Додон всю дорогу повторял то же самое, что нам впаривал, а потом заорал, что один болтаться не собирается, что Юношу тоже повесить мало: он двух санитаров зарезал в психушке и одну библиотекаршу, божьего одуванчика…
Нет, говорим, божий одуванчик - это на Материке, это тамошние дела и нас не касаются. Сами мы парня в ментовку не повезём, пусть органы за ним приезжают, если осмелятся. А вот ты, Додон, грешил в Зоне; хоть и трудно в Зоне согрешить, а ты всё-таки умудрился…
Повесили, конечно, Додона всем в науку, хоть Юноша то кричал про бессудную расправу, то требовал действительно повесить его рядом. Псих, что с него взять… Убежал он тогда со Свалки в направлении Припяти, и все вздохнули: если парень действительно виноват, так сам себе кару и выбрал… Если повезёт, шаманом станет…
Но не стал он шаманом. И спас он меня, хоть я ничего тогда и не помнил. Да я рассказывал.
А второй раз я увидел его, когда он, уже в белом комбезе, притащил пораненного кровососом Мегабайта…
Но Мегабайт тоже ничего не помнил и рассказать ничего не мог.
Глава седьмая
…Если и была кошкинская милиция поражена безумием, то было это безумие особого рода, в чём Печкин с Майором очень скоро и убедились.
Конечно, ждать на привокзальной лавочке они никого не стали, а пошли искать оплот здешних органов правопорядка.
Долго колотились они в закрытую дверь отдела внутренних дел. Располагался он в старинных торговых рядах - не добрались до города Кошкина ни иностранные инвесторы, ни столичные застройщики. Одни китайцы добрались со своими товарами, одинаковыми от Берлина до Мадагаскара. Китайцы и указали на искомое, а вывеска подтвердила.
Хорошо устроились кошкинские менты, не приходилось им далеко ходить за данью.
Наконец лязгнул засов, и на пороге нарисовался совершенно заспанный лейтенант. Видимо, дежурный.
- Хрюли надо? - зевнул он. - До поезда ещё… Долго ещё до поезда…
И то ли завыл, то ли зевнул. Майор сунул ему в нос удостоверение.
Никакого потрясения лейтенант не выказал, не представился, жестом пригласил войти внутрь и удалился за перегородку. Там он уселся за стол, украшенный искусственной ёлочкой, подложил под голову маленькую подушку-думку и обхватил голову руками, отгораживая её от внешнего мира с его бурями и треволнениями.
- Ничего себе, - сказал Печкин. - Хоть бы нахамил, что ли… А то как-то невежливо получается…
- Встать, - сказал Майор очень громко, изо всех сил сказал. Но не закричал, заметьте.
Лейтенант убрал одну руку, глянул на пришельцев мутным, но сардоническим глазом. Потом, видимо, узрел Черентая.
- Сам и оформляй, полкан, - сказал дежурный. - Не наш клиент. На железке своя ментовка.
- Начальник отдела, - сказал Майор. - Тоже спит.
- Нет, - сказал дежурный и оторвал голову от думки. - Он на поминках. Все на поминках гуляют. У Андроповны. Может, уже спят. Хрюли дёргаться? Все там будем…
- А кто умер? - сказал Печкин.
- Так Андроповна, - сказал лейтенант и закрыл глаза. Поражённый Майор даже не попытался тряхнуть дежурного за грудки. Он сказал только:
- Адрес Андроповны.
Дежурный посмотрел на посетителя с изумлением: как это можно, дослужившись аж до полковника, не знать таких элементарных вещей?
- Сразу за Домкультуры, - сказал он. - Там увидите.
- Ну пошли тогда, - сказал Печкин. - От этого толку не добиться. Видимо, он уже отсидел своё на поминках…
- А не пахнет, - сказал Майор и повернул Черентая к выходу.
Дверь за собой они не затворили сознательно и даже некоторое время постояли на крыльце в ожидании - поднимется ли дежурный, чтобы запереть, или уснёт не замкнувшись.
Но так и не дождались.
Печкину приходилось в своей журналистской практике попадать в самые разные места. Например, в деревеньки, где по случаю престольного праздника были пьяны все поголовно - от начальства до младенцев, где недоенные коровы обречённо мычали, но не могли заглушить звуки вечного застольного гимна - песни "Виновата ли я". Но Кошкин всё-таки числился городом…
С большим трудом удалось выяснить у китайцев, где находится Дом здешней культуры.
Здание сильно обветшало, и даже колонны у входа стояли сикось-накось, зато на полусгнившей доске объявлений красовался новенький постер фильма Ларса фон Триера "Босиком в голове".
- Надо сходить, - сказал Печкин. - А то я в Москве его так и не поймал…
- Не надо, - сказал Майор. - Ты мне на поминках. Нужен. Там вся ментура. В сборе. Вот и будем. Тактично расспрашивать.
В городе Кошкине запросто можно было бы снимать фильмы о бедной послевоенной жизни. Потому что за Домом культуры стоял самый обыкновенный барак. Из полуоткрытых, несмотря на зиму, окон доносилось довольно унылое пение. Правда, песня была другая - "Напилася я пьяна, не дойти мне до дому".
