Игорю тогда надо было обрастать сотрудниками, вот он после диплома и пригласил Гришу держать экзамен в аспирантуру Института, поскольку пара аспирантских мест для только что организованной группы Игоря была твердо обещана. Так и пошло. Гриша стал аспирантом, Игорь предложил ему хорошую тему, тот послушно выполнял все предложенные эксперименты, в процессе обсуждения результатов все больше отмалчивался, слушая, что скажет Игорь, но, опять же, работал аккуратно, так что не одобрить его кандидатскую было просто невозможно. Грицько стал кандидатом наук и начал понемногу меняться. И, к сожалению, не в лучшую сторону. Во-первых, он стал демонстрировать какую-то совершенно непонятную Игорю тягу к общественной работе. Он был и членом профкома, и членом комитета комсомола, и студентом университета Марксизма-Ленинизма, и, главное, при каждом удобном случае старался попасться на глаза начальству в качестве "быстро растущего молодого специалиста". Серьезно Игорь к такой активности не относился и, скорее, посмеивался над гиперактивным Грицько, не забыв, правда, объяснить тому, что если от всех дополнительных обязанностей начнет страдать основная гришина работа, то из лаборатории его Игорь выставит. И вообще, гораздо больше Игоря беспокоило "во-вторых".
А это "во-вторых" заключалось в том, что от ставшего кандидатом наук Грицько Игорь ожидал каких-то самостоятельных научных идей, тогда как тот или мог делать только то, что ему скажут, или, когда высказывал что-то свое, то это "свое" было таким бредом, что Игорь начинал даже сомневаться в том, запомнил ли Гриша хоть что-то из того, чему его учили. При этом Грицько страшно заботился о том, чтобы каждый кусочек работы, которую он сделал, независимо от его научной ценности, нашел бы свое место в одной из публикации лаборатории, а сам Грицько, естественно, стал бы в этой работе соавтором и пополнил бы свой список печатных трудов. Если Игорь выражал сомнение в ценности добытого материала, то Гриша обижался, упрекал Игоря в недостаточной заботе о молодежи и вообще всячески демонстрировал свое неудовольствие. Еще одной темой его непрерывного интереса были возможные стажировки в зарубежных лабораториях. Вообще-то Игорь был совсем не против посылать своих сотрудников в загранки, давая им возможность и мир посмотреть, и себя показать, и кое-какого барахла для семьи прикупить, но, все-таки, в качестве главной цели видел выполнение хорошей работы. После же того, как Игорю позвонил коллега из одной европейской лаборатории, где Грицько провел перед этим два месяца, так и не сумев по возвращении толком объяснить Игорь, чем он там, собственно, занимался, и в мягкой форме попросил прислать в следующий раз кого-нибудь еще, поскольку доктор Мамченко имеет, по-видимому, другие научные интересы, Игорь с гришиными загранкомандированиями притормозил. Улучшению отношений это, естественно, не способствовало. Как и то, что безграмотные гришины статьи Игорь из лаборатории не выпускал, заставляя зеленевшего от злобы Гришу переписывать их по пять раз, а когда тот однажды со скандалом потребовал одну из них не тормозить, упрекнув вырастившего его из полного дерьма Игоря в научной зависти, то Игорь разрешил, дождался разгромного отказа из редакции и тогда уж перекрыл его писательство намертво, чтобы не навлекать на лабораторию позора. Впрочем, из туманных намеков не сдавшегося Гриши Игорь уловил, что тот пребывает в полной уверенности, что в провале его статьи виновата не его собственная малограмотность, а интриги Игоря, связавшегося с редакцией по каким-то своим каналам и устроившего отрицательную рецензию. На такой бред даже ответить было нечего. Интересно, что при всем при этом Игорь от Грицько избавляться даже не пытался в силу сентиментальной привязанности к первому ученику и ни на чем не основанной надежде на еще не утерянную возможность сделать из него что-нибудь пристойное.
Как бы там ни было, перефразируя Гашека, можно сказать, что на тот момент в кругу ученых мэнээс Гриша Мамченко стал считать себя равным высшим чинам и требовать от Игоря, чтобы тот подтверждал этот факт как продвижением Гриши по службе, так и предоставлением ему выигрышной тематики и подчиненных сотрудников. Пусть хоть дипломников. В качестве основного мотива для своих требований Грицько выдвигал вовсе не качество своей научной работы, а то, что он работает с Игорем давнее всех, искренне полагая, что все положенные карьерные и другие блага он должен получать просто, так сказать, по выслуге лет. Игорь с этим не соглашался, но Гриша получил неожиданную поддержку, ни много ни мало, от самого Директора, который стал неожиданно упрекать Игоря в зажимании молодежи и даже в ревности, что было уже полным идиотизмом, поскольку своего за Гришей не водилось ни капли и все его достижения полностью базировались на идеях и работах Игоря и других его сотрудников. Впрочем механизм возникновения директорского интереса сомнений у Игоря не вызывал. В какой-то мере, он винил в этом самого себя, понимая, что именно его находчивость обратилась сейчас против него самого.
