Натабура не сразу взял веер, а некоторое время с опаской разглядывал его. Потом потянул на себя. Но пальцы на руке не разжимались. Тогда он дернул сильнее, вырвал из мертвой ладони арабуру веер и устремился вслед за своими. Оказывается, пока он возился с рукой, они успели добежать до ближайших кустов на склоне лощины и подавали ему оттуда знаки, один за одним выглядывая, как суслики.
После этого они помчались дальше, да так, что ветер засвистел в ушах. Афра, приплясывая, пристроился рядом, радуясь тому, что хозяин наконец не тащится, подобно улитке на склоне, а куда-то и зачем-то несется, как перепуганный заяц. Так почему бы лишний раз не повалять дурака? Он хватал Натабуру за руку, почти не прикусывая, и тянул, и тянул вперед что есть силы, прижимая к лобастой голове уши и радуясь, радуясь, радуясь.
Когда они пришли в себя, Язаки с ними не было.
- Где Язаки? - удивился учитель Акинобу и выглянул из-за кустов, прижимая руку к груди - сердце билось где-то в горле. Вроде еще не старый, подумал он. Попить бы, да у них даже воды не было.
- Вот он! - показал Баттусай, который с удовольствием расстался бы с этим обжорой, и вообще, он не понимал, почему учитель Акинобу и Натабура возятся с Язаки. Такого ленивого ученика он сроду не видывал.
Язаки все еще бежал по дороге, как сонный, таща в обеих руках поклажу арабуру. За ним стелился шлейф пыли.
- Брось! - крикнул Натабура, с опаской посмотрев на небо. Вот-вот должен был вернуться иканобори. - Брось!
Но Язаки добежал и только тогда с гордостью швырнул трофеи в сухую траву:
- Во!
- Синдзимаэ! - не выдержал учитель Акинобу, хотя Язаки принес полную фляжку воды, разбавленную кислым вином, и они по очереди приложились к ней. - Фух-х-х!..
- Чего это?! - Язаки невозмутимо принялся развязывать куби-букуро , из которой, к его ужасу, выкатились четыре головы, да необычные, а маленькие, как у младенцев, однако с усами, бритыми лбами и длинноволосыми прическами самураев. У одного даже сохранилась сакаяки , а у другого глаза были открыты и тускло, как у мертвой рыбы, взирали на мир.
- Кими мо, ками дзо!.. - только и произнес Натабура, едва не поперхнувшись. Он узнал головы знатных самураев. Кажется, даже субэоса провинции Муцу, с которым был лично знаком. - Это из-под Цуяма. Там было последнее сражение.
- Точно, из-под Цуяма, - поддакнул Язаки, чтобы оправдать свой поступок. - Их никто не обмыл!
Учитель Акинобу скорбно промолчал, а Баттусай, беря у Натабуры фляжку, с удивлением воскликнул:
- А чего они такие маленькие? - и хмыкнул, выражая удивление: как это такие знатные люди дались арабуру?
И так было ясно, что самураи бессильны против пришельцев. Не для того ли их вызвал в столицу капитан Го-Данго, чтобы прояснить данный вопрос? И еще кое-что, о чем можно было легко догадаться по обстановке в стране. Должно быть, он готовил заговор. Должно быть, у него есть план. В этом плане для них, несомненно, отведено место.
- Они их коптили, - высказал предположение обескураженный Натабура. - Оро?!
- Нет, вымачивают в соляном растворе, а потом сушат, потом снова вымачивают и снова сушат, - объяснил учитель Акинобу. - Если бы коптили, были бы черными. Мы такое с тобой видели в южной стране Тау. Помнишь?
- Помню, - ответил Натабура.
Тогда он был совсем маленьким и носил мамориготана , которым и мухи невозможно было обидеть. Они едва унесли ноги от местных охотников, которых учитель Акинобу устрашил, зарубив троих с такой скоростью, что остальные ничего не успели сообразить, ибо не имели понятия о настоящем катана и искусстве владения им. Зато потом ядовитые стрелы посыпались дождем.
- А здесь что? - Язаки с опаской стал развязывать другую сумку.
Из нее выпала связка сушеных крыс, пересыпанных черным перцем и красными травами - обычная еда арабуру.
- Куриное дерьмо!
Уж на что, казалось, Язаки голоден и всеяден, но и он не мог жрать подобную гадость. Взял да выкинул крыс в горькую полынь, чтобы Афра не соблазнился. Однако Афра не дурак - уже тыкался носом в следующие сумки, в которых, к счастью, оказался рис с овощами и маринованная в уксусе курица. Язаки тут же набил себе еду за обе щеки и, схватив две горсти риса, отступил в сторону. Учитель Акинобу посмотрел на него, как на безумного, а Натабура прочел в его взгляде презрение, хотя знал, что учитель по-своему любит Язаки.
