Эпоха вошла в историю как Новая региональная регенерация. Ну что ж, за миновавшее время она тоже себя отжила, как и укатившая в седую древность перестройка. Однако соорудить лодку успели. И, разумеется, не одну. Вот только последней в серии не повезло. Кончилась НРР, а с ней и загруженные U-238 реакторы. Так та последняя и сгнила на верфи, не дождавшись ни атомного двигателя, ни восьмиметрового титанового винта, ни назначенной загодя команды. Но что плакать о невезучих? О них забыла история, в которую они даже не успели вписаться.
Зато подводному крейсеру, нагоняющему сейчас пакистанский транспорт в Индийском океане, повезло. Он не пошел на слом и имел за своими железными плечами бурную, не каждому кораблю выпадающую судьбу.
33
Твердый грунт
- Кто у нас теперь за старшего? - спросил Потап Епифанович. С трудом спросил, преодолевая сопротивление стремящегося к покою организма. Ведь тяжко, наверное, разговаривать, когда у тебя сожжена добрая половина лица. И даже если бы без этого, все равно трудно, когда еще и рука до локтя превращена в черную культяпку. Да и без этого трудновато. Трудновато, когда обе ноги переломаны, пусть даже перелом закрытый - спасибо, кевларовый костюм сделан на совесть. А еще трудно потому, что с животом тоже не все о'кей. Явно не все, ибо ударностойкая "IBM-4000" просто так не ломается.
- Получается, я, Потап Епифанович, - ответил Герман Минаков, изо всех сил стараясь придать лицу стойкое выражение.
- Ну, это не худший вариант, - кивнул, точнее, хотел кивнуть, но не смог, майор Драченко. - Русский человек у власти - это еще полбеды. - Черт возьми, он находил силы шутить, шутить, лежа под капельницей. Герман хохотнул, натуженно так, но все ж таки хохотнул. - Что там с этими зулусами?
- Бушменами?
- Кой черт их различит.
- Их, может, и всех накрыло. Ведь откуда они знали, что ракеты пущены. Мы-то хоть знали и легли.
- Это да.
- А что с погранцами?
- Шлепают сюда, Епифаныч. - Какой смысл врать. Не было на это времени. - Идут прохлаждаясь, но все равно скоро будут.
- Что ты решил, Герман?
- А вы? Почему я? Что вы скажете…
- Не зуди, Минаков. И так тошно. В натуральном смысле тошно. У тебя теперь основной компьютер, ты главный. Что решили?
Опять не было нужды врать. Не врут собеседнику, который при смерти, тем более если второй тоже скоро может отправиться вслед за первым.
- Не бросать же вас? - Теперь Герман говорил вполне спокойно. - Мы дадим им бой. Думаю, вставим им клизму.
- Вначале все взвесьте. Досконально взвесьте. Ладно, Герман, не об этом речь. - Слова давались майору Драченко с очень большим трудом. - Тут, надеюсь, вы выкрутитесь.
"Если эта летающая сволочь снова не явится, - подумал Герман, используя паузу в речи раненого начальника.
- Герман, ты здесь? - внезапно спросил Потап Епифанович.
Господи, у него еще и с глазами что-то, с ужасом сделал вывод Герман Минаков.
- Я здесь, майор… Здесь я, Епифаныч.
- Хорошо. Слушай. Наклонись пониже. Убери всех лишних вон. Ты начальник.
- Да нет здесь никого, только я.
- Что? - Майор Драченко задышал очень часто. - Ты остался один? Совсем?
- Да нет! Нет! Епифаныч, вы что? Нас десять человек, все, кто ушел вперед, атаковать, и еще кое-кто. Не бойтесь. Это здесь, возле вас, я сейчас один.
- А, тогда ладно. Наклонись, чтоб тебя…
- Да наклонился я. Слушаю.
- Запомни фразу инициации.
- Фразу инициации?
- Молчи, гад. Некогда. Уплываю. Что вы мне вкололи, мудаки?
- Болеутоляющее и…
- Заткни рот. Фразу инициации. То есть команду. Команду высшего приоритета. Если в приказе по линии, Новому Интернету или как угодно придет фраза инициации - все остальное - к чертям. Ты понял? Остальное - к чертям! Она должно прийти скоро. Если она придет, посылаешь подальше всех нынешних хозяев вместе с их деньгами. Ясно?
- Да, Епифаныч. - На самом деле еще ничего ясно не было. Может, у майора бред?
- После фразы инициации поступят новые команды из совсем другого центра. Из нашего Русского центра. Центра возрождения. Тогда и ты и отряд переходите в подчинение ему. Ты усек? Запоминай слова инициации. Наклонись!
- Я тут, товарищ майор.
- "Орки оседлали молнию". Повтори!
- Орки оседлали молнию?
