Лечение, между прочим, оказалось первейшим вариантом. Исцелить Немайн - если это действительно Немайн, а все шло к тому - друиды не могли. А вот облегчить страдания - вполне. Что дело серьезно - было понятно. Но успех-то гарантирован. Если там богиня. А если нет и отравленная просто зажилась маленько? Бывают и медленные яды. А ведь случись что, виноватыми окажутся друиды, и ни один служитель старых богов более не ступит на землю Диведа. А скорей всего, всей Камбрии.
Потому первым вспомнили самый надежный и самый одиозный метод - жертву. И с ужасом поняли, что приходится оценивать не способ проведения запрещенного на христианских землях обряда, - но его действенность. Смысл жертвы - замена. Подставить судьбе вместо одного человека другого. Если сила, которую умиротворяют, не дюже разумна или подслеповата, появляется шанс подсунуть ей что-то не совсем равноценное. Петуха за свинью. Корову за человека. Раба - за свободного. Воина - за короля…
Чем опытнее друид, тем больше выбор, тем мельче жертва. Но если при смерти богиня, что можно предложить мировому равновесию взамен? Человека мало. Даже друида.
- Бога бы поймать, - заметил кряжистый. - Гвина того же… Нашим, кто еще остался, было бы не обидно.
Друид-кузнец поскреб темя. Кряжистый с завистью последил - у самого блестела плешь, не хуже епископской тонзуры. Правда, совершенно естественная. А если учесть, что лоб приходилось подбривать, сущая глупость получалась. И неблагообразие.
- Где ж его возьмешь, - сказал. - Да и не хорошо. Как-то же обходились раньше цыплятами и овцами… Ты вообще коров резал. Может, взять много скотины? Целое стадо?
Обсудили. Выходило - без толку. Богиню не подделать…
Вернулся седой. Выслушал. Поочередно поднимал то одну бровь, то другую, то обе разом. Временами чуть прижмуривал морщинки вокруг глаз.
- А зачем? - спросил наконец. - Самозванке, если человек, и корова сойдет. Управимся. А сида выживет сама. Наше дело только облегчить. А это травы, отвары. Спину помять, конечности, чтоб не застаивалась кровь. В общем, завтра предлагаем помощь Дэффиду ап Ллиувеллину - так хозяина зовут. А для начала попросимся хоть одним глазком на сиду посмотреть - чтобы установить, какие именно зелья варить придется.
- Мне проще, - сообщил кряжистый, - я руками лечу и языком. Только вот от отравлений обычно не помогаю. Ну а эллилов прострел или одержимость - всегда пожалуйста.
Родичи собрались, чтоб не отнимать воздуха, в соседних комнатах. При Немайн осталась только мать и целители. К тому времени, когда Дионисий со свитой вошел к болящей, мэтр Амвросий уже заканчивал допрашивать сиду.
- Пульс бешеный, - констатировал врач. - Немайн взрывается изнутри, как мех с перебродившим вином. Но это ненадолго. Хотя бы потому, что сердце долго такого не выдержит.
- Не надо долго, - сида едва говорила, - надо достаточно. Это… испытания. Как новой колесницы… Органы… Как механизмы… По очереди… Сейчас сосуды. Потом другое… Я скоро забудусь опять. Надолго… Не навсегда… Надо только ухаживать. Знаете лучше… чем я.
Немайн замолчала в чуткой тишине. И епископ, понявший главное, спросил:
- Сколько у нас времени, мэтр?
- Не знаю…
- Хорошо, начнем. Возможно, успеем…
Пирр до рези в глазах всматривался в багровое от болезни пятно лица. Глаза серые. Рыжая. Волосы коротко отрезаны - да, про это сообщали… Спокойна. Молчит. Не узнает? Не подает вида? Или измучена болью? Скорее последнее.
Начали читать обычную заутреню - самый короткий вариант.
- Что вы делаете?
Луковку Пирр видел впервые. Дионисий - нет. Решил - проще и быстрее объяснить.
- Лечим твою подругу. Соборование есть таинство, исцеляющее тело и душу через молитву и прощение грехов. Не мешай - она едва в сознании, а для покаяния сознание необходимо…
Нион пошатнулась. Происходившее было странным и почему-то знакомым. Может быть, потому, что происходило обращение к силам, превосходящим человека? Превосходящим и Неметону! К той силе, которую признала богиня, рассорившись со старыми божествами. Но доверить этим людям делать с Неметоной это таинственное страшно…
- Тогда сделайте это и со мной! - выскочило само собой, как и должно. - Я - она. Не вся. Но часть. Вот. Я объяснить-то не могу!
Епископу перевели.
- Можно, - согласился Дионисий, - а ты крещена, дочь моя?
- Я - это она. Раз Неметона крещена, значит, и я.
- Нельзя так. Ты - это ты, ибо пред Господом каждый станет на месте своем… А ты человек, и душа у тебя своя.
