- Когда мы спустились в бомбоубежище, было хоть глаз выколи, свет после включился. Как же ты разглядел человека? - Спросил я.
- Я правду говорю, здесь же одному богу известно как ещё что работает. Со вчерашнего дня три раза свет в здании гас. Хлоп и темнота минут на двадцать, после опять хлоп, и снова светло. А человека я видел, точно вам говорю - большого! Больше вас! Лысый. По пояс голый. Он шел, тяжело дыша, не поднимая ног, но не было похоже, что он ранен, хотя был залит кровью с головы до ног. Он перекинул Санька через плечо! Он нёс его как тряпку, не ощущая веса. Такой большой! Такой сильный!
- Санька нёс? - Спросил Монах.
- Да.
- Значит под шкафом то, что осталось от Малька, - сказал я и усмехнулся, вспомнив, что Малёк навскидку весил килограммов сто двадцать. Монах усмехнулся тоже. Наёмник опять залупал глазищами. - Тот большой лысый человек, что ты ещё можешь про него сказать?
- Я видел его всего пару секунд пока он проходил проём между стендами. Он был страшный, шел как вбреду, глядел перед собой и как будто ничего не видел. В руке нож! Он прошел и после я, кажется, кажется, отключился, или это свет погас. Не знаю! Я растерялся, я первый раз, понимаете, понимаете. Я… Я…
- Ну, опять понесло. Помним мы, помним. - Сказал Монах. - Как тебя зовут парень? - Спросил он.
- Алексей, - промямлил он.
- Вот ведь как бывает, тёзка твой. Делай, что надо и пошли. Только быстрее, прошу тебя. - Сказал Монах и отвернулся. Мне думается он, нарочно спросил имя у парнишки, не хотелось ему пачкаться в его крови, даже косвенно.
Тот вроде всё понял и пожелтел лицом, он уже не просил за себя, просто бессмысленно хлопал нижней губой, рассматривая острие моего ножа. Тут меня неожиданно посетила одна свежая мысль, прежде я рассчитывал только на Монаха, однако в свете предстоящих и уже случившихся событий, не лишним будет иметь запасного туза в рукаве. И опять-же, Монах успокоится. Я встал и положил руку ему на плечо. Он обернулся.
- Свяжи его как следует. Пусть пока тут полежит.
Монах с лёгким сердцем принял моё решение, я видел это по его глазам.
И вот странное дело я не чувствовал к этому испуганному забитому ребёнку ни жалости ни сострадания - ничего. Словно мой эмоциональный диапазон сузился до пределов простейшего механизма действующего по самым примитивным принципам, это давало ни с чем несравнимую свободу - в мышлении, в выборе средств, во всём. Мальчишка был всего лишь инструментом, который возможно пригодится, а если нет, я даже не буду утруждать себя тем чтобы вернуться и прикончить его - просто брошу здесь и всё. Если раньше подобные мысли вызвали бы у меня многоголосый внутренний протест, то сейчас… сейчас, я был спокоен, и это приятно волновало меня как предвкушение недолгого послеобеденного сна.
Монах достал из нагрудного кармана небольшой моток неотожженной проволоки и приблизился к моему тёзке.
- Ляг на живот, и скрести руки, - мягко сказал он.
Паренёк без единого слова послушно выполнил требование.
Мы нашли Санька или вернее то, что от него осталось в одной из подсобок, во множестве расположенных по обеим сторонам длинного коридора, идущего сразу за продовольственным складом. Страшно изувеченное тело скрученное спиралью, так что лицо было обращено к полу, а носки ботинок смотрели в потолок, лежало в узком каменном кармане, предназначенном для хранения инструмента инвентаря или чего-то в этом роде. Мы лишь мельком осмотрели труп, убедились в отсутствие больших пальцев рук и в том, что Андрей совершенно спятил.
Это была уже работа не профессионального убийцы а мясника, хуже того живодёра!
Всё лицо изрезано, череп частично скальпирован, живот выпущен!
Не нужно было быть большим специалистом в данной области, чтобы убедиться, что характер многих ран указывал не на нож, а скорее на резцы и клыки. А то насколько они были беспорядочны и жестоки говорило о звериной принадлежности того кто это сделал.
Все стены заляпаны бурой жижей и отпечатками больших Андрюхиных пятерней, из кровавого месива на полу снова протянулись две широкие размазанные полосы. Ведущие из подсобки, дальше в коридор.
- Лёха да что это такое?! - Спросил Монах, его голос вибрировал.
- Это Санёк. - Спокойно ответил я.
- А чего он такой разобранный?
- Наверное, как-то с Андрюхой не договорились, - предположил я.
- Брось трепаться, я тебя на полном серьёзе спрашиваю, что происходит?
- Сам не видишь?
- Это, то о чём ты меня предупреждал?
