А не дававший ему покоя доктор Гвейран сначала пытался заснуть, чтобы скоротать время, даже овец считал, но сон не приходил. В голову лезли нехорошие мысли; чем дольше он обдумывал предприятие, тем безумнее оно ему казалось. Почему-то он вообразил, что в планы цергарда Эйнера входит десантирование на вражеской территории с парашютами, и разыгравшееся воображение рисовало яркие картины расстрела парашютистов в воздухе. Он представлял себе, как болтается, беспомощный, в ночном небе, а воздух вокруг прорезают огненные пунктиры автоматных очередей, метал рвёт живую плоть, чёрная кровь струями хлещет вниз, и медленно-медленно приземляются … тьфу, нет в этом мире такого слова, опускаются истерзанные трупы. И ладно бы их, трупов этих, было три. Так нет! В представлениях своих Гвейран почему-то обязательно оставался жив, долго разыскивал убитых своих спутников, горевал над их юными телами, прятал в топь. Тут его брали в плен, вели в пыточную камеру, оснащённую пилорамой… В общем, он успел пережить адские муки, прежде чем сообразил, что всё-таки спит, и видит дурной повторяющийся сон.
А разбудила его болтанка. Самолётик трясло страшной мелкой дрожью. Казалось, ещё немного, и повылетят из его бедного корпуса все болтики, шпоночки и прочие крепёжные элементы, развалится летучая машинка на части - тут им всем и конец. Гвейран трусом не был, но летать на технике столь устрашающе-архаичной не любил, что правда, то правда. Наверное, ему не удалось скрыть эмоции, потому что цергард Эйнер наклонился и, оттянув вбок кислородную маску, проорал ему прямо в ухо, стараясь пересилить рёв моторов:
- Ничего страшного, над горами всегда так… - потом с силой ударил ногой в дверь кабины и заорал ещё громче, - эй там, полегче, не арматуру везёте!
Как будто пилоты моли что-то изменить! Скорее всего, они его даже не услышали. Но по забавному совпадению болтанка тут же прекратилась. И агарду Тапри вновь с восхищением подумалось, какой же это великий человек - цергард Эйнер, что даже природа сущего подвластна его слову!
К большому облегчению Гвейрана, десантироваться им не пришлось. Самолёт сел на маленьком прифронтовом аэродроме в городке со смешным названием Мымра. Собственно, таковым оно было лишь в земном восприятии. На языке Арингорада это слово (мужского, кстати, рода) звучало совершенно нейтрально и никакого иного смысла, кроме топонимического, не имело.
Комендант города, полный, усталый человек средних лет, встречей с высочайшим начальством был смертельно напуган. Он выглядел таким виноватым, так подобострастно себя вёл, что невольно складывалось впечатление, будто он проворачивает в своих владениях некие тёмные делишки и опасается, уж не вышли ли они наружу. Возможно, так оно и было в действительности, но цергарда Эйнера в тот час заботило другое. Он не стал задерживаться в Мымре, потребовал машину без водителя, запретил оповещать соседей о своём прибытии в регион (не иначе, с инспекцией принесло Верховного!) и к огромному облегчению вороватого форгарда, отбыл в северном направлении, в компании всего-то трёх человек, и без военного сопровождения. С точки зрения коменданта, отваживавшегося выезжать из города лишь под прикрытием бронированных болотоходов, подобное поведение было чистым самоубийством. Дороги в округе имели одно неприятное свойство. Никогда нельзя было с уверенностью угадать, чьи они - свои ещё, или уже квандорские? Очень, очень неблагоразумно поступил цергард Эйнер! "Но кто я такой, чтобы указывать господам Верховным? - сказал себе комендант. - Уехал - и слава трём Создателям! Без него спокойнее…" Подумал так - и затравленно оглянулся, будто кто-то мог подслушать его крамольные мысли…
Пятнистый "кварг" священной козой скакал по болотным кочкам, выросшим за зиму прямо посередь дороги. "Безобразие, - думал Тапри, сжимая руль побелевшими от напряжения пальцами, - неужели трудно один раз грейдером пройтись?" Потом вспомнил, что не в столице, а в прифронтовом районе находится, некому тут дороги ровнять - и смирился с неизбежностью.
- Хочешь, я поведу? - несколько раз предлагал цергард Эйнер. Он к весенним болотным дорогам давно привык, но помнил, как трудно приходится новичкам, как тяжело лавировать колёсами между кочек, и адъютанта искренне жалел. Но тот от помощи отказывался - молча, отчаянно мотал головой, и крепче сжимал руль. И Эйнер не настаивал - чтобы не обижать. Тем более, ехать, по его подсчетам, оставалось недолго. Через час должны были начаться предместья Камра. Но Верховному цергарду Федерации Эйнеру Рег-ату следовал исчезнуть из этого мира ещё раньше - до первого блокпоста.
- Останови-ка здесь, - велел он агарду.
Участок было очень подходящим - сырым словно губка, полдня не пройдёт, как затянутся все следы…
- И мешок наш достань.
- Рад стараться! - Тапри хотел по-молодецки выполнить приказ, но забыл, куда тот мешок задевал, принялся шарить под сиденьями, весь эффект пропал.
