- Знаешь, мы ведь и автомобили навечно не сохраним, - призадумался Антон. - Можно, конечно, в кустарных условиях собрать авто середины ХХ века. С клаксоном. Но это штучно, не массово. Так что уже сейчас думают о запасном варианте. Гужевой транспорт. Лошадей пока мало - только те, что выживальщики привезли. Мы искали по деревням, но не нашли не то что лошадей - кроликов, блин. Всех сожрали. А в дикой природе зимой кони выжить точно не могли. Они, прости за каламбур, двинули кони. Ну, ничего. Через десять лет у нас будет табун.
- Вот бы покататься, - взгляд Насти стал мечтательным.
- Ну, нас к ним пока на пушечный выстрел не подпустят. Их холят и лелеют как младенцев. Хотя есть у меня знакомый со скотного двора. Может, и пособит.
За разговором время проходило незаметно. Они обсудили все, что касалось судьбы Подгорного и цивилизации, но никак не могли перейти к своей личной судьбе.
- Настюш, давно хотел спросить тебя…
- Да? - она повернула голову.
- Нет, - он мотнул головой. - Начну по-другому, иначе получается паскудно. Сейчас отношения полов не как раньше. Попроще. Дубиной по башке и к себе в пещеру… Поэтому заруби себе на носу, что ты мне ничем не обязана. Не надо фигни типа "благородный спаситель" и все такое, - он замолчал, подбирая слова. - Никакой я не благородный. Просто… с тобой мне очень хорошо. Я раньше не встречал никого похожего. Как это называется, ты знаешь?
- Дружба? - в глазах ее плясали веселые искорки.
- Ну, если хочешь, давай будем друзьями. Лучшими друзьями.
С трудом она сдержалась, чтобы не закричать "Нет!". Наверно, это было бы слишком даже для женского романа. Вместо этого она нашла в себе силы сказать:
- Как ты можешь? Глупый. Я же люблю тебя.
Никому и никогда она эти слова не говорила. Даже маме.
- И ты согласна быть со мной всегда, и в радости, и в горести? - в его голосе не было обычной иронии.
- Ты же знаешь.
Он посмотрел на нее и прочитал ответ в ее глазах.
- Жалею, что мы не встретились раньше, - произнес он, держа ее за руку. - Мы могли бы отправиться в романтическое путешествие. В Крым.
- Придет лето, и здесь будет хорошо. На холмах вырастут цветы и трава.
- В смысле конопля? Есть у нас те, кто обрадуется.
Она засмеялась глуповатой шутке, и снова повисла пауза, они обменялись долгим взглядом, в котором была древняя как мир игра намеков и полунамеков. Вроде бы и он не привлекал ее к себе, и она не тянулась ему навстречу. Но как-то незаметно они оказались совсем рядом.
- Столько раз представлял себе этот момент, - он привлек ее к себе. - Вроде, теперь нужно поцеловать свою любимую?
- А ты не знаешь? - шутливо спросила она.
- Абсолютно. Ты же у меня первая и единственная.
- Все шутишь, - вздохнула Настя.
- Никогда не был так серьезен. Я влюбился первый раз в жизни. Все, что было до, не считается.
- Конечно, не считается, - согласилась она.
- Ты такая красивая, что можно говорить об этом до утра. Хочешь послушать?
- Еще больше хочу, чтобы ты, наконец, поцеловал меня.
Когда их губы, наконец, разомкнулись, Настя покачнулась.
- Что с тобой, любимая?
- Голова закружилась.
- И руки холодные. Дай погрею, - он поднес ее руку к губам. - Ты дрожишь.
- Это не от холода.
Долгое время в тишине раздавался только звук поцелуев. Потом его прервал шепот Антона.
- Мы могли бы подождать до свадьбы.
- Смеешься? Я всю жизнь этого ждала.
- Тогда мы поженимся, когда вернемся.
- Обязательно.
- Правда? Я так люблю тебя. Блин, мозги абсолютно отключились…
- А разве они сейчас нужны?
- Ты права, моя девочка. Иди ко мне.
На минуту Антон отпустил ее, стал расстегивать пуговицы на ее кофте.
- И чего же их так много?
Он поднял Настю и перенес на кровать, покрывая поцелуями: губы, шею, плечи, грудь, ниже… гладя, лаская.
- Люблю твои руки, - произнесла она в темноте. - И не только за умение играть на гитаре.
А дальше никакие слова были не нужны. Это была не просто физиология, а нечто больше. Ей хотелось, чтобы эти минуты никогда не кончались - только теперь она чувствовала себя не обломком человека, а целым.
И то, что не было пережито раньше, в "нормальном" времени, когда наполненные людьми города-муравейники были для нее также мертвы и пусты, как руины, было прожито и испытано теперь. Потом они сидели, обнявшись, теряя счет минутам. Они понимали, что скоро придется возвращаться, но так не хотелось думать ни о чем. И так же, не отрываясь друг от друга, незаметно уснули.