- Новый год совершенно естественным образом перешёл в поминки, - сказал Печкин.
- На поминки ходят без приглашения, - напомнил Паша Черентай и очень оживился.
Воистину, никто не удивился их приходу - просто потеснились на разложенных вдоль длинного стола досках, налили без разговора. Несколько человек действительно были в милицейской форме. Определить принадлежность остальных было трудновато: кто в хорошем костюме, кто в ватнике, кто в пушистой шапке, кто в сером полушалье…
Майор высмотрел человека с капитанскими звёздочками. Тот как раз говорил тост:
- Андроповна была… и осталась… единственным нормальным человеком… Царство ей небесное по самое не могу! Андроповна! Ты всегда с нами!
Все выпили и закусили квашеной капустой из тазиков, расставленных по столу. А вот ложками при этом пользовались не все…
- Товарищ капитан, - сказал Майор, когда тостующий вытер пальцы об мундир. - Можно вас. На два слова.
И показал удостоверение.
Капитан, как и давешний дежурный, почтения не выразил, но всё же неохотно вылез из-за стола. Печкин прошёл с ним и с Майором в уголок, а Черентай остался поминать чужую Андроповну - не вытаскивать же его со скандалом!
- Ну чего ещё, - сказал капитан. - Всё ездите и ездите, никак не наездитесь…
- Предписание Генеральной прокуратуры, - сказал Майор. - Я человек маленький.
- А я ещё меньше, - сказал капитан. - Вы по поводу той платформы с вагонкой?
- Нет, - сказал Печкин. - Мы по поводу событий, произошедших несколько лет назад. Когда здесь задержали неизвестного в состоянии амнезии…
- Это ещё до меня было, - поспешно сказал капитан, вытер усы рукавом и даже попытался застегнуть мундир. - То есть не я был начальник, а майор Щербатых. Товарищ полковник, и вы, товарищ, - он покосился на Печкина, - вы бы лучше уехали. Нам неприятностей не надо. Начнут вас отстреливать - могут и в нас ненароком попасть…
- Кто. Будет нас. Отстреливать, - сказал Майор.
- Эти… Диверсанты. Как тем летом.
- Какие. Диверсанты.
- Нам не доводили, - сказал капитан. - Ими ваши занимались, московские. А у нас преступность нулевая. Практически. Некому беспорядки нарушать. А что пьём - так это потому что депрессивный район…
- Завтра. Поговорим. По-другому, - сказал Майор. - Погоны сниму.
- А хоть сейчас, - сказал капитан и даже сам попытался оторвать один погон, только пальцы не слушались.
- Он тебе и завтра то же самое скажет, - вздохнул Печкин. - Заговор молчания. Пошли. Пусть проспятся.
- Боюсь, - сказал Майор. - Это надолго. Вытаскивай этого. Нечего ему. Пошли ночлег искать.
Печкин вытащил из-за стола упиравшегося Черентая - но никто не обратил на это внимания. Только песню сменили - "Стою на полустаночке".
Они вытащили воришку на крыльцо. Было уже совсем темно - единственный фонарь торчал у барака, да светился огонёк на станции.
Последнее, что они услышали, был голос капитана:
- Андроповна! Наливай - ты здесь хозяйка!
Неужели Семецкий не один такой в этом мире?
Но возвращаться в барак для проверки что-то не хотелось…
Глава восьмая
Кто бы знал, кто бы ведал, как тоскливо командированному вот в таком маленьком городке зимой, без друга и приюта, когда оказывается, что никто тебя тут не ждёт и приехал ты сюда по ошибке, и некуда тебе пойти, автобус только завтра вечером, и в Доме колхозника всего одна комната на десять коек, и делить её тебе придётся с командой, приехавшей на межрайонные соревнования по домино, и команда продолжает тренировки, отчаянно желая хоть напоследок повысить класс…
И никакие перемены в стране не могут этого изменить. Разве что изметелят приезжего не зареченские, а чечены. А может, и те, и другие…
Но сначала следовало найти Дом колхозника. Да и компания у Печкина всё-таки имелась.
- Какая-то власть. Должна быть, - сказал Майор.
- Только не в это время, - сказал Печкин. - Паша, есть тут гостиница?
- Есть, - сказал Черентай. - Но нам туда нельзя. Я там пасечника одного обнёс. Только у меня банка в руках раскололась, вот они меня и вычислили…
- Ах ты мой сладкий, - сказал Печкин. - Нам туда можно. За истечением срока давности. Так что веди.
Двухэтажную гостиницу нельзя было спутать ни с каким другим заведением, потому что над входом висела большая вывеска: "Гостиница".
А чего выдумывать, если она одна?
Внизу сидела не то дежурная, не то администраторша, а то и портье - пожилая недовольная женщина в мохнатой кофте: было холодновато. Она с порога спросила:
- Баб водить не будете?
- Ни в коем случае, - сказал Печкин.
- Голубые, что ли? - нахмурилась женщина-портье.
- Двухместный люкс. С диваном, - сказал Майор.
- Дивана нет - есть раскладушка, - сказала портье. - Будете?