Не спал Гвейран - была его очередь нести караул. Почувствовав шевеление брезента, спросил:
- Ты чего возишься? Спи, твоя смена не скоро… Да что с тобой?!
- Н…ничего, ерунда, - лязгая зубами, выговорил цергард. - Кошмар приснился. Дежурный.
И тихо, сдавленно застонал, как от мучительной боли.
Вацлав протянул руку, пошарил в темноте, стараясь не задевать спящего адъютанта. Дотронулся до лица Эйнера, оно было ледяным и мокрым, губы дрожали. Провёл рукой от щеки к подбородку и к шее, почувствовал, как под пальцами бешено пульсирует артерия. Спросил тихо:
- И часто тебе такое снится?
- Н… не очень… - ему было трудно говорить. - Не каждую ночь…
Навязчивые кошмары. Что может быть проще? Портативный пси-корректор, два мнемокристалла на присосках… Только где их взять ночью, посреди болот и хлябей чужой планеты?
Уже не заботясь о покое спящего, Гвейран перебрался к Эйнеру. Велел настойчиво:
- Спи!
Тот отрицательно помотал головой:
- Не буду больше. Если засну, оно опять… - в шёпоте его слышался страх, он продолжал дрожать. - Оно если уж начинается, то до утра. Лучше я буду караулить, а вы ложитесь.
Гвейран несколько раз моргнул, отгоняя наваждение, но оно не проходило. Не было рядом с ним в ту минуту Верховного цергарда Федерации, начальника внешней разведки, одного из самых влиятельных и опасных людей в государстве. Был измученный болью мальчик, который когда-то спал на его коленях и верил каждому из его обнадёживающих слов.
- Спи. Ничего плохого тебе больше не приснится. Я буду держать тебя за руку и отгонять кошмары.
- Как это? - доверчиво удивился тот, дрожь стала слабее.
- Телепатически. Я же пришелец, ты забыл? Мы это умеем.
- Потрясающе! - восхитился мальчик, и заснул почти мгновенно.
Гвейран добросовестно держал его за руку до утра, будто это и в самом деле могло помочь.
Вот что значит сила внушения! Проспал он всю ночь, сном праведника, как давно уже не доводилось. И проснулся не оттого, что пора пришла, а потому что выспался - вовсе небывалое дело. Утром, за завтраком (состоявшим из одного клубня хверса на нос) ему было очень стыдно за то, что пропустил все свои смены. Он извинялся, ввергая в смущение агарда Тапри - тому затея с поочерёдным дежурством изначально не нравилась, потому что непорядок. Если начальник бодрствует, то и адъютант спать не должен - иначе, зачем он нужен? Тапри согласен был чередоваться на посту с пришельцем, это было бы удобно и справедливо. А господин цергард должен спать всю ночь, и очень хорошо, что получилось именно так, считал он. Но господин цергард, к его огорчению, клялся, что подобного больше не повторится. Жаль, очень жаль!
Потом настал черёд смущаться доктору Гвейрану, потому что Эйнер принялся вслух восхищаться его ментальными способностями (к слову, отсутствовавшими напрочь).
А потом он вдруг перебил сам себя, задав вопрос не в тему:
- Скажите, а вообще, зачем вы здесь?
- То есть как? - не поняв, опешил тот. - Иду в шестнадцатый квадрант за катером…
- Да нет же! - нетерпеливо возразил цергард. - Я не про то! Зачем вы, пришельцы, здесь, на нашей планете? Зачем за нами наблюдаете? Какая у вас конечная цель?
- Наверное, они хотят захватить наш Церанг! - неожиданно встрял в разговор агард Тапри. Эта страшная догадка давно вертелась у него в мыслях. Он просто не мог смолчать.
- Глупости какие! - возмутился пришелец. - Кому он нужен, ваш Церанг, вы его того гляди на куски развалите! Что нам с ним делать?
- КОЛОНИЗИРОВАТЬ! - был ответ. Читал Тапри в ранней юности одну книжку, увлёкся даже. Так вот в ней пришельцы именно этим и занимались - захватывали и заселяли чужие миры, предварительно изничтожая коренное население.
Гвейран сразу понял, откуда ветер дует, он тоже подобные вещи читал, и в земной жизни, и в церангарской. Почему-то страшные сказки пользуются неизменной популярностью у разумных существ самых разных рас.
- Не сочиняй ерунды. Ни одному нормальному человеку в голову не придёт колонизировать ваше вселенское радиоактивное болото! Сами в нём живите!
- Да-а! - в голосе агарда появились плаксивые нотки, - может, у нас и болото, а только если вашей родной планете грозит скорая гибель, вам поневоле нужно искать место для переселения! И выбирать особо не приходится!
- Ну, ты целую теорию развил! - присвистнул цергард Эйнер, он слушал диалог адъютанта и пришельца с весёлым интересом.
- Простите, господин цергард! - устыдился тот. - Больше не повторится!