- Да в снарядном ящике он, - напомнил цергард. - Ты же сам туда запихнул, чтобы под ногами не мешался!
- Виноват! - горестно пискнул адъютант и извлёк пропажу на свет божий.
А в мешке лежали очень, ОЧЕНЬ странные вещи! И потребовал цергард - СТРАННОГО!
- Переодеваемся! - сказал он, протягивая спутникам непонятные серые свёртки. - Скорее, пока никого на нас не вынесло!
В свёртках, понятно, оказалась одежда. Но какая! Бесформенные штаны, рубахи без ворота, кургузые стёганые кацавейки (для тепла!) и короткие - до колен - серые рясы! Плюс болотные сапоги с раструбами. Плюс заплечные котомки из брезента. Полное облачение монаха-паломника из ордена Святой Вдовицы - Праматери сущего! Что за нелепость? Зачем надо надевать… это?!
Тапри спросить не решился, лишь молча перебирал пальцами грубые завязки штанов, медлил в надежде: вдруг случится чудо и начальство передумает? А доктор Гвейран спросил, прямо и возмущённо:
- Ты что, тины нахлебался?! Зачем нам это барахло?
Агард от таких слов аж вскинулся: какое право имеет этот неблагонадёжный субъект разговаривать с господином цергардом в подобном тоне?! Пристрелил бы, честное слово! Но господин цергард возражать не стал, ответил спокойно:
- Маскировка… Бельё, между прочим, тоже снимайте. Монахи белья не носят.
- Оно хоть чистое? - осведомился Гвейран сердито, потому что было ему доподлинно известно: монахи одежду не стирают.
- Новое, - не без яду в голосе успокоил цергард. - Не беспокойтесь, не с трупов снятое. Специально шили.
И подал личный пример. Тапри последовал ему безропотно. Гвейран - кряхтя и чертыхаясь.
Когда же они переоделись - стало совсем плохо. Без элегантной чёрной формы, придававшей их облику внушительности, оба мутанта будто сбросили по шесть-семь лет жизни. Верховный цергард Федерации выглядел безнадёжно юным, почти как тогда, в первую их встречу. Адъютант Тапри казался мальчиком-сироткой. "С кем я связался?!" - подумал Стаднецкий с тоской. Потом вспомнил далёкую Землю, и нашёл ложку мёда в бочке дёгтя: "Спасибо, в этом мире монахи не бреют головы!" И всё-таки он продолжал злиться.
- Не понимаю, к чему этот карнавал? Неужели обязательно было измышлять столь экзотическую маскировку?
- Обязательно! - подтвердил Эйнер и отвернулся на секунду, чтобы никто не видел, что он хихикает, очень уж смешно смотрелась их компания в образе странствующих монахов. - Чудесная маскировка, лучшей в нашем случае не подберёшь!
И это была истинная правда. Потому что кроме искомого корабля космических пришельцев, располагался в квадранте 16-б ещё один достопримечательный объект. А именно - один из престольных храмов Вдовицы-Праматери. Скорее всего, он разрушен, может, и вовсе ушёл в топь, но для каждого монаха ордена место "само по себе является насквозь святым, так почему бы трём психам не совершить туда паломничество?". Так объяснил цергард Эйнер своим спутникам, а потом не удержался, рассмеялся в открытую:
- Надеюсь, кто-нибудь из вас разбирается в священном писании? Нет? Тогда будете изображать молчальников по обету.
Гвейран улыбнулся в ответ. Зря он сердился, план действительно был хорош. Во-первых, монахи- вдовняки (в просторечии) действительно отличались фанатизмом на грани душевной болезни, и занести их ради святой цели могло куда угодно, хоть к чёрту на рога. Во-вторых, документов они не признавали вовсе, в отличие от оружия, на которое у монахов других орденов был запрет. В-третьих, культ Вдовицы был полиэтническим, пользовался равным уважением в народе по обе стороны квандорско-арингорадской границы. И если власти Федерации религиозные проявления хоть и не запрещали официально, но, скажем так, не приветствовали , квандорская монархия наоборот, всячески поощряла их, считая веру оплотом государственности. А потому носители её, случись им оказаться в плену, могли рассчитывать на определённое снисхождение… В общем, впервые за последние месяцы Гвейран перестал ругаться на соплеменников за то, как неудачно они спрятали катер. Настроение улучшилось, предприятие перестало казаться стопроцентно безнадёжным, где-то там, в конце туннеля, забрезжил слабый лучик…
А Тапри слушал их разговор и удивлялся всё больше. Нет, не тому вовсе, что начальнику его приболело посередь войны непременно попасть в квадрант 16-б, уже не первый месяц захваченный противником. Мало ли, какие секреты там хранятся, не адъютантское это дело. Удивляло безмерно, почему господину цергарду, человеку выдающегося ума, не приходит в голову такая простая, на поверхности лежащая вещь?! К чему маскировка, к чему самая хитроумная из легенд, когда лицо его известно всем и каждому в этой стране, да и в Квандоре, наверняка, тоже! Его узнают сразу же, как только увидят - никакая ряса не поможет!