Борису этот разговор не нравится. Да и вообще обидно слушать такое. Ничего ведь он на своём первом тресе не заработал. Ухо аннулировал его баллы за стычку с Гвоздём.
- Отойди, говорю! - прохрипел Борис.
Конечно, он мог бы пустить ток на решётку сразу, без разговоров - Гвоздь, наверное, именно так бы и сделал, но…
Какое-то "но" ему мешало. Не хотелось почему-то шарахать чернявую разрядом. Не было в этом пока необходимости. Девчонка и так уже настрадалась.
- Ты ведь у них новичок, да? Салага? - Она блеснула глазами. - Суетишься, дёргаешься, говоришь много.
- Пасть закрой!
Чернявая перестала улыбаться.
- Я тебя убью, пятнистый, - вдруг тихо, но отчётливо, с грудным придыханием произнесла она. Сказала так, как иные экзальтированные барышни шепчут своему избраннику признание в любви.
- Чего? - опешил Борис. Такая заява! Оч-чень неожиданно…
- Убью, говорю, тебя. Потом. Земля круглая, пятнистый, а мир тесен. Когда-нибудь мы с тобой встретимся так, что решётки между нами не будет.
Ну надо же, какой пафос и какая уверенность! Девчонка, брошенная в тресовозку, грозит расправой хэдхантеру…
- Для такой встречи тебе нужно сначала освободиться, - усмехнулся Борис. - Как минимум…
- Однажды я уже освободилась, - Она коснулась своей левой груди, уже упрятанной под майку и куртку.
Значит, Стольник прав? Значит, на груди чернявой в самом деле был вытатуирован идентификационный номер?
- Посмотри на меня внимательно, пятнистый. Посмотри и запомни: ты видишь свою смерть.
Он снова не смог сдержать улыбки. На понты берёт дикарка! Только неумело как-то, неубедительно! Всё-таки свою смерть Борис представлял несколько иначе. Совсем иначе он её представлял.
Всё это становилось забавным.
Чернявая улыбнулась ему в ответ. Одними губами. Ледяной улыбкой, от которой, казалось, зазвенел воздух в контролёрском тамбуре. Глаза дикой не улыбались… Наверное, такие глаза действительно могли бы принадлежать старухе с косой.
Бориса перестало забавлять происходящее.
- Знаешь что, смертушка, - процедил Борис, - Вообще-то если бы не я, тебя бы вы…ли, как дохлую сучку.
Он вспомнил искажённое лицо Гвоздя, его хриплый голос и руки, судорожно стягивающие джинсы с обездвиженного тела чернявой девчонки.
- Во все дырки вы…ли бы!
Она смотрела ему в глаза долго и внимательно. Борис игру в гляделки выдержал без особых проблем.
- Я, можно сказать, тебя от надругательства спас, а ты тут убивать меня собралась, - хмыкнул он.
- Тогда я убью тебя быстро, - серьёзно сказала она, пожав плечами. Её большие карие глаза блестели. Причиной такого блеска обычно бывает или страсть, или лютая ненависть.
О страсти сейчас речи идти, конечно же, не могло.
- Ты не будешь мучиться долго, пятнистый. Обещаю.
Однако! Как мило! Мило…
Борис напрягся. А ведь она, тварюшка эта, действительно ему начинала… Нравиться начинала, что ли? Поймав себя на этой мысли, Борис пару раз прокрутил её в голове, глядя в горящие глаза-угольки. Убедился, что да, всё именно так и обстоит.
Начинает.
Нравиться.
Или не начинает? Или, может быть, не сейчас всё пробудилось? Может быть, раньше? Может быть, ещё тогда, когда он отбивал девчонку у Гвоздя?
Что ж, тем хуже. Не к месту и не ко времени зародившаяся симпатия его встревожила. Симпатия имеет свойство перерастать в нечто большее, а это ему вовсе ни к чему. Хэдхантер, втюрившийся в дикую, которая спит и видит, как бы отправить его на тот свет… Курам на смех!
- Ну и чего ты на меня уставился? - фыркнула чернявая. - Нравлюсь, что ли?
Сучка словно читала его мысли. Молодые привлекательные стервозы вообще очень чутки на этот счёт.
Ага, ну вот он уже и не сомневается в её привлекательности! Борис вновь прислушался к своим ощущениям, попытался проанализировать их - отстранённо и холодно. Они ему не понравились.
Нет, так нельзя. Ему так нельзя ни в коем случае!
Если он - поэту сторону решётки, а она - поту. Если он - тюремщик, а она - узница. Если он - хэдхантер, а она… Она треска. Бывшая. И будущая.
В такой ситуации симпатия вредна и опасна. Гнать её надо, на хрен, эту симпатию. Он здесь для того, чтобы карьеру делать, а не романтические шуры-муры разводить.
- Пшла вон! - бросил он ей, как собаке.
Постарался, чтобы вышло погрубее.
- Неубедительно. - Она презрительно скривила губы.
Борис пустил ток по решётке.
Вскрик…
Чернявую отбросило на пол.
