Человек продолжал бухтеть себе под нос, что он в армию к Волку не нанимался, что тот ему даже не платит, и что выполнять его требования он не собирается. Раньше он выполнял его требования, потому что ему самому это нравилось. А когда Волк лишает его всех удовольствий в жизни, зачем ему его слушаться?
Это бурчание мы слушали довольно долго. Я понимала, что добром это не кончится. Молоко расслаивалось дальше. Уже в стае Волка происходит такой разброд. А что будет дальше? Мне казалось, что у Волка только двое по-настоящему надежных людей: Джеральд и Микки Маус. Остальных называли лохами. Но я бы дала им более подходящее название: продажные люди. Они просто нашли себе достаточно обеспеченного хозяина. И хоть Волк не платил им денег, но его приспешники пользовались льготами, которых остальные были лишены. Это хорошая еда, неограниченность пространства в корпусе, ношение оружия.
– Если ты не заткнешься прямо сейчас, я тебя пристрелю, – предупредил Волк.
– Сам сказал: никаких больше убийств! – попытался напомнить ему человек. – Что же ты: сам свое слово не держишь?
– Мое слово. Хочу держу, хочу нет.
Волк взял автомат и прицелился в человека. Лохи отодвинулись, чтобы им не досталось. Человек до последнего кричал и доказывал что-то. А после выстрела упал головой в тарелку и остался лежать неподвижно.
– Наконец-то заткнулся, – сказал Волк.
У меня появилась надежда: может, Волк всех вот так перестреляет? При мне он уже убил второго из своей же стаи. Самая явная угроза исходила от Волка и его приспешников. Если бы стая была уничтожена, проще было бы связаться с Землей и просить у них помощи. Можно было бы надеяться на какое-то чудо.
– И больше никаких убийств, – сказал Волк, опуская автомат.
– Хорошо. Будем брать пример с тебя, – отозвался Джеральд.
– Жаль парня. Хороший был человек, – подал голос кто-то из лохов.
– Все люди хорошие, – ответил ему Волк.
Глава 44
Вам когда-нибудь приходилось так лгать? Не словами, а действиями – мелкими, скрупулезными, незначительными? Измышлять что-то новое, похожее на правду? И делать это каждую секунду, каждый новый шаг? Все время быть начеку и мысленно продумывать что-то прежде, чем твои пальцы с деловым видом нажимают новую фальшивую клавишу?
Порой ты устаешь себя контролировать, и твои пальцы начинают делать работу быстрее, чем ее успевает придумать разум. И тогда ты чувствуешь, что не прикрыт ничем.
Я сидела за компьютером и делала вид, что ищу пароли и ключи. Волк, Джеральд и Микки Маус не слишком следили за мной. И это было хорошо. Они могли бы увидеть фальшь.
Я слышала как-то выражение, что можно обманывать мыслями, а не только словами. Да, убаюкивать свою совесть, старательно закрывать глаза на что-то – дело, конечно, трудное. Оно требует огромной силы воли и самовнушения. Но лгать действиями, по-моему, еще труднее. Приходится обдумывать каждую свою мысль, подчинять ее одной идее, перепроверять на предмет подозрительности. И следить, чтобы не выбиться из этого режима. Каждая моя мысль была посвящена одному: прикрытию правды. И я не могла отвлекаться от этого ни на секунду.
Я врала всеми известными мне способами: хронически притворялась мужчиной, каторжником. Теперь еще разыгрывала из себя хакера. Я искала в компьютере ключи и пароли, которые знала наизусть, но теперь мысленно вычеркнула из памяти.
Я несколько часов просидела в компьютере, роясь в материале. За это время я должна была осмыслить, что делать дальше. Но ответы не приходили. У меня хорошо получалось тянуть время, но я его не выигрывала.
– Ну ты там скоро? – время от времени подходил ко мне Волк.
– Паролей и ключей здесь нет. Надо составить программу, которая бы их сгенерировала.
– Это как?
– В пароле должно быть пятнадцать знаков. Это конечное число. Клавиш на клавиатуре тоже конечное число. Вручную у меня не получится подобрать код, так как на это уйдет очень много времени. Надо сделать программу, которая бы подставляла все буквы и числа автоматически. И проверяла бы правильность такого кода. И когда-нибудь, на одном из кодов, это сработает.
– Что для этого нужно?
– Время. Больше ничего.
– Ты сможешь сделать такую программу?
– Да.
– Сколько тебе может понадобиться времени?
– Несколько часов на составление программы и несколько часов на проверку кодов. Итого примерно сутки. Плюс минут часов шесть.
Я думала, что уж за эти сутки должно что-то произойти. Может, я ошибалась. Ближайший корабль должен был прилететь вчера. Его не было. Лео говорил, что сюда больше никто не прилетит, пока мы тут не вымрем. Может, он был прав.
