Директор думал, что эту кобру, завуча, нужно выжить, уж больно хорошо у нее получилось его замещать. За целый день он не нашел к чему придраться, но ничего, когда доберется до бумаг, там наверняка найдет, к чему прицепиться. Бумаг, к которым нет претензий, на свете не бывает. Эту истину он усвоил хорошо.
Подойдя к дому, директор испуганно оглянулся, не идет ли кто следом. Он не знал, что это называют фобией, ему было просто страшно входить в подъезд. Подымаясь по лестнице, обрадовался, услышав стук каблучков где-то наверху. В этот момент он не думал о том, как часто соседи шумом и топаньем нарушают его покой. Он был рад, что в подъезде есть еще кто-то знакомый. Молодая женщина с большой грудью, идущая ему навстречу, оказалась незнакомой, но приветливо улыбнулась и издали поздоровалась:
– Здравствуйте, Николай Васильевич!
– Здравствуйте, – удивленно ответил директор, пытаясь вспомнить, знает ли женщину. После травмы он уже не был уверен в своей памяти.
Его насторожило, что незнакомка, улыбаясь, движется прямо на него. Он попытался посторониться, и, лишь когда от движения ноги взметнулась широкая юбка ее платья, в голове успела мелькнуть паническая мысль: "Что она делает?" Удар ногой в горло сломал кадык и бросил его вниз, головой на ступеньки.
Выйдя из подъезда, Оля подумала, что бедная жена сильно расстроится. "Любовь зла, полюбишь и козла, надо будет ей как-то помочь, она ведь ни в чем не виновата!" – грустно подумала девушка. Сев в трамвай, Оля проехала несколько остановок, зашла в подъезд и, выйдя из него пятнадцатилетней девушкой, пошла домой. У себя в подъезде она достала из-под карниза спрятанный ключ, вышла на улицу и случайно уронила его в канализацию.
"Из-за глупой головы ногам работа!" – подумала Ольга.
Затем пошла в парк и села на скамейку читать книжку. Обычно к ней на лавочку никто не садился, но сегодня почти сразу подошли двое парней и начали разговор. Может быть, сегодня Стрельцова, в отличие от других дней, бросала из-за книги заинтересованные взгляды на парней, может быть, другие невербальные сигналы привлекли к ней внимание, но вскоре она уже весело болтала с Сережей и Александром, который не любил, когда его называют Сашей. У Александра в коммунальной квартире оказался телефон, номер которого Оля записала себе в тетрадку. А вдруг пригодится.
"Как обидно, что Толика сегодня не выпустили из училища! – думала девушка. – Теперь придется тратить время на этого Александра". Оля очень дорожила своим временем, ей постоянно казалось, что она чего-то не сделала, а могла бы уже сделать. Попрощавшись с парнями и пообещав позвонить, направилась в библиотеку. "А ведь придется звонить хотя бы раз в неделю, чтобы он про меня не забыл!" – думала она. Это ее расстроило.
С некоторых пор Оля начала вести дневник. У серьезной девушки, будущего советского ученого и молодого строителя коммунизма, обязан быть дневник, в котором она отмечает, что сделано за день. Дневник у нее получался скучным, в нем преобладали записи типа: "Сидела в библиотеке, изучала учебник по мат. анализу за первый курс". Напротив сегодняшнего числа она непривычно долго писала: "Записалась в ЦБ. Сидела в парке, читала механику за первый курс. Познакомилась с Сережей и Александром. Они такие смешные – уже на втором курсе, но, вместо того чтобы целый день учиться, только к девушкам в парке пристают. Александр оставил свой телефон: В2639. Не знаю, буду ли ему звонить…"
Собираясь домой, она, как обычно, взяла свежий номер газеты "Правда". На передней полосе красовалась большая статья о шахтере Стаханове, который в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое августа нарубил за смену сто две тонны угля. Взволнованная Оля присела на стул, у нее закружилась голова. Она точно помнила: событие должно было произойти с тридцатого на тридцать первое августа, в последний день лета. Окружающая ее действительность вдруг стала казаться сном, и девушка изо всех сил попыталась проснуться. Но ничего не вышло.
