. Через обе двери было красной краской написано "ИСКУПЛЕНО". Работа Разжигателей Фолька. По краям аллеи были разбросаны тела. Только одно из них попыталось сдвинуться с места, когда мы проходили мимо.
- Что это значит, Йонни? Что это за случай, о котором я не должен спрашивать? Как все так поменялось?
Мой голос звучал жалобно и надтреснуто. Каждый шаг отдавался в теле. Все, что на мне было надето, как будто было из наждачки и царапало кожу. Мне хотелось спать.
Йонни остановил меня, шикнул, чтобы я не задавал вопросов, огляделся, чтобы увидеть, не подслушивает ли кто. Мы пошли дальше по маршруту, которым я шел в тот вечер, когда на меня напали, вокруг основания Черной Кучи и вдоль канала, потом мимо туннеля, который вел к Латунной Яме.
Мои комнаты были глубоко в сотах старых туннелей за высокой стеной, что нависала над Латунной Ямой и рыночными ямами Колокольного пустыря. Вокруг двери моего жилья виднелись выбоины и царапины, но я не слишком обратил на них внимание. Йонни уже практически нес меня на себе, и когда мы оказались в лишенной света металлической коробке, где я обитал, он отпустил меня. Я поковылял к своему тюфяку, а он ловко постучал пальцами по лампочке, чтобы зажечь ее. Лампочка налилась светом и заполнила комнату размытыми желтыми тенями, среди которых мы начали разговор.
Я хотел спать, но не мог заснуть, пока не услышал все.
- Ладно, Йонни, я слишком устал, чтобы мне лгать. Что происходит с моим городом?
И он рассказал мне.