- Головы надо похоронить, - высказал общее мнение Акинобу, которое заключалось еще и в том, что нельзя отдавать останки собратьев на поругание.
Пока вырыли яму в склоне лощины, пока закапывали головы, пока прочитали молитву и сосредоточенно помолчали, другой стороной поля пролетел иканобори. На него даже никто не взглянул - не из-за гордости, а из-за презрения. Но заторопились и, как только скороговоркой произнесли: "Наму Амида буцу!" , побежали дальше: вдоль сухой лощины, по краю которой росли редкие акации и которая огибала поле, превратившееся в безжизненную пустыню не только потому, что была засуха, а еще и потому, что несмотря на указания новых властей, крестьяне так и не научились выращивать опунцию для производства конишели .
Бедный Язаки едва передвигался с набитым брюхом, однако жадность не позволяла ему бросить еду. Он тащился, как всегда, стеная и охая. Вдруг замолк. Натабура невольно оглянулся. Язаки лежал ниц, разбросав вокруг себя сумки, а в запада приближался, поводя мордой из стороны в сторону, иканобори.
* * *
Хонки сидели под мостом, да еще и в дыре, и жалобно хныкали:
- Вы нас не выдадите? Не выдадите?!
- А чего вы здесь делаете? - вступил в переговоры дипломатичный Баттусай.
Его рябая морда как нельзя лучше подходила для этого дела, потому что была как никогда серьезна и многообещающая - она сулила покой и радость для всего земного, в том числе и для хонки. Натабуре стало смешно, и он отвернулся. Баттусай любил навести тень на плетень, сочинить пару небылиц, да и вообще, наговорить такого, чего отродясь с ним не бывало. Вот и теперь он стращал хонки иканобори, которого сам боялся пуще смерти.
- Мы? - удивились хонки непонятливости людей. - Прячемся…
- А чего прячетесь-то?
- А вы что, ничего не знаете?
- Ни сном, ни духом. Откуда?
- Арабуру нас ловят…
- Ну и?..
Кое у кого в голосе прозвучало злорадство.
- Ловят и, говорят, что едят… - они обескуражено вздохнули. - Варят с лягушками в качестве приправы…
Количество желающих высказаться превышало пространство, в которое можно было втиснуться, поэтому в дыре виднелись одни глаза. Кто из них демоны, а кто духи, разобраться было весьма трудно. Как рыбы в неводе, невольно пришло в голову Натабуре. Ясно, что перед лицом всеобщей опасности все: и демоны, и духи разнообразнейших мастей объединились, ибо вслед за арабуру неизбежно должны были явиться их хонки. А кто они такие, никто не знал, поэтому хонки Нихон вдруг стали лояльны ко всем ее исконным жителям. Нам на пользу, подумал Натабура с дальним прицелом, правда, еще не представляя, какую выгоду из всего этого можно извлечь.
- Чего?
- Как вас жрать можно? - вмешался в разговор Язаки, знаток по части откушать. - Где это видано, чтобы демонов и духов жрали? Я не знал. Вы ж, поди, безвкусные, как медузы?
- Безвкусные, - быстренько согласились хонки. - Безвкусные. Ясное дело. Кто спорит? Однако, вот. Оказывается, мы съедобные. Защитите нас…
- Чего?..
Им никто не верил, потому что хонки вечно пакостили людям и были хитры, как ползучие гады.
- Безвкусные, говорим. Защитите нас.
- Да на кой ляд вы нам сдались?!
- Мы исправимся… - просились они, как малые дети.
- Во припекло! - радостно воскликнул Баттусай.
А Язаки, пританцовывая, потер жирные ладони:
- Неспроста, видать!
Пока выяснялся этот важный вопрос, Натабура с учителем Акинобу разглядывали веер, который оказался таинственным мшаго.
- Я думал, врут, - с восхищением признался учитель Акинобу, крутя в руках неизвестное ему оружие и не зная, как к нему подступиться.
- Я тоже, - охотно согласился Натабура, хотя в душе гордился тем, что добыл такой меч - мечту любого самурая.
Афра уже третий раз обнюхивал диковинку своим длинным холодным носом и фыркнул - мол, ничего интересного.
- Ну, что скажешь? - спросил у него Натабура, все еще переживая свой подвиг. В этом году подвигов у него еще не было. Это первый. И сразу такая удача.