Дело в том, что как раз он сам и был изобретателем автором забавного подхода к решению многих обычно трудно решаемых у них в Институте вопросов. Схема "неформального" решения самых разнообразных проблем, тщательно продуманная и периодически воплощавшаяся в жизнь Игорем, базировалась на хорошем к тому времени знании институтских порядков и достаточном понимании параноидального склада характера Директора, насколько такой характер вообще можно понять. Поскольку Директором многократно и вполне открыто декларировалась приверженность известному принципу "разделяй и властвуй" в своей повседневной директорской практике, то он постоянно отслеживал все имеющие место конфликты в отделах и лабораториях между сотрудниками и их заведующими или между завами соседних подразделений, чтобы, умело поддерживая их, создавать полезное для него напряжение в системе.
На этом Игорь и играл. Надо ему, к примеру, выбить для кого-то повышение или отправить кого-то на месяцок в импортную лабораторию поработать, так он сам к Директору соваться и не думает - клянчить и унижаться придется безмерно, да тот еще непрерывно будет свои безумные версии проверять на предмет того, почему Игорю именно того надо повысить, а именно этого отправить. То есть, все это относится не только к Игорю, но и к кому угодно другому, если только инициатива не исходит от самого Директора, но Игорю-то от этого не легче и потраченного - и нередко совершенно напрасно - времени жалко не меньше. Вот тут-то его выдумка и начинает действовать. С ведома и одобрения Игоря, тот сотрудник, для которого, собственно, и нужны были это повышение или эта командировка, идет прямым ходом к Директору, добивается приема, намекнув секретарше, что пришел жаловаться на своего непосредственного начальника, после чего Директор принимает его практически немедленно, и в директорском кабинете начинает жаловаться на то, что Игорь именно его притесняет и зажимает, никуда не посылая и никак не повышая, тогда как многие другие всеми этими благами пользуются во всю. Директора просят как отца родного вмешаться, разобраться и заступиться.
Поскольку в такой ситуации Директор видит отличную возможность вбить клин в отношения между сотрудником и завлабом, то два раза его просить не приходится. Он тут же вызывает Игоря, распекает его в хвост и в гриву за необъективность, несправедливость и неумение работать с людьми, после чего приказывает ему немедленно именно этого несчастного повысить или командировать, после чего выставляет их обоих из кабинета в полной уверенности, что в лице облагодетельствованного сотрудника приобрел себе верного сторонника и возможно даже информатора, а заодно уел и Игоря. В свою очередь, Игорь с сотрудником дружно направлялись обратно в лабораторию, унося в клювике желаемое. Конечно, элемент риска в таком деле всегда присутствовал, но Игорь здраво рассудил, что самим сотрудникам продавать его схему начальству невыгодно, а даже если она в какой-то мере вскроется, то польза от его работы начальственный гнев в конце концов должна пересилить. В общем, обойдется.
Естественно, в курсе этой тактики был и Грицько, тем более, что именно с ее помощью Игорь выбил ему не только поездку на хороший конгресс во Францию, но даже и квартиру в доме, построенном их Институтом на паях с министерством. И на этот раз он использовал ее в обратном, так сказать, варианте, пойдя к Директору, нажаловавшись на всевозможнейшие зажимы с игоревой стороны, да еще, похоже, и продав все прошлые игоревы авантюры. Именно к такому выводу пришел Игорь, когда Директор с жутким скандалом не только потребовал обеспечить Гришу большей частью требуемого, но и намекнул, что никакие лже-жалобы больше с ним не пройдут, и вообще Игорь теперь у него на особом контроле. Было очень обидно, но работать с Гришей и над Гришей Игорь продолжал.
Вот тут обе линии и сошлись.
VII
И сошлись резко и неожиданно.
Как-то раз, войдя в здание Института и неторопливо направляясь по широкому безлюдному коридору к лифту, Игорь чуть не был сбит с ног Роговым, который буквально скатился с широкой лестницы, которая вела на второй этаж к шикарно оборудованному отсеку, где располагались чертоги лично Генерального и его канцелярии. На Рогове практически не было лица, так, бледные остатки. И даже выглядел он не так элегантно, как обычно, хотя коньячного духа Игорь на этот раз не учуял.
- Чего с тобой, Фомич? - участливо поинтересовался Игорь, - Хвораешь, а тебя к начальству дергают работой загружать?