- Не обращайте внимания, Юра. - Маша отложила ложку. Звякнуло. - На самом деле он очень хороший.
- Кто это был? - спросил Баланов.
- Абрамов это был, Юлий Карлович, - кисло пояснил Коршун. - Да-да, не обращайте внимания, он всегда такой. Гений местного масштаба, что ж вы хотите. Знающие люди говорят: опубликуй профессор Абрамов результаты своей работы - наутро он проснулся бы ученым с мировым именем.
- А он разве?..
Кирилл Мефодьевич развел руками:
- Как видите, нет. Закрытая тема.
- Простите его, - сказала Маша - тихим, чуть шершавым, каким-то даже виноватым голосом. Баланов посмотрел на девушку. Вновь поразился ее совершенно нездешней, летящей хрупкости - и отчетливо ощутимой женственности.
- Бога ради, Маша, вы-то тут при чем? - спросил он.
Девушка невесело улыбнулась.
- Папа… он бывает не очень вежлив.
Коршуна внезапно заинтересовало содержимое собственной тарелки. Он нехотя, но энергично ковырнул вилкой в резиновой каше; взгляд его не отрывался от зелено-желтой поверхности, больше похожей на цветущее тропическое болото.
- Я… - начал Баланов, но остановился.
Маша смотрела на него так, что щемило сердце.
- Я понимаю, - сказал Баланов.
Кабинет начальника лаборатории оказался довольно просторным - с заваленным бумагами письменным столом, несколькими стульями и двумя шкафами - обычным деревянным и огромным металлическим, выкрашенным в серый цвет. Вытертый овальный коврик, непонятно каким образом сюда попавший, одиноко лежал посреди комнаты.
Лампы здесь были ярче коридорных, поэтому, войдя в кабинет, Баланов сощурился. И теперь, стоя перед начлабом, мысленно проклинал слезящиеся глаза.
- Я инженер по образованию, - сказал Баланов.
- Да хоть по модулю, - начлаб скептически изогнул брови, перевернул страницу Балановского личного дела, затем еще. - Лишь бы не "ноль". Ага, вот! Нашел.
Стекловодов пробежал словами строчку, хмыкнул и посмотрел на Баланова в упор.
- Хобби, значит?
- Увлечение, - поправил Баланов сдержанно. - Старая вычислительная техника советских времен. Нахожу, чиню, восстанавливаю, собираю из запчастей. Я специализируюсь по пятидесятым, шестидесятым годам… Так что у вас за легендарная Машина Смерти? - попробовал он перейти в контратаку.
Коршун полузадушенно всхлипнул. Начлаб смотрел терпеливо, бровь его была все так же скептически изогнута.
- Ладно, инженер, - сказал начлаб. - Сейчас мы тебя проверим, - он подмигнул Коршуну. - Внимание! Сколько существует законов Ома? Отвечать быстро, не раздумывая!
- Два, - ответил Баланов с легкой заминкой. Недоумение перерастало в раздражение. - А вам зачем?
Начлаб воззрился на него с восторгом:
- Вы меня спрашиваете? Нет, вы меня спрашиваете?! - Баланов тупо моргнул, тогда начлаб повернулся к Кириллу Мефодьевичу. - Он меня спрашивает, представляешь, Киря?
Тот кисло улыбнулся.
- ВОН! - заорал начлаб, надсаживаясь, словно между ними было все здание лаборатории. В мгновение ока лицо его стало красным, кумачового цвета, вены вздулись на круглой лобастой голове. Смотрелся начлаб теперь в точности, как плохо выбритый сеньор Помидор - только смешным при этом не казался. - ВОН, Я ГОВОРЮ! ЧТОБ НОГИ ТВОЕЙ!!
Кирилла Мефодьевича криком вынесло из кабинета.
Рев прекратился.
- Так вот, Юрий Серафимович, - сказал начлаб совершенно обыденным, очень спокойным тоном. После жутких воплей тишина, казалось, давила на уши. - Мы вас заждались, если честно. Машина См… вычислитель наш стоит. И работа, соответственно, тоже. Кстати, вы уверены, что справитесь?
Баланов пожал плечами. Его все еще трясло.
- Вы рискуете, не я, - ответил он честно. - Техника ваша мне пока не знакома. В эксплуатации я ее не видел. Что, где, зачем, как понимаю, разбираться придется на нерабочей машине. Правильно? Так каких гарантий вы от меня хотите?
- Откройте, - начлаб показал на металлический шкаф, занимающий весь дальний угол кабинета. - Посмотрим, какой из вас специалист.
Баланов вскинул голову, в три шага пересек кабинет - и со злости чуть не выдернул дверцу шкафа. Противный металлический скрип…
Долгое время Баланов молчал.
- Откуда? - только и смог сказать он. - Такая красота.
Агрегат, похожий на громоздкую печатную машинку с переводной кареткой, белыми цифровыми клавишами, черными функциональными. Выполнен в обычном советском стиле: никакого изящества, это лишнее. Эдакий голубой бегемот, на левой стороне - металлическая эмблема: "Счетмаш", Курск.
Электро-механический калькулятор ВМП-2. Год начала выпуска: 1957. Мечта.