Иногда мне хотелось именно этого: чтобы нас бросили тут на произвол судьбы. Это было бы хорошим уроком для каторжников: временная победа и медленное поражение. Я с презрением смотрела на Волка, расхаживающего по своей клетке. На Лоха, который выпивал одну бутылку пива за другой. На Джеральда, который сдвинув брови и поджав губы, сидел на одном месте и думал о чем-то, чего было не постичь размерами его мозга. Разве эти люди были достойны жить или хотя бы умереть спокойно?
– Слушай, Сопляк! Меня не устраивают сутки! – взорвался Волк. – Я тебе сейчас яйца отстрелю, если ты не сделаешь все это немедленно!
Я не стала напоминать ему о том, что он призывает не калечить людей. Это бы его только разозлило.
– Слушай, Волк, – сказала я. – Я и так делаю все возможное. И даже невозможное. Говорят, что внутренности компьютера нельзя сравнивать с мозгом человека. Но в одном они очень похожи. У человека есть сознание и подсознание. Есть то, что лежит на поверхности и им можно пользоваться. Но есть так же то, что невозможно увидеть сразу, как подсознание у человека. Именно в этом я и копаюсь. Думаешь, это легко?
Я сама не ожидала, что смогу в такой форме ответить. Наверное, я хорошо вжилась в образ.
Волк стоял передо мной, не зная, что сказать. Он не был достаточно образован в этой сфере, чтобы уличить меня в махинациях. Моя речь была очень эмоциональной. Она была рассчитана на то, чтобы ей верили.
За меня вступился Джеральд:
– Он и правда что-то делает. Ищет пароли. Без него мы их не найдем.
– Ладно, – с трудом согласился Волк. – Давай делай. Только быстрей.
Микки Маус спросил, смогу ли я наладить видеосвязь.
– А что с ней? – спросила я, чтобы протянуть время.
– Веб-камера валялась на полу, – пожал плечами Микки. – Я пытался воткнуть ее штекер, но комп молчит, как будто не видит ее.
– Можно попробовать, – сказала я и подумала, что еще могу протянуть время с этой новой работой.
Но тут к нам подступился Волк.
– Какая, к черту, видеосвзязь?! Вы о чем, придурки?
– Нет, ребята, нам нужна видеосвязь, – попытался настоять на своем Микки Маус. – Такие письма, как написал Сопляк, они очень смахивают на обычные интернетовские письма. Знаете, когда знакомится парень с девушкой, занимается с ней виртуальным сексом. А потом они встречаются вживую, и оказывается, что это старая бабка или какой-нибудь младенец. Писать можно что угодно. В этом нет достоверности. А у нас не чат и не любовная переписка. Если мы требуем что-то от Земли, мы должны делать все на уровне.
Джеральд уже начал кивать головой в знак согласия. Но Волк разозлился и стукнул кулаком по столу:
– Какая, к черту, видеосвязь?! Нахрена она нам нужна?! Мы пишем о шести тысячах заложников, а что показывать будем?
– Слушай, у нас есть один. Мы могли бы показать Арнольда Рассела. И потом, мы угрожали, что будем убивать по заложнику. Мы могли бы починить связь и разыгрывать эти убийства, чтобы запугать их. Одежды в корпусе хоть отбавляй. Мы могли бы поймать кого-то из каторжников, переодеть в гражданскую одежду, завязать ему рот, чтобы он не брякнул ничего лишнего. Убить его и снимать все это на камеру. Как вам моя идея?
Мне стало жутковато. Надо убедить их, что связь не работает. Я бы не хотела, чтобы перед моими глазами разыгрывались такие жестокие сцены. А если веб-камера в рабочем состоянии, то ее нужно незаметно доломать.
– Я сказал: больше никаких смертей! – ответил Волк.
– Но в час по одному человеку. Это не так уж и много, как ты думаешь? Да мы будем брать, кого не жалко. Всяких там сопляков, лохов, хлюпиков.
Я подумала, что меня могут убить одной из первых.
– У камеры разбит штекер, – сказала я. – Ее подсоединить не получится.
– Поискать по корпусу другие веб-камеры, – выдвигал решения Микки Маус.
– Нет! – рявкнул на него Волк. – Больше мы никого убивать не будем! Хватит!
Он ходил по комнате, сунув руки в карманы. Внезапно ссутулившийся и постаревший. И я вдруг поняла то, что раньше до меня не доходило. Волк тоже боится. И тоже чувствует безысходность. И он считает себя виноватым в том, что произошло, потому что он на самом деле виноват. Каким огромным самовнушением нужно обладать, чтобы не сойти с ума в этой ситуации. Он убил около шести тысяч человек. И потенциально он является убийцей еще нескольких тысяч каторжников. Он не может этого не понимать. Он не может игнорировать ненависть, которая идет к нему от других людей. Он пытается выглядеть так, будто знает, что делает. Но самом деле он ничего не знает. И та империя, что он выстроил здесь, была создана для того, чтобы хоть как-то реабилитироваться в своих собственных глазах. Что, якобы, он что-то может сделать в этих условиях.