- Будем, - сказал Печкин. - А перекусить тут можно?
- Повариха всё унесла, - сказала женщина. - Даже посуду унесла.
- На поминки к Андроповне? - догадался Печкин.
- Ну. А вы откуда знаете?
- Нам по должности положено всё знать, - сказал Печкин. - Зря, значит, мы там не подкормились…
- Вот пельмени у меня есть, - сказала портье. - Только они холодные и в тазике.
Видно, только такую посуду и признавали в городе Кошкине.
- Сойдёт, - вылез Черентай и тут же поплатился.
- Вы кого это с собой приташили? А я-то думала - приличные люди…
- Мы над ним следственный эксперимент проводим, - сказал Печкин. - Можно заполнять анкеты?
- Да какие там анкеты, - сказала портье. - Идите уж, завтра оформлю. Документы только оставьте.
- Видать, немного у вас гостей, - сказал Печкин.
- Ну, - согласилась хозяйка. - Откуда много-то? У нас не Золотое Кольцо…
Тащить тазик с пельменями доверили Черентаю.
- Может, хоть плитка есть? - сказал Печкин.
- Есть, - сказала хозяйка. - Только она у меня в ногах стоит, а то артрит. Прохладно у нас, так что не сильно раздевайтесь…
- Уголок Дурова, - сказал Майор.
- У нас летом хорошо, - сказала портье. - Или если шары залить. Тоже ничего. Да, с прошедшим вас!
- И вас также, - откликнулся журналист.
Люкс оказался таким аскетическим, что полулюкс трудно было себе даже представить. Единственным его украшением была висевшая на стене литография. Она изображала бескрайнюю тундру и аборигена в парке, ведущего под уздцы оленя. Мелкое холодное солнце стояло у самого горизонта - не иначе наступала полярная ночь, не иначе прощался абориген со светилом на полгодика…
И окна затянул мороз…
Печкин поставил сумку прямо на стол и сказал:
- Почему-то картинка эта преследует меня во всех гостиницах мира. Даже на Кубе, представляете? Но при гаванской жаре она была даже очень уместна, а здесь усугубляет…
- Хорошо бы утром, - сказал Майор. - Проснуться. И узнать. Что никакой Зоны нет. И не было. Чтобы диктор. По телевизору. Так и объявил. От имени партии и правительства.
Он даже включил телевизор - не последует ли такое заявление? Но телевизор был то ли чёрно-белый, то ли неисправный, и показывал экран какую-то порнографию.
- "Пять немок в Афганистане", - определил Печкин. - Выключи, а то дополнительно платить придётся, это же явно кабельное вещание…
Две другие программы тоже не порадовали - на одной актёры готовили пищу, на второй уныло врал какой-то чиновник.
- А одному-то здесь вообще впору застрелиться, - сказал журналист.
- Пельмени съедобные, - констатировал Майор. - По стакану. Закусить. И спать. Оружие проверить. Под подушку. Черентай. Без фокусов. Не вздумай. Снять пояс. Самостоятельно.
Так и сделали. Пельмени и вправду оказались вкусные, домашние, хоть и холодные. А говорить ни о чём не хотелось.
Печкин лежал и думал, что вот живёт в России город Кошкин, и никому в этом городе нет дела, что где-то существует Зона и что в этой Зоне существуют большие проблемы… Нет, значит, всё-таки есть кому-то дело, если отстреливают любопытных…
Чем же всё это закончится, думал он. Чем же всё это должно закончиться у меня в сценарии? Ведь в жизни не бывает ярких, Ударных, эффектных финалов. Если победа - так она достигнута с такими потерями и разрушениями, которые обесценивают результаты. А если нет потерь - так в основе победы лежит какая-нибудь подляна, и это не хитрый ход всезнающего героя, а подкуп, предательство или уж такое преимущество в средствах, что опять-таки грош цена такой победе… А чаще всего коллизия никак не разрешается, она попросту сходит на нет со смертью кого-нибудь из участников… Или просто за давностью лет…
Может, вообще стоило бы выстраивать собственную жизнь как роман. И постоянно себя контролировать. Если данный эпизод будет неинтересен читателю - значит и тебе самому он не очень-то полезен по жизни, надо проскочить, проговорить, прописать его как можно скорее. Этак впору целую философию создать или даже религию…
Что мы рассчитываем найти? Историю болезни? Может быть, вещи, изъятые у пациента? Но если бы можно было идентифицировать его личность по вещам, это давно бы сделали… Или нет? Или Белого кто-то спрятал в этом санатории? Зачем? Нежелательный свидетель? Наследник несметных богатств? Вряд ли. Тогда бы его попросту оптимизировали, как сейчас принято выражаться. И не только выражаться. Заказал же кто-то Белого этому снайперу… Нет, сначала его хотели похитить… А когда не вышло…
Зачем мы ввязались в эту авантюру? Трах, бах - поехали! Поехали ни по что, вернемся ни с чем… Семь лет в наше время долгий срок, почти вечность. Все усилия отважных разведчиков могут захлебнуться в провинциальном хмельном киселе. Уже, считай, захлебнулись…
И зачем мы бомжа этого с собой потащили? Он-то при чём? Ну, загипнотизировал его кто-то… Хотя кой чёрт загипнотизировал? А этот безумный стробоскоп в баре? И неизвестно, чем бы ещё кончилось сумасшедшее кружение, если бы не Топтыгин с медным чайником… А не будь чайник медным? Может, на Посланца Чёрного Властелина только медь действует? Или кипяток? Или оба элемента в сочетании? Какой вздор лезет в голову. Точно, Зона сводит с ума, и стоило бы мне полежать в санатории "Глубокий сон", полечиться… Вот получу гонорар и лягу…
Нет, для чего-то он здесь нужен, Паша Эмильевич.
