- А почему тебя Матадором зовут? - спросил Майский - он всё-таки не забывал, что ему заказан сценарий, и спешил нахвататься деталей сталкерского быта.
Мыло в очередной раз противно захихикал. Седого сталкера это не смутило.
- Потому что я обожаю корриду, - сказал он. - Денег я не коплю, в могилу их не заберёшь, зато каждый год езжу в Испанию, оставляя Мыло без присмотра. И в День святого Фермина, седьмого июля, принимаю участие в беге с быками.
- В белых штанах? - уточнил Майский.
- И в белой рубашке, - сказал Матадор. - И в красном берете. И в красном пионерском галстуке. И так мне хорошо…
- Неужели в Зоне риска не хватает? - сказал журналист. - Я так в Испании вёл чисто растительную жизнь с устрицами и тинто бланко.
- Там, парень, риск человеческий, естественный. Там и адреналин настоящий. А здесь всё такое… нелюдское…
Тут вмешались Мыло с Киндером и стали пенять Матадору, что он деньги на ветер пускает ради своей блажи, а вот побегал бы он наперегонки с кровососами, как все добрые люди, или хотя бы с припятскими кабанами, которые могут выпустить кишки не хуже мелких испанских бычков.
Мыло же на вопрос, почему он Мыло, ответил кратко:
- Гыгыена…
…Майский глядел в бинокль, медленно поворачиваясь по кругу, и думал, что его фильм так и начнётся - с бега быков в Памплоне, благо студия им. Довженко теперь богатая…
- Внимание! - воскликнул он. - Со стороны Периметра к нам едут гости…
Глава третья
Теодор Аблязизович Пак было имя ненастоящее. Вроде как Рустам Святославович Кац, если кто понимает. А как по-настоящему Большого звали, никто не знает или не помнит. Начинал он простым вольным сталкером и кликуху "Большой" получил не по причине богатырского телосложения, а потому что в запале крикнул своему старшему после очередной затрещины: "Я уже большой!" Так и повелось, так и прошёл он славный боевой путь от отмычки до гранд-мастера. Жил как все, в рейды ходил как все, денежки спускал в барах как все…
Только проснулся он однажды в своей комнатёнке задрипанной, потянулся и объявил: "Больше так жить нельзя!" Потом этот слоган во всех барах вывешивали…
Ну, не он первый так думал и не первый провозглашал по тяжёлой утрянке, только встал Большой, посмотрел на остатние финансы, тяжелёхонько вздохнул, собрал все вещи и пошёл прочь из Зоны, даже не поправив здоровья.
И целый год не давал о себе знать.
Потом в Предзонье стали появляться какие-то новые люди. И были эти люди страховыми агентами.
До этого в Зону кто только не совался - и с российской, и с украинской стороны - в надежде срубить лёгкую деньгу или же просто скрыться и переждать до лучших времён. И такие чудаки находились. Проще бы им было в жерле действующего вулкана отсиживаться.
Были среди них и отставники, и бандиты, и безработные, и погоревшая на экзаменах абитура, и, конечно, шпионы всех мастей и разведок, а вот страховых агентов не бывало. Во всяком случае, в профессиональном качестве, а биографий здесь не спрашивали.
Обыкновенно такой агент подходил к вольному сталкеру и заводил с ним разговор о том о сём, о семье, о здоровье; можно было за такую настырность и в пятачину заработать, но страховщики только утирались и свою линию гнули: ну вот станешь ты калекой, инвалидом, а у тебя ведь родители есть, а то и детки, ты же не волк-одиночка, как Байконур с Идолом, ты о перспективах думать должен…
Некоторые начали задумываться. Потому что разве это жизнь: похмелье, рейд, парочка артефактов, барная стойка, драка, похмелье, рейд, внезапная "утренняя звезда", найденная по редкой удаче, эйфория - а потом или кровосос из кустов, или незамеченная "жарка", или бандитская пуля и кирдык. Кирдыка никому не хотелось.
А вот если уважаемый вольный сталкер Вирус согласен не дотла пропиваться, а какую-то сумму вносить в качестве страхового взноса в "Сталкербанк"… а в случае увечья… а в случае гибели… а если ни увечья, ни гибели, так запросто можно открыть когда-нибудь Своё Дело…
Что это за диво такое - "Сталкербанк"? Что общего может быть между сталкером и банком? С банками даже последние жмоты и скопидомы (а таких в Зоне тоже хватало) старались не связываться: сегодня он банк, а завтра его с собаками ищут…
Осторожный народ был в Зоне. Недоверчивый и подозрительный - такова жизнь. Жмоты и скопидомы, однако, потихоньку стали выспрашивать: что за банк, кто его учредил, откуда взялся…
Так ведь это сам Т. А. Пак! - радостно говорили агенты. - Вы же его знаете! Вы же сами его Большим нарекли, так вот - истинно большой человек вышел из ваших забубённых рядов!
Вскоре Большой и собственной персоной нарисовался. Верхом на "бентли". И даже в костюме-тройке, и сидел этот костюмчик на Большом так, словно сами синьоры Дольче энд Габбана его подгоняли на заказчике, ласково оглаживая по интимным частям. И нос у Большого теперь не сломанный кулачищем покойного Трактора, а благородный такой носик римско-греческого типа.