Девчонка упала неловко. Ударилась плечом. Скривилась. Заскулила от боли. Не такая уж она, оказывается, и железная леди.
Тресовозку немилосердно тряхнуло. Дикую отбросило в сторону, словно тряпичную куклу.
Борис вздохнул. Какая-то несуразная смерть ему досталась. Захотелось даже помочь девчонке подняться. Да и вообще… Он снова ощутил смутное чувство, похожее на жалость к беспомощной пленнице. На жалость или на банальное влечение. Ага!
Борис улыбнулся. Такое объяснение неуместных переживаний нравилось ему больше. Обычное ведь дело… Он - здоровый мужик без бабы, она - молодая самка, и - совсем рядом.
Жалость и естественное влечение - лучше, чем симпатия и сочувствие. Так что теперь можно успокоиться. Себя теперь успокоить можно.
Тресовозка затормозила так резко, что Бориса вжало в спинку контролёрского сиденья. Диких за решёткой разбросало по салону. Чернявую припечатало головой о борт.
С лязгом открылась наружная дверь. В контролёрский тамбур сунулась голова Уха.
Кинув быстрый взгляд в салон и убедившись, что дикие в порядке, Ухо набросился на Бориса:
- Чего рассиживаешься? Дуй на выход.
Борис выбрался из тресовозки, огляделся.
Судя по всему, они находились в окрестностях хутора, где была замечена группа диких. Вдали виднелись развалины фермы, покосившиеся столбы ограждений с пучками ржавой колючки, заброшенные поля, на поля больше не похожие.
Неподалёку догнивал проржавевший и заросший бурьяном тракторный остов. Возле трактора строилась группа Уха. Все - при оружии, готовые выступать.
- Уже приехали? - удивился Борис.
- Дальше пешком пойдём, - отозвался Ухо, - Стольник боится раньше времени спугнуть добычу. Машины приказал оставить здесь.
"Наверное, правильно", - решил про себя Борис. Если дикие засели в заброшенном хуторе, сафари с наскока уже не получится. Тут другая тактика нужна. Подкрасться, окружить, внезапно атаковать со всех сторон. Вот только…
- А эти как же? - обернулся Борис к тресовозке.
- За этих не переживай, - отмахнулся Ухо, - За ними водила присмотрит.
Водитель - крепкий бугай с веснушчатым лицом - действительно уже перебирался из кабины в салон тресовозки.
- Сержант! - К трес-транспорту вдруг подскочил разъярённый Стольник.
Борис аж вздрогнул от окрика взводного.
- Сержант, кто позволил сажать в контролёры новобранца?!
- А кто запрещал? - пожал плечами Ухо. - Раньше ведь сажали - и ничего, никаких проблем.
- Раньше было раньше! - осадил подчинённого Стольник. Взводный был вне себя от бешенства, - Минус пять баллов! С тебя лично!
Ухо непонимающе захлопал глазами.
- Да тут езды-то было всего ничего. Дикие никуда бы не делись, даже без охраны.
- Слушай, ты идиот, да, Ухо?
Сержант насупился.
- А в чём проблема-то, Стольник?
- Я тебе потом объясню, - процедил взводный, - После охоты. Догоню и ещё раз объясню. А пока - веди группу.
Немного успокоившись, Стольник перешёл на деловой тон:
- Подойдёте к хутору со стороны центрального въезда. Вторая и третья группы обойдут посёлок с северо-востока и северо-запада, потом выдвинутся вам навстречу. Займёте позиции - доложите. Только смотри в оба, Ухо: возле хутора может быть охрана. Разведка видела у диких несколько стволов. Так что никакой самодеятельности. Атаковать по приказу. Действовать слаженно. Ясно?
- Да понял я всё, Стольник, - уныло отозвался сержант. Штраф в пять трес-баллов здорово испортил ему настроение.
- Тогда - вперёд.
- Вперёд! - приказал Ухо группе.
Хэды ломанулись вслед за сержантом.
- Берест, отставить, - остановил Бориса Стольник, - Подожди секунду.
Не понимая, в чём дело, Борис остановился перед командиром. Тот вперился в него тяжёлым взглядом:
- С дикими говорил?
- Когда? - Борис сделал вид, что не понял. - Где?
- В тресовозке.
- Никак нет, - соврал Борис.
- Точно? - Стольник не отводил глаз, - Никакой лапши тебе на уши навешать не успели?
- Не было такого, - замотал он головой.
Ну, если не считать, что его пообещали убить. Правда, убить быстро и по возможности безболезненно.
Секунду-другую Стольник ещё вглядывался в его лицо. Потом махнул рукой.
- Ладно. Догоняй группу.
Борис догнал.
- Слушай, Ухо, что за беда такая? - спросил он сержанта. - Чего Стольник так взъярился?
- А хрен его знает! - сплюнул сержант, - Раньше ему до фонаря было, кто в контролёрах сидит - хоть салага, хоть дед. А теперь как муха какая-то укусила. Ну, находит иногда на него. Ладно, не бери в голову, салага. Сейчас о другом думать надо.
Это было правдой. Сейчас следовало думать о новой охоте.