И пояс на него напялили - зачем? Принёс же чёрт не вовремя этого шахида-бакалавра! Шахид должен появляться только в самый ответственный момент, как ружьё в третьем акте…
Пояс нужно снять с бомжа. В конце концов, Посланца я сам себе придумал. Кто мы такие, чтобы распоряжаться чужими жизнями? Здесь не Зона, и нечего тащить с собой тамошние порядки… Мы ведь, по сути дела, похитили человека, и давешние менты с поминок вправе нас арестовать. Сталкеров недоделанных.
А Майору тоже надо бы полечиться. Когда я спросил его, зачем он Гороху голову отпилил. Майор сказал, что киллера уже дважды хоронили - на Кипре и в Ванкувере, и без головы никто бы ему не поверил… А так ушла посылочка в самые высокие московские кабинеты, покатилась голова убийцы по ковровым дорожкам, как при Иване свет Васильевиче… Вот оно, новое средневековье во всей красе… И мы сами его укрепляем делишками своими скорбными… Вместо того чтобы опомниться и спросить себя: зачем? Потому что в очередной раз вышла перемена вечным ценностям?
Печкин решительно поднялся и зажёг лампу.
На раскладушке Паши Черентая снова лежал Посланец Чёрного Властелина - гладкое, стёртое, нечеловеческое лицо, сомкнутые веки с какими-то иероглифами…
- Видишь, - прошептал Майор.
В одной руке его был пистолет, в другой - пульт взрывателя.
- У него бывает. Когда спит, - сказал Майор. - Я это ещё там. Заметил. Прорезается. Иначе давно бы уже. Денег дал. Ксиву. И пинка. Чтобы летел до Владивостока.
- Чего не спишь? - только и сумел сказать Печкин. - Если бы он хотел, он сам бы уж давно… Ещё в поезде или даже раньше…
- Я долго могу. Не спать, - сказал Майор. - Теперь ты. Постереги. Пистолет сними. С предохранителя. А то вы вечно.
Печкин выключил лампу, проследовал к постели, залез под одеяло и свернулся калачиком, чтобы согреться. Потом вспомнил, извлёк из-под подушки "беретту", но снимать с предохранителя всё-таки не стал - он был штатским человеком, ещё отстрелишь себе чего-нибудь…
В такие зимние ночи кажется, что рассвет не наступит никогда. В теле просыпаются всякие скрытые болезни, начинает саднить горло, ноют суставы и бурчит в животе. И сама жизнь представляется лишённой всякого смысла… Тем более что так оно и есть…
Час Быка. Свирепая тоска перед рассветом.
Вдруг журналист понял, что мешало ему заснуть.
Тишина. Большой город никогда не смолкает. Зона никогда не смолкает. А тут так тихо, что слышен даже ход наручных часов.
Тишина.
Не даёт уснуть.
Тишина.
Не спать.
Да и нельзя ведь спать…
Глава девятая
Кончилась их авантюра просто, буднично и безнадёжно. Майор поднялся раньше всех и растолкал часового Печкина:
- Вставай. Страж неусыпный. Одевайся.
Печкин поднялся и не знал, куда глаза девать от стыда. Паша Черентай сидел за столом и питался оставшимися пельменями - прежний бомжик-воришка.
Майор тоже был одет и смотрел на журналиста с жалостью.
- Если бы в Зоне. Нас бы уже давно. Расстрелять бы тебя. На воротах. Из поганого ружья.
- Да я как-то неожиданно, - сказал Печкин.
- Нет, - сказал Майор. - Так всегда бывает. С некоторыми. Теперь бы кофе. Крепкого. Мужского рода.
И тут же раздался стук в дверь:
- Артур Иванович! Игорь Моисеевич! Завтракать будете?
- Смотри-ка - имена запомнила! - сказал Печкин. - А я всё никак не привыкну… За что ты меня Моисеичем оформил?
- За дело, - сказал Майор. - Открывай.
Печкин натянул штаны, прошлёпал по ледяным половицам К двери, повернул ключ - и впечатался в стену затылком.
Через две секунды всё было кончено.
Как положено - каски-маски-"абаканы", наручники, шестеро омоновцев и один в гражданском чёрном пальто - самый главный.
Печкин покосился на Майора - дескать, что же ты? Или ты только с бандитами храбрый да умелый? А на своего брата-мента не стоит?
Майор пожал плечами. А на Пашу Эмильевича и смотреть было незачем. Он тут никто. На него и омоновцы не смотрели - заковали и усадили на стул, охранник сзади, как у всех.