Сквозь сон они слышали далекий вой.
- Волки? - не открывая глаза, спросила Настя, заворачиваясь в одеяло.
- Нет, хомячки. Страшные звери. Как нападут стаей, как повалят. - Но ты не бойся. До тебя только через мой труп доберутся.
- Мне от этого легче, - произнесла она уже спокойным тоном. Все-таки это инстинкт: прятаться за его спину и чувствовать себя слабой.
Она снова уснула в его объятьях.
В три часа ночи Настя начала кричать. Посмотрев ей в глаза, Антон понял, что ее сознание спит, а то, что кричит, принадлежит совсем не к миру людей. Ему стало страшно - за нее. Он обнял ее, прижался поплотнее к теплому телу, подоткнул со всех сторон одеяло.
- Тссс… Я с тобой. Ты никогда не будешь одна. И все эти твари пусть держатся подальше.
Она успокоилась и задышала ровно. Утром первые лучи солнца окрасили руины за окном в фантастические цвета - розовый, карминный, бордовый, шафранный.
Они проснулись, вернувшись в реальность, когда хмурое солнце уже поднималось из-за холмов, как из гроба, а до начала рабочего дня в городе оставалось полчаса.
Антон согрел воды для умывания. Они хотели неспешно позавтракать, болтая о том, о сем, но им помешали. Шум мотора заставил их вскочить. Оказалось, что дорога до Подгорного уже расчищена и за "Лисом" приехал грузовик-эвакуатор.
В свете фар в палисаднике соседнего дома они увидели отпечатки волчьих лап. Помогая ей сесть в кабину буксира, Антон объяснил, чем они отличаются от собачьих.
Теперь, когда на душе было плохо и солнце скрывалось за тучами, Настя вспоминала тот день. А ведь после него было еще много таких же. Например, день свадьбы…
Тогда город уже был приведен в порядок, а посевная еще не началась, поэтому у всех выдались свободные дни. Да и тепло было, зелень проклюнулась, снег почти везде сошел.
Их церемония была самой первой и собрала больше двухсот гостей. Много друзей с его стороны и несколько подружек, которых она успела завести за время жизни в Убежище - с ее. Пышное белое платье, сшитое ее знакомой портнихой из ткани, которую Антон нашел на каком-то оптовом складе. Нашел еще до встречи с ней. Синтетика сохранились неплохо, и не удивительно, что на такую непрактичную ткань никто не позарился.
А вечером они оставили всех допивать водку и доедать пусть за не очень богатым, но праздничным столом, а сами отправились за город.
На холмах действительно были цветы и травы, и их запах, особенно после застоявшегося воздуха Убежища, сводил с ума. Пахло медом, жужжали пчелы, носились бабочки. Откуда они вылезли? Где пережили зиму?
Антон рассказывал, что в лесах на равнине, особенно в поймах, им приходилось носить марлевую повязку от гнуса. Без птиц мошкара расплодилась стремительно, и экологические весы не скоро придут в норму, ведь мухи плодятся за считанные дни, а птицам нужен целый год. Да и далеко не все виды могли выжить.
Но здесь, на сухом возвышении, мошкары не было.
Ехали по грунтовым тряским дорогам а она этого даже не замечала. Потом Антон нашел участок нормального асфальта на Тогучинском шоссе, где можно было прокатиться с ветерком.
Настя помнила, как закладывало у нее уши, как она, прижавшись к его спине и обхватив его руками, смотрела на сопки и рощи, уже оправившиеся от зимних холодов. И вскрикивала на поворотах или там, где дорога шла под уклон, хотя знала, что он никогда ее не уронит. Сама она была в шлеме, а его так и не смогла уговорить. Мол, обзору мешает.
"Надпись на куртке байкера: "Если вы можете это прочитать, моя телка свалилась с мотоцикла", - произнес он тогда, обернувшись к ней. Ох, прости… Обиделась?"
Но она не обиделась. Насте казалось, что лучше быть просто не может. Настолько, что не верилось в реальность происходящего - особенно после того кошмара, через который она прошла.
Глава 4. Будни и праздники
Школа выглядела именно так, как она должна была выглядеть: типовое трехэтажное здание из красного кирпича в форме буквы "Т". Потом Саша узнал, что ремонт делали своими силами: вставили рамы, покрасили полы и двери, собрали по двум городам более-менее годный инвентарь, поменяли отопление - как и в большинстве городских зданий, оно теперь было автономным. В школьном дворе разбили огород, и теперь работа на нем стала важной формой трудотерапии - и для учеников, и для учителей.
До первого сентября было еще далеко, но учебный год было решено начать с 1-го июля, чтобы успеть подтянуть отстающих. Данилов мог представить себе связанные с этим специфические проблемы.