Бегемот смотрел на Баланова из шкафа и, кажется, собирался подмигнуть.
- И заметьте, прекрасно работает, - сказал начлаб.
Баланов не ответил. Машинально сунул руку в карман, ожидая встретить холод пластмассы. Прикосновение к дешевой безделушке сейчас бы успокоило Баланова - показало, что он еще в реальном мире; в мире, который не исполняет твои желания так мимоходом.
В кармане было пусто. Баланов пошевелил пальцами, провел по складкам, вдруг закатилось - бесполезно. Брелок с моделью исчез. Что ж, невелика потеря, подумал Баланов, глядя на "бегемота".
- МЕФОДЬИЧ, ЧТОБ ТЕБЯ! - перешел на знакомый рык Стекловодов. Баланов от неожиданности пригнул голову. Рев давил на перепонки. Казалось, стена кабинета прогибается и идет трещинами, не в силах противостоять мощи этого первобытного темперамента. - ТЫ ГДЕ?!
- За дверью, - ответили за дверью.
- ТАК ЗАЙДИ!!
- А знаете, Юрий Серафимович, я вам эту штуку, пожалуй, подарю, - начлаб улыбнулся с неожиданной теплотой. Переключатель "кнут/пряник" с отчетливым щелчком перескочил на отметку "пряник".
У Баланова закружилась голова.
Не то, чтобы он привык к доброте начальства - но так открыто и честно подкупали его в первый раз. Сейчас начлаб скажет: "и это будет ваше, Юрий Серафимович. Только почините нашу чертову Машину".
Начлаб сказал:
- Забирайте, Юрий Серафимович.
- Сейчас? - в первый момент Баланов растерялся.
- А чего ждать-то? - резонно сказал Стекловодов. - Для меня это все равно кусок железа.
- Действительно, - Баланов потер висок. Навалилась какая-то потертая, равнодушная усталость. Несколько лет мечтал найти такую вот штуку, ночей не спал, все чердаки облазил - а тут в руки дают и денег не спрашивают, - но радости почти нет. Как отрезало.
- Сколько она весит? - Коршун смотрел без энтузиазма. Видимо, предчувствовал, кому придется на своем горбу тащить Балановскую красоту.
- Килограммов двадцать пять, - подсказал Стекловодов.
- Восемнадцать, - Баланов назвал цифру по памяти. Настоящему коллекционеру стыдно не знать таких элементарных вещей - особенно о предмете страсти. - Нормальный вес. Дотащу как-нибудь.
Официально, но крепко пожали друг другу руки. Баланов обхватил "бегемота", поднатужился. Блин! Тяжеленная у меня мечта, подумал он. Зато уж действительно: голубая - что есть, то есть.
- Рассчитываю на вас, Юрий Серафимович, - сказал Стекловодов веско, прежде чем закрыть за гостями дверь. - Не прощаюсь.
Пока они шли по коридору, кислое лицо Кирилла Мефодьевича постепенно разглаживалось, возвращаясь к привычному своему выражению. Покрытая капельками пота залысина красиво блестела в мягком свете ламп.
- Как вам понравился шеф? - спросил Коршун.
- Он всегда у вас такой… - Баланов замешкался, шевельнул пальцами, пытаясь подобрать нужное слово, - такой эмоциональный?
Коршун тяжело вздохнул.
- Как бы вам, Юрий Серафимович, подоходчивее…
- Я понимаю, - сказал Баланов.
3
- Я тучка, тучка, тучка, - пробормотал Баланов, разматывая провода тестера, - я вовсе не медведь… - он прикрепил красного "крокодильчика" к схеме. - А как приятно тучке… да по небу… - закрепил второй контакт, - лететь…
Взглянул на прибор. Стрелка качнулась и встала на середине шкалы. Нормально. Можно двигаться дальше. Баланов "прозванивал" шлейфы на автомате, отключив голову. Опыт: руки сами делают все, что нужно.
Мощная лампа на стальной треноге, притащенная со склада по его просьбе, продавливала темноту, как экскаваторным ножом; сильно нагревала спину даже сквозь одежду. Баланов повел лопатками и понял, что взмок - работать под лучом этого прожектора было тяжело и душно, а без него видимость сводилась к нулю. Как на сцене, под огнями рампы, подумал Баланов. "В роли Ричарда Третьего - приглашенная звезда, артист Больших и Малых академических театров!" Баланов хмыкнул. Вслед за ним хмыкнуло эхо.
Ослепительно белый, жесткий свет проявлял из черноты развороченные внутренности Машины Смерти - ряды приборных шкафов, этажерки полок с печатными платами, связки проводов, похожие на толстых отожравшихся удавов. В глубинах Машины, до поры затаившись, тихонько позвякивали тысячи электронных ламп.
Тишина угнетала. Казалось, за границами белого конуса нет ничего - совсем ничего. Темнота, мрак, космический холод, безжизненные пространства одиночества и тоски. Остался только фрагмент Машины, участок выбеленного щербатого бетона, сам Баланов - и все. Только это существует, только это висит в пустоте. Cделав шаг за границу белого света, ты исчезнешь. Там все исчезает.
- Это какие-то неправильные пчелы, - сказал Баланов громко. По залу прокатилось эхо, увязло в углах.