– Товарищ Сталин, с военного аэродрома звонит товарищ Артузов, он прилетел из Сталино, спрашивает, когда вы сможете его принять.
– Соедините меня с ним. Слушаю вас, товарищ Артузов.
– Иосиф Виссарионович, я разговаривал со Стахановым и его товарищами по шахте в Макеевке. Думаю, вам будет интересно то, что мне удалось узнать.
– Хорошо, приходите после восьми.
Сталин выглядел усталым, но довольным.
– Подтвердилась информация Ольги по урану. Мне сегодня звонили из Алма-Аты. По нефти тоже скоро узнаем. Оборудование для бурения уже завезли, скоро начнут монтировать. По алмазам информация поступит не раньше лета. Зимовать там будут, на месте, в Якутии, а со следующего сезона начнут искать. Докладывайте, что у вас нового.
– По делу военных пришло сообщение от агента "Венера", подтверждающее неофициальные контакты ряда наших военачальников, в том числе Тухачевского, с генштабом Германии. Такие материалы существуют, и он может их купить через свои каналы. Но цену назвал очень высокую, порядка двухсот тысяч наших рублей в германской валюте. Я думаю, если поторговаться, можно цену сбить вдвое.
– Не надо мелочиться в этом деле, товарищ Артузов, переводите деньги, и пусть немедленно передает фотокопии самым надежным каналом связи.
– Это по морю, через Амстердам, товарищ Сталин. Займет до двух месяцев.
– Не страшно. Мы должны исключить любую вероятность попадания этих материалов в чужие руки. Что вы хотели рассказать по Стаханову?
– Двадцать восьмого числа я прочитал статью и сразу послал двух доверенных сотрудников под видом корреспондентов одной малоизвестной отраслевой газеты на шахту с заданием собрать максимум информации о том, какая подготовительная работа предшествовала установлению рекорда, кто был задействован и каким образом. Полученная информация настолько противоречила любым моим представлениям, что я посчитал необходимым лично ее проверить. В результате могу уверенно утверждать, что впервые мысль о такой организации труда на шахте, которая помогла установить рекорд, посетила товарища Стаханова в конце июня этого года. До того никто ни в семье, ни среди его сослуживцев не слышали ни слова о реорганизации труда шахтеров с целью повышения производительности труда. Я совершенно определенно утверждаю, хотя это звучит невероятно, что в начале мая только Ольга знала, что Стаханов станет известен. Для самого Стаханова это была бы новость.
– Как вы это объясняете?
– Единственное рациональное объяснение, которое мне пришло в голову, – это гипноз. Выбрав по каким-то признакам товарища Стаханова и желая убедить нас в правильности своих прогнозов и продемонстрировать собственные возможности, Ольга в июне под гипнозом дала ему установку на изменение методов работы, что привело к установлению рекорда производительности труда и подтверждению ее прогноза. Можно было бы попробовать под гипнозом восстановить память шахтера и узнать, как было дело. Но как человек, по долгу службы имевший дело с этим методом, я бы не рекомендовал этого делать. В лучшем случае мы получим подтверждение данной теории, если результатов не будет, это всегда можно будет объяснить поставленными в сознании блоками, не дающими возможности вспомнить данный эпизод. А бесследно для психики такие процедуры никогда не проходят. Что касается мотивов, зачем Ольге устраивать весь этот спектакль, тут уже моей фантазии не хватает. Объективно говоря, все ее действия приносят пользу, но какой смысл в такой таинственности, понять трудно. Еще одно хотел вам сказать. Я проверил указанные Ольгой места, предположительные месторождения полезных ископаемых. По утверждениям местных товарищей, туда никогда не ходили экспедиции, как русские, так и иностранные. Тут мне тоже сложно найти объяснения. Хотя… есть одна гипотеза, способная объяснить без гипноза все имеющиеся факты, включая и все мелочи, на которые мы пока не обращаем внимания, но она, как бы это сказать, не совсем рациональна.
– Поясните свою мысль, товарищ Артузов.