И плавал бриг туда, куда хотел,
Встречался - с кем судьба его сводила,
Ломая кости веслам каравелл,
Когда до абордажа доходило…
Был однажды богатой добычи дележ,
И пираты бесились и выли.
Юнга вдруг побледнел и схватился за нож,
Потому что его обделили.
Стояла девушка, не прячась и не плача,
И юнга вспомнил шкиперский завет:
Мы - джентельмены, если есть удача,
А нет удачи - джентельменов нет.
И видел он, что капитан молчал,
Не пробуя сдержать кровавой свары,
И ран глубоких он не замечал,
И наносил ответные удары.
Только ей показалось, что с юнгой беда,
А другого она не хотела,
- Перекинулась за борт.
И скрыла вода.
Золотистое, смуглое тело.
И прямо в грудь себе, пиратов озадачив,
Он разрядил тяжелый пистолет.
Он был последний джентельмен удачи, -
Конец удачам - джентельменов нет…
- Что-то мы слишком расслабились! - явно с усилием встрепенулся Йерикка. Олег со стоном откинул руки в стороны, с наслаждением потянулся и, приоткрыв один глаз, сказал:
- Спокойно, рыжий. Знаешь анекдот?
- Меня всегда бесит этот вопрос, - фыркнул Йерикка. - Ну что на это можно ответить?! Рассказывай.
- На птичнике меняют петуха, - возвестил Олег. - Старого - в отставку…
- В варево, - уточнил Богдан.
- В отставку, - Олег строго взглянул на него. - А новый вылез на трибуну…
- Петух? - изумленно спросил Йерикка.
- Это анекдот, - уже с легким раздражением пояснил Олег. - Я могу и дальше спать.
- Да нет, давай уж, раз начал. Петух вылез на трибуну… - напомнил Йерикка.
- …и обещает полное сексуальное удовлетворение всем курам птичника. Ну, там кудахтанье, хлопанье крыльями… А после этого митинга старый отозвал новичка в сторону и говорит ему тихо: "Ты, Петь, не надрывайся. Их тут до хрена, сдохнешь ведь…" Молодой ему: "А иди ты!" Проходит неделя. Сначала все куры обслужены, потом утки, гусыни, индюшки… Старый петух забеспокоился: "Перетрудится, дурачок, ведь точно издохнет!" - ну и пошел его вразумлять, молодого. Подходит к птичнику, видит - на дороге в пыли лежит молодой, крылья разбросал, клюв раскрыт, глаза закачены… Старый к нему бросился: "Я ж тебе говорил, Петя, эх, как же ты…" А молодой на него покосился краем глаз а, кончиком крыла шевельнул и говорит еле слышно: "Уйди, старый дурак. Ты же мне всех ворон распугаешь."
Богдан весело рассмеялся. Йерикка тоже захохотал - резко, взрывчато, потом спросил:
- Ага, значит, мы здесь вроде того молодого петуха… А если вместо ворон спустится коршун?
- Ну, мы-то не петухи, - подытожил Олег и вновь закрыл глаза ладонью: - Ладно, каникулы продолжаются…
Богдан - он как раз сел - поднялся на ноги. Приложил ладони к бровям, чуточку привстал на цыпочки:
- Лодка озером гребет, - сообщил он. - Вольг, бинокль возьму?
- Бери, - Олег сел. Он тоже видел лодку.
Йерикка свистнул, вокруг зашевелились прочие отдыхающие.
- Мальчишка, гребет! - раздался звонкий голос Богдана. - Скоро так!
Гребец в самом деле наддавал. Рвал одним веслом, стоя, и разогнал свою посудину так, что выбросился на песок. Это и вправду был мальчишка из прибрежной веси. Он тяжело дышал, рубашка промокла от пота.
- Двоих ваших… - глотая слова, обратился он к замершим горцам. - Там… в лесу… недалеко….
- Коршун, - отчетливо сказал в тишине Йерикка.
* * *
Если бы это помогло, Краслав разбил бы себе голову о борт грузовика, в котором их везли к побережью. Но и он, и Ревок лежали на грязном дне неподвижно и молча, лицами вниз. Скрутили их профессионально, рваться было бесполезно, грозить или ругаться - смешно.
В кузове было двое хобайнов. Они сидели у заднего борта, поглядывая на дорогу, то пустынную, то внезапно заполнявшуюся техникой. Ни с пленными, ни друг с другом они не говорили, отчего возникало жуткое ощущение, что конвоиры и не живые вовсе.
Плен - самое страшное, что может случиться с человеком на войне. Плен - это отрицание человеческой личности в еще большей степени, чем смерть, потому что смерть меньше унижает человека; недаром сказали предки: "Одно лучше смерть на поле, чем жить позором в неволе!" Плен страшен даже у благородного противника, который "за столы-то велит сажать, а сажать-то не слугой, не из милости - а сажать-то велит, как брата родного!"
А если ты в руках у настоящего ВРАГА?
Вольг с Богданом попадали в плен. И ребята из других чет - тоже. Кого-то выручили, как тех же Вольга и Богдана. Но большинство были убиты и замучены.
Плен чаще всего - не свидетельство трусости. Но от этого не легче. А при мысли о том, что ждет впереди, становилось так тошнотно, что хотелось вцепиться зубами в гладкий пол и грызть его.