- Нет-нет, наоборот продолжай! У вас так увлекательно выходит!
- Слушаюсь! Я говорю, они нас всех изведут, топь осушат, и сами тут поселятся.
- Ничего подобного - начал сердиться Гвейран. - Гибель нашей планете, слава богу, не грозит, переселяться мы не собираемся, на Церанге находимся с целью чисто научной, я же говорил.
- Да? - в одно мгновение милый мальчик Рег-ат превратился в цергарда Эйнера, начальника внешней разведки. Взгляд его, только что рассеянный и беспечный, стал неприятно холодным, поднизывающим, как сталь клинка. Неуютно человеку под таким взглядом. - И всё-таки, что конкретно вы изучаете?
Гвейран перемену уловил, но решил не придавать ей значения. Он не оправдывался - объяснял.
- Разное. У каждого своя тема. Лично я - мутагенные процессы. Для их изучения лучшего места, чем Церанг, не подберёшь.
- Это уж точно! - хором согласились оба мутанта, и в голосе их была горечь.
Стало неловко.
Обстановку разрядил Тапри, повернув разговор в старое русло.
- Чем докажете? - требовательно спросил он.
- Что именно? - снова не понял Гвейран. - Ты не веришь, что я изучаю мутагенные процессы? Почему? Зачем мне, по-твоему, врать?
- Я не про то. Чем докажете, что не хотите нас захватывать?
- О господи! - потерял терпение пришелец. - Да если бы мы хотели вас захватить, давно бы это сделали ! Ещё тридцать лет назад! Не дожидаясь, пока вы изуродуете планету! Ведь смотреть тошно, во что вы её превратили!
Зря он так сказал, не стоило обобщать. Ни в чём они были не виноваты, эти мальчики-мутанты, несчастные жертвы чужого безумия. Но оба как-то притихли, сникли, будто на них лично лежала ответственность за страшную судьбу этого мира.
- Скажите, - тихо просил цергард, - вы видели наш Церанг до войны? Каким он был?
Два с лишним десятилетия назад была сброшена первая бомба, планета превратилась в кладбищенскую топь. Спустя пять лет, не сговариваясь, уцелевшие правительства наложили запрет на память о прошлом. Трудно казать, что руководило ими. Боялись суда потомков? Не хотели, чтобы новые поколения знали, чего были лишены, и росли деморализованными, скорбя об утратах? Об этом можно было только гадать. Но в каждом из уцелевших государств Церанга все соответствующие материалы: киноленты и книги, учебники с картинками изымались, и не прятались даже - уничтожались. В музеи стали пускать по специальным пропускам. Вытравливались не столько знания, сколько сам дух прошлого. Разговоры на эту тему - и те были вне закона. Наверное, они всё-таки велись украдкой, не может быть, чтобы бабки и деды не рассказывали тайком несчастным своим внукам о прежней счастливой жизни.
Но кто мог бы поведать о ней сироте из воспитательного дома? И разве нарушил бы им же утверждённый закон цергард Реган, человек принципиальный и прямой, как орудийный ствол? И агард Тапри, и цергард Эйнер о прошлом собственной планеты знали до обидного мало. Сухой курс официальных наук - одни скучные, голые факты, которые и запоминать-то не хочется, чьи-то оговорки и слухи, да пара запретных книг, случайно попавших в руки - других источников информации они не имели.
Конечно, если бы Верховный цергард Федерации специально задался целью это прошлое изучить, он непременно нашёл бы источники скрытые, и узнал бы всё, что захотел. Но раньше ему это просто не приходило в голову - какой смысл? Что умерло, того уж не вернёшь, зачем об этом думать? Но горькие слова пришельца пробудили в нём интерес, ему же самому показавшийся "нездоровым".
Наблюдателю Стаднецкому не повезло. На Церанг он попал лишь с началом войны, живым этот мир не застал, лишь его агонию. Но он видел голографические записи - прекрасного качества, с эффектом полного присутствия. Ему было что рассказать благодарным слушателям. В те минуты, когда приходилось лежать, вжавшись в твердь, пережидая, чтобы очередная транспортная колонна скрылась из виду, он говорил о бирюзовом небе, как плывут по нему желтоватые облака, и стаи больших розовых птиц летят, выстроившись чёткими ромбами. О влажных серебристо-голубых лугах, наполненных горьковатыми запахами трав, и маленьких милых болотцах, что можно перейти по кочкам даже осенью. О светлых савелевых рощах и тёмных кальповых лесах, о чистых реках, в которых можно плавать и нырять, и пить из них воду, не опасаясь заразы. О зверях и ящерицах, полях и садах. О бесконечных, от горизонта до горизонта, плантациях хверса. О красивых городах и здоровых людях. И, чтобы понятнее было, о войне. О дотах, траншеях, окопах и блиндажах - спасительно-глубоких, вырытых в надёжной тверди, о землянках в три наката, о воронках, которые никогда не затягиваются и снарядах, которые дважды в одну воронку не попадают…