- Вот. Когда они - неважно кто - скажут это, ты ответишь "Меч империи готов к битве". Понял?
- Меч империи готов к битве!
- Теперь все. Нет, знаешь…
- Что, Епифаныч?
- Ты мне лучше поклянись.
- Что?!
- Как в старых, плоских фильмах. Знаю, что ерунда, но… В общем, клянись, что войдешь в подчинение Центру после слов инициации.
- А чего я о нем раньше ничего не слы…
- Заткни рот, аэромобильник Минаков. Нету времени. Клянись!
- Хорошо, не волнуйтесь. Клянусь, что войду в подчинение к Русскому центру…
- Возрождения.
- Клянусь, что войду в подчинение к Русскому центру возрождения после фразы…
- Тсс, Герман. Тсс.
- После слов инициации.
- Вот и хорошо. Дай руку.
- Да ведь…
- Одна у меня вроде бы еще чувствует.
Герман потискал левую руку Драченко. Он не помнил, когда видел ее в последний раз без напяленной сенсорной перчатки.
- Все, Минаков, иди отражай атаку. Или что вы там решите. Если решите отступать - меня убей. Убей обязательно. Ты понял?
Герман не успел ответить, точнее, отвечать стало некому. Потап Епифанович потерял сознание.
34
Морские песни
Вначале он назывался "Шестидесятник". Уже в период окончательной доводки было весьма сложно растолковывать любопытствующим офицерам, а уж тем более матросам, что значит это название. Со времен шестидесятых годов двадцатого века миновало полстолетия, воды утекло порядком, свидетелей, ощутивших на себе те времена в зрелом возрасте, можно было по пальцам пересчитать, а уж тех, кого непосредственно коснулись тенденции этих самых шестидесятых, в радиусе ста километров от пирса обнаружить не получалось. Электронная энциклопедия рассказывала нечто достаточно туманное, перемежая пояснения не менее тайными символами типа "тоталитаризм" или "диссиденты". В конце концов усилиями командного звена была изобретена достаточно выговариваемая версия, основанная на притянутой за уши и не имеющей отношения к делу аналогии. Она любезно отсылала вопрошающих к восстанию декабристов, в декабрь 1825 года. То, что ядро декабристов составляли офицеры - пусть и не военно-морские, - хоть как-то объясняло причастность названия к ударной атомной субмарине. Естественно, очень грамотные могли бы стать от такой бестолковой аналогии в тупик. Но если они такие умные, почему сами не создадут свою версию происхождения имени крейсера? Короче, все делалось в лучшем виде и согласно русской поговорке: "Умный поймет, а дурак не догадается". Расчет оказался абсолютно верным. А когда название прижилось, вопросы о его происхождении снялись сами собой.
Затем, после завершения эпохи НРР, страна вновь решила накапливать валюту. Причем любыми путями. Атомный крейсер был продан изначально дружественной Индии. Естественно с необходимым штатом специалистов. Правда, проданы они были не с потрохами, все-таки когда-то совершившееся восстание декабристов не прошло бесследно, и крепостное право в России все ж таки со временем приказало долго жить. Так что специалисты отдавались как бы в аренду, во временную эксплуатацию, как и некоторые механизмы. Например, корабельный атомный котел.
Кстати, производимые им и его братьями с других кораблей эманации, носящие название плутоний, дружественная Индия обязывалась ежегодно паковать в свинцованные тары и отсылать к далекой северной подруге. Самолеты, перевозящие тары, были до крайности надежны и дальнобойны, ибо вынуждались геополитическими обстоятельствами следовать не впрямую на север, а во избежание всяческих инцидентов с не слишком дружественными соседями и нарушения каких-то древних конвенций о перевозке лететь на юг. Там они пересекали синтаксически близкий Индии океан, до сей поры официально никому не принадлежащую и не растаявшую Антарктиду и великанский Тихий, отклоняясь чуть к западу, дабы войти в воздушное пространство России со стороны Охотского моря, не чиркнув по перильцам непонятно кому принадлежащей Курильской островной гряды и южного Сахалина.
После продажи бывшая российская лодка некоторое время носила название "Индира Ганди". С толкованием этого названия получалось гораздо проще. Убитая при исполнении должностных обязанностей премьер-министр - это не какие-то таинственные шестидесятые, в которые кого-то там перестали публиковать, а за чтение каких-то рукописей могли отправить на Колыму. Обычному, не свихнувшемуся на почве истории человеку двадцать первого века представить такое почти невозможно. Что такое чтение рукописей, он понимал не очень. Не всякий, взявший в руки книгу впервые, мгновенно догадывался, как ею пользоваться: как перелистываются страницы, где начало-конец и все такое. Если даже какой-нибудь особо грамотный матросик до этого и читал, он делал это с помощью "книгарни" - электронного устройства, достойного последователя ноутбука.