Собрать вольных сталкеров трудно, их и убедить-то собраться невозможно.
Но была у Большого хорошая такая убеждалка. Или убедиловка. В твёрдой валюте.
В Предзонье, за гостиницей "Тарасова хатка", воздвиг знатный гость целый павильон для собрания, вроде Летнего театра в Юрмале. Да ведь летом и было дело. В конце форума обещана была жрачка и выпивка от пуза а-ля фуршет. А многим и просто поглядеть хотелось на перерожденца, сменявшего сталкерскую волю на буржуазную роскошь.
И вот вышел Большой к трибунке (а трибунка-то старая, с гербом СССР, в каком-то сельском клубе нашли), и воскликнул Большой:
- Мужики!
- Мужики все на покосе, - отозвался кто-то из зрителей, говорили, что Грибок.
Большой смутился и поправился:
- Товарищи!
- Товарищи все в Пхеньяне! - не унимался Грибок.
- Коллеги! - Большой пошёл на хитрость.
- А коллеги все на Янтаре, в белых халатах! - сказал неумолимый Грибок, доказав тем самым свою сущность.
Соратниками Большой не стал людей навеличивать, поскольку Грибок наверняка заметил бы, что соратники все в погонах.
- Короче, я к вам с делом пришёл, - сказал наконец Большой, и Грибку нечего было возразить. - Больше так жить нельзя. Мы не америкосы-хищники на Клондайке и не варнаки с Ленских приисков. Идёт двадцать первый век, и этот век бросает нам вызов…
И пошёл, и пошёл.
Всякий Клондайк рано или поздно прекращается, сказал он. Или золото кончится, или монополии протянут туда свои хищные лапы и начнут промышленную добычу. А вот если бы на том же долбаном Клондайке регулярно происходили землетрясения, после которых открывались бы всё новые россыпи и жилы, то до сих пор так бы и ковырялись отважные одиночки, потому что драгу там не поставишь и шахту не пробьёшь, если то и дело меняется рельеф местности. Вот в таком положении вольные сталкеры и находятся.
Эту аллегорию грамотный растолковал неграмотному, и все согласились, что Выброс - то же землетрясение, если не хуже.
Вольные сталкеры, продолжал Большой, будут всегда, сколько их ни ставь вне закона. Да хоть раком ставь! И артефактов много не бывает. Ведь большинство из них к тому же на Материке быстро теряют свои спасительные (или губительные, или ещё какие) свойства. Поэтому сталкеры без работы не останутся. А, значит, нужны, просто-таки необходимы им и охрана труда, и техника безопасности, да и колдоговор, в конце концов, необходим…
Тут, говорят, сталкер по прозвищу Коммунист провозгласил:
- Верно! Даёшь социалистический способ производства! Вставай, проклятый заклеймённый!
Большой сказал, что Коммунист отчасти прав, но лишь отчасти, потому что социализм в Зоне организовать, конечно, можно, только вот хабара больше не будет и много людей придётся вывести в расход во имя. Значит, нужны материальная заинтересованность и частная собственность - и здесь, и на Материке. На первых порах пусть будет страховка, а потом, на базе страхового фонда, можно и развернуться…
При слове "фонд" народ нехорошо насторожился, поскольку в нашем коллективном бессознательном это понятие тесно сопряжено с безудержным воровством и приобретением прогулочных яхт размером с "Титаник".
Нет, сказал Большой, у нас другой будет фонд, правильный. Под вашим контролем. Скидываемся же мы, если у кого несчастье? Не волки же мы позорные? Разве мы не славяне? Каждый из нас заслужил после рейда, пусть и неудачного, и медосмотр, и баньку, и чистые простыни, и сытный ужин, и выпивку не до усрачки, и немного женской ласки, не связанной с венерическими заболеваниями. Да и законную свою нужно утешить: маленько денег послать! Щоб нэ журылася та нэ турбовалася… И не обогащать перекупщиков и тех, кто за ними стоит…
Тут поднялся Матадор, который тогда об Испании только трепался и мечтал, и сказал в таком смысле: мол, это слишком хорошо, чтобы быть правдой, и военные утопят в крови нашу сталкерскую Утопию, извините за невольный каламбур.
А что военные, возразил Большой. У них что - жалованье высокое? Или здоровье казённое? Или пенсия большая? Можно и с военными договориться, когда убеждалка будет…
Фуршет ни у кого возражений не вызвал. Все гадали: откуда у Большого такие средства завелись - может, у него заначка неслабая была? Может, банк ограбил или инкассаторскую машину?
Но в приличном обществе спрашивать о происхождении первого миллиона считается неэтичным.
А сталкеры считали себя приличным обществом. Во всяком случае, им так хотелось.
Конечно, никакого голосования не было, но все решили: мешать Большому не станем, а станем ему помаленьку отщипывать из добычи - вдруг что да получится? Хуже не будет.
Небезызвестный Сидорович сказал тогда: нет, никуда я из Зоны не уйду, охота посмотреть, как Большой башку себе свернёт.