- Раз она крещена, значит, должна и я! - Речь странно напомнила Дионисию ту, которая сейчас лежала на болезненном одре. - Такого же быть не может, не положено… Ну или крестите меня отдельно.
- Ты понимаешь, чего просишь?
Нион кивнула:
- Единения.
Дионисий тяжко вздохнул.
С постели больной снова раздались слова.
- Крестите ее.
- Она ведь не понимает, - заметил викарий, - видно же… Так нельзя.
Больная кашлянула. Перевела дух.
- Сакс, приходящий в церковь потому, что это делает король, понимает больше?… Даже если вызубрил нужные слова… Она искреннее ребенка, который не понимает совсем ничего. И мудрее меня… У нее нет земной учености, зато есть сердце, чувствующее правду…
Старому священнику, видимо, стало трудно стоять. Но от поддержки викария он отказался.
- Разве этого мало?… А наставить в вере найдется кому. И - она это я. Поверьте. Она была моей жрицей… И если души у нас разные, то грехи… общие… Грех, совершенный двоими, и тому и другому вменен. И если у меня есть надежда на спасение, прошу, не отказывайте в ней и той, что шла по моим стопам.
У сиды пошла носом кровь. Бриана приложила влажный платок и принялась укоризненно смотреть на священство. Тогда заговорил Пирр - Дионисий успел заметить, как тот отреагировал на речь больной.
- Юная язычница говорила о единении с человеком, вызывающим восхищение… О единении, а не преклонении! А чувство общности и верность не есть сотворение кумира. Она меня даже немного удивила. Сколько христианок творит себе кумиров - из мужей и любимых, а иной раз из святых людей - а чаще людей, представляющих себя святыми. Полагаю, крестить ее можно. Но если прямо сейчас, то больная не может быть восприемницей.
- Ох, - сказала Глэдис обреченно, представив реакцию мужа на обретение еще одной родственницы, хоть и не кровной, - я…
- Ее крестной матерью буду я, - отрезала Анна, - возражения есть?
Не нашлось.
- Тогда сначала соборуем Немайн, пока она в сознании, затем крестим ее жрицу, - подвел итог епископ Дионисий.
И снова зазвучали стихи покаянной утренней службы…
Крещение там, не крещение, а звали все Луковкой, никто слово не коверкал. Похожа. До слез! За эти дни Глэдис попривыкла к нескладной девчушке, что неотлучно сидит при дочери, разве иногда до ветру бегает. Привыкла - молчит, делает все, что ни скажет мать сиды. Заговариваясь, зовет ее именем Дон. Иногда говорит голосом дочери. Сильным и решительным. Но сейчас - сейчас просит от себя. Запинаясь и глядя в пол.
- Я снова не слышу Неметону… А настойка помогает…
- А тебе не надо слышать, - отрезала Глэдис. - Надо губы смочить, пить дать, на бочок перевернуть, пузырь со снегом ко лбу приложить, где жар. Или грелку, если холодной будет. А пьяную сиделку до своей дочери я не допущу. Выбирай.
- Я должна быть рядом. Я - это она.
- Не для меня.
- Для меня. И для нее. Одежду свою дала. В кровати своей ночь спать позволила. Имя дала.
- Имя тебе Анна дала. Но, верно, настояла на твоем крещении моя дочь. Так что она тебе и правда кто-то вроде крестной матери, хотя двух и не положено, - решила Глэдис. - Ну так тем более настойку нельзя. Ты же теперь христианка. А прорицать пьяной - это самое язычество. И раз уж та, что должна тебя наставить в вере, пластом лежит, а вторая вокруг хлопочет… Читать умеешь?
- Нет. Мы в Анноне все наизусть учили.
- И правда горе луковое… Ладно. Погодим немного. Одну я тебя с дочерью все равно не оставлю… Делай что скажут, помогай. А если Немайн захочет, чтобы ты ее расслышала, ты ее, наверное, услышишь.
Луковка робко улыбнулась.
- Ты думаешь, она захочет?
- Сама говорила - признала, имя дала, одежду, кров, крестила. Ты Немайн нужна, наверное. - И вдруг вывернула: - А она тебе?
- Я - это она. Меня без нее нет. - Голос Луковки дрогнул - А можно мне здесь что-нибудь для сна поставить? Чтобы всегда рядом.
Когда Глэдис вышла, Нион повернулась к Немайн. Та дышала ровно, спала, проходя одну из немногих спокойных стадий странной болезни. Потеряв сознание вскоре после соборования, в себя уже не приходила. Мэтр Амвросий сказал: более странного недуга видеть не доводилось. У Неметоны отказывали по очереди все органы - не до конца. Потом отказавшая часть тела начинала работать нормально, зато немедля отказывала следующая. Что ж, когда нибудь это закончится. Одна беда - уж больно у человека внутри много разной требухи. А у сиды наверняка еще больше.
Нион начала говорить. Ведь Неметона обещала слушать.