Ехали долго. Вечно мучиться нельзя, и мальчишки уснули, а разбудили их лишь когда развязали ноги и приказали встать. Грузовик был неподвижен
Их вытолкнули на подъездную дорогу, спускавшуюся в прибрежную котловину с практически отвесными стенами - насыпь, по которой вела вниз дорога, была единственным пологим местом.
- Гляди, - Ревок толкнул Краслава локтем в бок. Но тот уже сам увидел сбоку от дороги виселицу, на которой за левую ногу был подвешен голый человек. Как раз когда мальчишек подняли на ноги, по телу висящего волной прошли судороги, и он вытолкнул струю смешанной с ошметками внутренностей крови в большое болото кровавой грязи под виселицей, поблескивавшее жирно и маслянисто.
Край котловины обтягивала поблескивающая нить проволоки, натянутой на высоте человеческого роста - от нее до самой земли стояла мерцающая лиловая стена. Внизу, на дне, друг против друга выстроились шесть бараков - два поменьше, один совсем маленький, три больших. На четырех вышках по краям котловины - тоже внизу - виднелись прожектора и счетверенные установки.
Грузовик ждали четверо хангаров - в легких кожаных доспехах и с винтовками наперевес. Они заученно приветствовали хобайнов, один из которых сказал:
- Кум йар зегн ан Ольвитц йорд Ратта, - и кивнул в сторону бараков. Старший из хангаров, указав стволом туда же, отозвался:
- Энер ава земис, герета. Вир зоу вирдинг.
- Кам зиннен найва най дарга байн! - тон хобайна стал резким, угрожающим. - Тардинг виспер ту бинни айни форвостен! Диз айна стод!
Хангар несколько раз поклонился, скрипя оружейной кожей. Мальчишки переглянулись. Они достаточно хорошо знали язык данванов, чтобы понять - их ведут к какому-то анОльвитцу, который находится в бараках, и конвоировать будут хангары, но хобайн предупредил, что вечером завтра приедут его начальники, и с пленными - добычей хобайнов! - ничего не должно случиться. Уже хорошо. Время - это всегда, спасение… А надежду нельзя терять до последнего мига.
Их провели совсем рядом с виселицей. Ревок отвернулся, а Краслав, всмотревшись в черное лицо висящего, шепнул:
- То не наш, - и получил удар прикладом в спину. Горец обернулся, ожег взглядом того, кто ударил. Хангар завизжал по-своему, замахнулся прикладом, но старший удержал его, сказал, несколько слов, и все кочевники покатались от хохота. Краслав презрительно сплюнул: - Нечисть…
Старший хангар, повернувшись к остальным, ударил пальцами правой руки о ладонь левой, вызвав еще один взрыв хохота. Ревок, вертевший в это время связанными руками, признал, процедив:
- Умеючи вязали…
…Предки нынешних славян Мира называли данванов "безликими". Название употреблялось и сейчас, хотя давно уже все знали - у пришельцев с неба есть лица, и вполне обычные. АнОльвитц йорд Ратта ничем не отличался от своих соплеменников - рослый, бледнолицый, с большими зелеными глазами на узком лице с прямым носом, рыжий и слегка веснушчатый. Но это только с первого взгляда. Чем ближе подходили мальчишки с конвоем, тем острее чувствовали: этот человек - сумасшедший. От ясного понимания этого хотелось закричать - так воет собака, когда в доме покойник.
Старший из хангаров заговорил с данваном на своем языке. На анОльвитце не было шлема, но выяснилось - он и понимает и говорит не только по-хангарски, но и по-славянски. Выслушав своего раба, он кивнул, почему-то сожалеюще смерил мальчишек взглядом и заговорил с Ревком:
- Теперь ты понял, что заниматься бандитизмом гуупо? 0бязательно поймаем. И посадим сюда.
Ревок пожал плечами:
- Так старший брат у меня есть.
- А мы и его посадим и поймаем, - ответил анОльвитц, заложив руки за спину.
- Так и младший брат у меня есть, - спокойно ответил Ревок. АнОльвитц дернул углом узкого рта:
- Поймаем и посадим и его.
- Да там-то и я, будет час, сбегу, - улыбнулся Ревок. И чуть не упал - ладонь данвана хлестнула его по лицу, разбив губы. Но удержался на ногах, не закричал и ответил спокойно, только чуть косноязычно: - А теэ-от и беать стаэт неуда.
- В барак, - махнул рукой анОльвитц, повернулся и зашагал прочь…
…В бараке не было пола - просто железный домик, поставленный на почву. Но, когда Краслав попытался копнуть, ямка сразу заполнилась водой.
- Срам Кощеев, - подвел он итог и уселся в угол, сложив руки на коленях. Ревок какое-то время кружил по камере, исследуя ее, потом уселся рядом:
- Как станем?
- А посидим тут, дверь выпнем да и уйдем уходом, - серьезно ответил Краслав. - По-меж делом - глянь, глазок там.
Действительно, в двери был широкий, с экран телевизора, глазок, позволявший видеть, все внутри. Как раз когда мальчишки на этот глазок посмотрели, в нем возникла мрачная рожа охранника, обозрела камеру и исчезла. Горцы переглянулись, и Ревок, поняв, что им обоим одновременно вспомнились рассказы Вольга, поднялся:
- А то похохочем…