- Похоже, из-за инъекции его внутренние процессы настолько ускорились, что Андрей теперь не совсем, то чем был прежде. А может и совсем не то. Видимо что-то там у него перегорело, и он стал…. Ну, как это, ну, короче, кажется, я уже встречался с кем-то на него похожим. Я ведь тебе рассказывал о своей встрече тут неподалёку в окрестностях "Водоканала". И в письме недвусмысленно упоминалось о работе в некой лаборатории. Ключ от квартиры, где ты сам нашел холодильник и передал его мне, у тебя от кого? От твоего знакомца? Он по твоим словам офицер медицинской службы ГГО. В инъекторе если помнишь десять гнёзд из двенадцати, оказались пусты. Куда делись ампулы и в какое дело пустили сыворотку? Смекаешь? То-то!
- Так какого хрена ты вколол ему эту дрянь?! - Вскипел Монах.
- Понимаешь, сыворотка была рассчитана на членов группы, я не знал, что она так подействует на Андрея! Посмотри на меня, ведь всё в полном порядке.
- Но ты догадывался.
- После что-то всплыло в памяти, а так ни о чём таком я, конечно же, не знал, - слукавил я. - Он бы умер тогда у нас на руках.
- Уж лучше бы умер. Как теперь с ним быть?
- Встретишь, стреляй в голову.
- Я тебе сейчас в голову выстрелю! Мудозвон! Ты сказал срок действия препарата часов около ста? После этого он придёт в норму? Да? - Он очень хотел, чтобы я ответил утвердительно. Я бы и сам хотел, только вот…
- У него сердце раньше разорвётся. Мы ему не сможем помочь. Он не узнает тебя, так что не пытайся с ним заговаривать - бессмысленно. Не забывай он сильнее и быстрее и не восприимчив к боли. Так что делай, как я сказал, стреляй в голову.
Монах зарычал и вцепился мне пальцами в горло. Я без труда стряхнул его руки, ухватил за вырезы разгрузки и легко как ребёнка приподнял над полом. Он сучил носками своих ботинок по бетону и пытался достать меня кулаком в челюсть. Каждый раз, когда он замахивался для удара, я легонько встряхивал его, отчего голова болталась как надломленный у основания черенка лист на ветру. Когда Монах утомился и ослаб, я также бережно как поднял в воздух, поставил его на место, но пока что не ослаблял своей хватки.
- Пусти сука, пусти!
- Как только успокоишься.
- Всё пусти.
Я оттолкнул его от себя и, видя, как не по-доброму он зыркает из-под бровей, сказал:
- Не забывай, зачем мы пришли. Если не возражаешь, закончим разговор после, если захочешь.
- Проехали, - ответил Монах и рывком одёрнул на себе одежду. Вдруг разом напрягся и спросил:
- Слышишь?
Я прислушался - ничего.
- Подожди, - он поднял вверх палец. - Ну, слышишь?
Откуда-то издалека принесло, словно нашептало, три или четыре притопленных под тощей бетона удара, затем раздалась трель, смолкла. Вновь невнятно заиграло. Я понял, что это выстрелы. Мы с Монахом переглянулись, не сговариваясь, вынырнули из подсобки, и бросились сломя голову вперёд по коридору.
Пол мелькал как раскрученный калейдоскоп, и я уже не мог понять красные пятна перед глазами это кровь на бетоне или я наконец-то загнал себя и скоро всё кончится. Додумать не успел.
В бомбоубежище погас свет.
Глава 22
Я поехал ногой в скользком сгустке, споткнулся, полетел вперёд головой, выставив в сторону левую руку. Правую вместе с автоматом поджал под себя, и проскрёб рукояткой затвора по полу, высекая искру. Признаться перепугался страшно, да и разбился, будь здоров. Правое колено и грудную клетку саднило и грело как от перечной припарки.
Когда направленный на меня луч света подствольного фонарика Монаха выхватил из темноты пол и стены коридора первое что я увидел это отражение собственных обезумевших глаз на глянцевой поверхности лужи остывающей крови.
- Ты как? - Спросил Монах.
Я не ответил. Махнул рукой, давая понять, чтобы он выдвигался вперёд. И только когда он обошел меня и побежал дальше, я поднялся, скривив от боли лицо. Метров около ста, я трусил, неловко ступая на ушибленную ногу, дальше пошло немного лучше. Спустя ещё какое-то время боль отпустила, я поравнялся с Монахом, бежал след в след, практически наступая ему на пятки.
Мы миновали коридор и вновь последовали ряды высоких, теряющих в сгущающейся у потолка тьме вершины, шкафов и бесконечно длинных параллельных линий скамеек. Они ни разу не пересекались, ни с чьей жизнью, только разве что в мою, внесли определённой сумятицы.
Долгое время ничего не было слышно, кроме гулких отзвуков наших торопливых шагов в полупустом пространстве бомбоубежища. Они резонировали с шуршанием струи колышущейся у виска и это в какой-то степени успокаивало. Будто баюкала добрая мачеха, как родная мать:
- Спи, усни. Спи, усни. Тук-тук, тук-тук-тук. Спи, усни. Спи, усни. Тук-тук, тук-тук-тук. Спи, усни. Спи, усни. Тук…
Но тут снова раздались выстрелы! Как в ватное одеяло, но уже яснее и настойчивее, нежели прежде. Будто испуганный новобранец, сбиваясь с ритма, отбивал на прохудившемся барабане побудку.
- Быстрее, - крикнул я Монаху.
Мы ускорились.
Стрельба становилась всё отчётливее.