Сам Тото тоже имел возможность присмотреться к нему. Тот продолжал ковылять, усиленно притворяясь калекой, но Тото начинал думать, что под плащом у него скрыты какие-то причудливые доспехи. Это не внушало доверия, но один Тото сразу бы заблудился, а там и сгинул в этом недобром квартале.
Проводник внезапно свернул к одной из хибар, отпер ключом дверь и придержал ее для Тото. Юноша вошел, крепко сжимая меч.
Внутри висел полумрак. Потом осветилась задняя стенка - нет, занавеска, за которой зажглась лампа.
- Их тут девять, - сказал вожатый, отвечая на безмолвный вопрос своего гостя. - Девять отдельных строений.
Все перегородки внутри необычайного дома были убраны, потолки поддерживались столбами. Спальню от кухни и кладовку от мастерской отделяли такие же занавески из шерсти и мешковины. Мастерская?
Меньше всего Тото ожидал найти здесь нечто подобное, но помещение действительно было уставлено верстаками с разобранными для починки механизмами, а между ними виднелись высокий шлифовальный станок, ленточная пила, набор оптических линз и штамповочный пресс. Тото словно домой вернулся.
- Я так и подумал, что ты из наших, - промолвил хозяин.
Тото, почти позабывший о его существовании, вздрогнул.
- Спасибо за… - начал он и осекся. Скуто распахнул плащ. Внизу в самом деле обнаружился старый кожаный панцирь, переделанный для него - все прочие несообразности относились к самому Скуто.
Ребенком в Коллегиуме Тото иногда смотрел представления кукольников, хотя уже и тогда интересовался не столько пьесами, сколько тем, как это делается. Особенно его занимала кукла Злыдень, постоянно строившая козни всем прочим. Скуто был живым воплощением этого персонажа: крючковатый нос почти сходится с загнутым вверх подбородком, между ними прорезан узкий коричневый рот, маленькие глазки глядят подозрительно. Но уродом Скуто делало не лицо и даже не горб на спине, а шипы, торчащие по всему его телу, - одни короткие, вроде рыболовных крючков, другие длинные, как ножи. Вся его одежда, включая и панцирь, была разодрана и заштопана в сотне мест. "И как он сам себя еще на куски не порезал", - думал Тото.
- Ладно, ладно, - проворчал Скуто. - Ты, полукровка, тоже не из красавчиков. - Он положил на верстак свой арбалет с магазином, вмещавшим не меньше десяти стрел.
- Извини, я… - Даже арбалет не отвлек Тото от его владельца.
- Чего "я"? Во мне-то кровь чистая. - Скуто оскалил в улыбке торчащие вперед зубы. - Здесь мое племя не часто встретишь, но Империя знает нас и крепко не любит - угадай почему. Я колючий жукан, понятно? А если хочешь спросить, много ли на свете таких, то на севере нас навалом. - Скуто хихикнул, что отнюдь его не украсило. - И хуже всего то, что ни один в точности не похож на другого. Ты видишь перед собой по-настоящему уродливого жукана; это самое вижу и я, когда смотрю в зеркало или на любого из своих соплеменников.
- Да… понимаю, - кивнул Тото.
- Еще бы, ты ведь метис. - Скуто, ростом по грудь Тото, смерил его взглядом. - Ну как, сознаешься, что ты из команды Стенвольда?
- Думаю, да. - Отрицать, пожалуй, не было смысла.
- Твоя сума говорит мне, что ты механик. Может, она чужая? Доложи-ка, на что годишься.
- Я получил аттестат в Великой Коллегии, - с гордостью заявил Тото.
- Это мне тьфу и растереть, парень. Пока не покажешь, на что способен, ты для меня не механик.
- Да ну? - Тото взвалил сумку на верстак и стал рыться в ней. - Как ты вообще здесь держишь все эти вещи? Сквозь твои стенки все слышно - удивляюсь, как тебя до сих пор не ограбили.
Скуто сплюнул - не потому, что желал его оскорбить, а чтобы придать больше веса своим словам.
- В этой округе, парень, я человек не последний. У меня есть шпионы на жалованье, есть ребята с мечами и арбалетами, которых я отправляю, куда мне надо. В случае чего сюда приведут настоящего доктора, и ничего с ним тут не случится, и заплатят ему как следует. Врагам придется собрать недурную армию, чтобы мне навредить. Со всем этим да еще с тем, что я делаю для твоего Вершителя, руки у меня редко доходят до настоящей работы.
- Ты про механику? - Тото достал что-то из мешка и протянул ему.
- Вот-вот. - Скуто взял в свои колючие руки воздушную батарею, и его скептический взгляд стал сперва удивленным, а после и одобрительным. - Неплохо, неплохо. Аккуратная штучка, компактная. Руки у тебя приделаны правильно. Поршневые моторчики, да?
- Это боевой механизм. Люблю оружие.
- Кто ж в твоем возрасте не любит? Да, потенциал есть. Если у тебя останется время от работы на Стенвольда, любопытно будет взглянуть, как это действует.
- От работы на Стенвольда? - тут же насторожился Тото. - А что случилось с твоим помощником?
- Лучше тебе не знать.
- Нет, не лучше! Трое моих друзей неизвестно где - может, их уже и схватили. Я не должен был их бросать… думал, они побегут за мной. И все из-за твоего человека, который нас продал осоидам!
- Ничего он такого не делал. - Скуто, не поднимая глаз, вертел в руках воздушную батарею.
- Как же тогда объяснить, что он привел нас прямо в засаду?
- Не приводил он, - повторил Скуто. - Сегодня утром я выудил его тело из отстойника на заводе. Кто-то хотел, чтобы труп бесследно исчез, да не тот резервуар выбрал.
- Утром? Но ведь…
- Знаю, знаю. - Скуто пожал плечами, и шипы на них заколебались, как трава на ветру. - Я шел за вами от самой площади Милосердия. И ублюдка этого видел. Как есть Больвин, с которым я три года работал! Тот самый Больвин, которого утром зарыли в могиле для бедных. Ума не приложу, парень. Просто ума не приложу.
11
Верхние окна таверны, одной из лучших в городском центре, выходили на склон с белыми виллами состоятельных граждан. Здесь хорошо обслуживали, и стража, прикормленная хозяином, являлась при первых признаках свары, но в "Хлебной гавани", как правило, было тихо. Когда Тальрик, войдя, дотронулся до полей своей шляпы, дородный жукан-трактирщик только кивнул. Мальчик мигом поставил на столик чашу разбавленного вина и сообщил тихо, что задняя комната будет к услугам гостя, как только он пожелает.
Тальрик, однако, не торопился - ничего хорошего он от этой встречи не ждал. Два его телохранителя заняли места у стены. За милю видно, что это солдаты, зато они знают, что в случае оплошности им пощады не будет. У капитана Тальрика и рядовые, и генералы ходят по струнке. Все осоиды, несущие службу в зарубежье, боятся его как огня.
Он посмотрел на свое отражение в чаше. Темная жидкость скрывала морщины, которые появились у него за последние несколько лет. Завершающий год войны со стрекозидами дался ему особенно тяжело. Тальрик и его люди, заброшенные во вражеский тыл, вели опасную игру с Бархатными, героями стрекозидской тайной войны. Потом его отозвали усмирять восстание в Майнесе, потом взор Империи устремился на запад, и Тальрика перевели в Геллерон.
Здесь он тоже чувствовал себя как на войне: долг, еженощно сражаясь с его личными желаниями, не всегда безоговорочно побеждал. В имперских городах все обстоит по-другому: там прежде всего существует настоящая власть. В Геллероне она тоже имелась в виде богатых и жирных советников, но Тальрик, изучивший город со всех сторон, знал, что тот живет как ему вздумается. На самом деле городом управляют мелочные интересы, корысть, бандитские шайки, промышленные магнаты, цеховые старосты, воротилы черного рынка - ну и чужеземные агенты, само собой. Горожане ничуть не против; Геллерон - это обширный, засасывающий хаос, полная противоположность железному строю Империи… и Тальрику он, в общем, по вкусу. Должностные обязанности приводят его в такие места, о которых он дома понятия не имел. Он побывал в театре, где со сцены открыто насмехались над богатыми зрителями, а те еще и аплодировали. Побывал на званом обеде, устроенном жуканами-магнатами, арахнидами-работорговцами и муравинами-ренегатами, торгующими оружием. Побывал в элитных клубах, дорогих ресторанах и борделях, где предлагались девушки всех существующих рас. Как человек военный, он должен напоминать себе о долге по меньшей мере раз в сутки.
Ему будет недоставать всего этого: при имперском режиме город станет уже не тот. Разве могли бы подчиненные, трепещущие от одного его вида, подумать, что их начальник способен испытывать подобные сожаления - или, скажем, тревогу?
А между тем это так. У Тальрика беспокойный характер, именно поэтому он так хорош на своем посту. Постоянное беспокойство позволяет ему не упускать почти ничего. Сейчас, например, Тальрика беспокоит человек, с которым он должен встретиться, - и не только сейчас, а все двадцать лет их противоестественного союза.
Он встал, подмигнул мальчику и поднялся в отдельную комнату. Там будет темно: Сцилис не хочет, чтобы его видели, да и у Тальрика нет желания созерцать его очередное обличье. Много лет капитан повторяет себе, что тот просто мастерски гримируется, но любая вера изнашивается с годами.
Тальрик боялся (подчиненные никогда бы не подумали, что он способен испытывать страх), что когда-нибудь, зажегши случайно свечу или лампу, увидит перед собой собственное лицо.
Фигура Сцилиса, всегда осторожного, темнела рядом с открытым окном. Тальрик не спеша уселся, допил вино и лишь тогда спросил:
- Так что же пошло не так?
- Да то, что бы с тем же успехом можете брать в солдаты клоунов и цирковых уродов - а ваш местный гений и того хуже. - Голос без какого-либо акцента звучал саркастически. - Они слишком рано захлопнули западню, вот дети и разбежались. Советую вам наказать их - тех, что еще живы.
Тальрик кивнул. Четверо "студентов", о которых его информировали, оказались на поверку весьма опасной компанией.